* * *
Вторые сутки граф ван Гариц бежал, спасаясь от банды заговорщиков. Бежал через свой лес, по своей земле, от собственных подданных, которые травили богоданного государя, словно дикого зверя. Граф давно был бы пойман и убит, но у ван Мурьена насчитывалось слишком мало верных людей, и он не мог организовать облаву как следует. Ясно, что за одну неделю вероломный дядюшка не успел переманить на свою сторону всех сановников, не говоря уже о комендантах дальних крепостей. Любой из военачальников, несомненно, захочет выслужиться и, значит, поддержит законного государя. Не может ведь в каждом гарнизоне сидеть по Браску, столько камердинеров у ван Мурьена нет. Так что дядюшкино положение покуда очень и очень шатко. Честно говоря, его даже жаль, задумывая переворот он не мог ожидать, что ван Гариц выживет в лесном пожаре, да не в простом, а в жутком огнёвском пале, о котором легенды ходят. В гибель молодого графа поверит любой, собственно говоря, люди уже поверили, но некстати приключившееся воскрешение племянника может мгновенно разрушить планы ван Мурьена. Значит, воскресшего надо добить, пока о нём не знает никто, кроме горстки доверенных людей. Это понимали и дядя, и племянник, и все, пошедшие за ван Мурьеном. Уж им-то точно не сносить головы в случае неудачи заговора.
Вторые сутки люди ван Мурьена гнали беглеца в самую гущу гиблого леса. За ночь ван Гариц сумел оторваться от преследователей, но он понимал, что, удаляясь от населённых мест, теряет последнюю надежду на спасение. Единственное, что ему оставалось, попытаться пройти лес насквозь, перевалить Карловы горы и очутиться в землях Райбаха, где просить помощи против родного дядюшки. Старый герцог, конечно, не упустит возможности посеять смуту в землях Гарица и помощь предоставит, выторговав предварительно что-нибудь в свою пользу. А может и не выторговывать... У герцога нет сыновей, лишь одна взрослая дочь. Соседи давно намекают, что династический брак мог бы разрешить все противоречия между странами. С этим трудно не согласиться, и хотя принцесса Элиза на три года старше ван Гарица и вовсе не сияет красотой, но когда речь идёт о тысячелетней истории, три года не кажутся сроком достойным упоминания. А красота и вовсе зависит от суммы гонорара, полученного придворным живописцем. Так что это вполне достойный выход. Главная неприятность в том, что с Райбахом существует прекрасное морское сообщение, и туда же ведёт удобный приморский тракт. А вот через пущу и Карловы горы ходят разве что контрабандисты и огнёвские поселенцы.
Впрочем, ван Гариц рассчитывал именно на это. Раз огнёвские возят уголь в Райбах, значит, туда ведут тропы, не обозначенные на дядюшкиной карте. Но пройти по этим тропам можно лишь с помощью или, по крайней мере, с согласия лесовиков, которым в высшей степени наплевать на происхождение и законные права ван Гарица. Не станут же они ему помогать из-за цвета ресниц... в лучшем случае сохранят жизнь и определят на рабскую работу при угольных ямах. Для них он, видите ли, прирождённый пепельник; бери деревянную лопату и выгребай из ямы золу.
Все остальные варианты спасения были совершенно сказочными и припахивали житиями святого государя. Скажем, из чащи явится шаговитый урсох и пожрёт заговорщиков, а графу поклонится, как законному властителю этой земли. Неплохой, кстати вариант, если доведётся выбраться из заварухи, ему можно будет дать ход. Не признаваться же во всеуслышание, что пользовался покровительством мятежных мужиков. А урсох на гербе будет выглядеть весьма импозантно.
Ещё было бы неплохо предупредить огнёвских холопов, что солдаты возвращаются. Тогда поддержка углежогов была бы обеспечена. К сожалению, этот вариант уже не состоялся. Ещё вчера над вершинами леса взметнулись дымы, и не голубоватые султаны, рождённые незаконной, но всё же мирной работой, а густой сигнальный дым. Значит, в Огнёве уже никого нет, времени на сборы достаточно, так что хозяева и каши в печи не оставят, и курицы не позабудут. Зато сигнальщики явно натропят всюду следов, что должно затруднить погоню. Хоть в этом судьба к нему благосклонна.
До деревни ван Гариц добежать не успел, его перехватили на той самой поляне, где он не повесил пепельноглазую Золицу. Так уж захотелось судьбе, чтобы именно на этой прогалине разыгрывались главные события последних дней. Судя по всему, конный отряд во главе с ван Мурьеном, всполошив огнёвские дозоры, прошёл по тропе, а затем развернулся и стал поджидать беглого графа, которого звериной облавой гнали сюда пешие преследователи.
Ван Гариц выбежал на знакомую полянку, оглянулся, раздумывая, не передохнуть ли пару минут, и в этот миг из-за деревьев вышли латники ван Мурьена. Все бывалые воины, все как один из южных областей, где располагались дядюшкины поместья. Двенадцать закованных в сталь солдат, а во второй шеренге шестеро лучников. И там же, за чужими спинами стоял дядюшка Мурьен, наконец-то дождавшийся своего часа.
Бежать было некуда и незачем, сражаться бессмысленно. Оставалось погибнуть с честью. Ван Гариц бросил палку, вырезанную в помощь уставшим ногам. Если его попытаются взять живым, кинжал он успеет выхватить в любом случае, а погибнуть с дубинкой, с мужицким оружием в руках!.. - недостойно графа ван Гарица.
- Ах, как благородно! - произнёс ван Мурьен. - Как жаль, что никто из труверов не воспоёт твою гибель!.. - на этих словах лицо ван Мурьена удивлённо вытянулось, и он громко воскликнул: - Ого!
Не теряя противника из виду, ван Гариц покосил краем глаза и тоже замер от удивления. Из зарослей, откуда можно было ждать разве что подоспевших загонщиков, выходили огнёвские углежоги. Человек двадцать, угрюмые черноволосые мужики с кудлатыми смоляными бородами, они тяжело шагали по истоптанной траве, неспешно и уверенно, как ходят своей землёй, где нечего опасаться. В привычных к трудной работе руках не было никакого оружия, даже палки наподобие той, что кинул ван Гариц. Угольно-чёрные глаза сурово смотрели на нарушителей векового порядка.
- О-о-о!.. - протянул ван Мурьен. - Ты успел приручить этих дикарей? Поздравляю, мой мальчик. Похоже, сегодня мы разрешим сразу две проблемы. Пленных не брать! - приказал он солдатам. - И прежде всего, кончайте самозванца!
Лучники вскинули оружие, латники тоже подобрались, готовясь к бою. Неважно, что мужиков почти вдвое больше, безоружный не боец, а хоть бы и было у лапотников оружие, это ничего не меняет; один обученный солдат с лёгкостью уложит десяток деревенских увальней, как бы хорошо деревенщина ни бала вооружена. Опасность представлял лишь ван Гариц, умевший биться не только любым оружием, но и голыми руками. Именно ван Гарица нужно уничтожить в первую очередь, а затем уже не торопясь заняться строптивым мужичьём.
- Стреляйте! - заорал ван Мурьен, обнажая родовой графский меч, на который прежде ему лишь смотреть доводилось.
Но прежде чем хотя бы одна стрела успела лечь на тетиву, трава под ногами лучников вспыхнула, словно туда плеснули масла. С треском занялись кусты, свечой полыхнула одиноко стоящая ёлка. Огненный смерч мазнул по второму ряду нападающих, где были стрелки и предусмотрительный ван Мурьен. Люди вспыхивали чадными факелами, сгорая быстрее, чем это можно представить; ни один даже не успел вскрикнуть, побоище происходило в молчании. Цепочка огневиков стояла недвижно, уголь в их зрачках светился белым кузнечным жаром, от которого плавится сталь. Люди, сызмальства привычные жечь, просто и буднично делали свою работу. А чуть в стороне от небывалого сражения также праздно стояла ещё одна группка людей: Золица и её белобрысый жених поддерживали под руки изсераседого старика. Словно бы эти трое вышли полюбоваться притягательным зрелищем огненной казни.
Затлел лапник, брошенный на месте прошлых ночёвок, закурилась трава под ногами покуда живых латников... ещё мгновение, и всё было бы кончено, но именно в этот миг ван Гариц понял, что ему надлежит делать.
- Стойте! - закричал он, обращаясь не то к огневикам, не то к пепельной тройке, ждущей возле леса, а быть может, и прямо к волшебному пламени. - Хватит!
Огонь, вспыхнувший быстрее, чем можно спустить тетиву, погас столь же внезапно, лишь синеватые дымки поднимались кое-где, доказывая, что человека пережечь в уголь капельку сложнее, чем наколотые берёзовые поленья.
Ван Гариц понимал, что сейчас онемевшие от ужаса солдаты разноголосо завопят и кинутся врассыпную. Допустить этого нельзя ни в коем случае: воин, раз побежавший, уже не воин, к тому же, эти предатели, заслужившие самую жестокую казнь, сейчас были жизненно необходимы ему и, значит, их придётся спасать от справедливого возмездия. Закон говорит: "Смерть!" - но власть выше закона.
Гариц резко шагнул вперёд, угрожающе вздев безоружную руку:
- На колени!
Вновь он успел в нужный миг: чуть раньше солдаты могли не послушать его, мгновением позже они бежали бы, подвывая от страха. А так, все оставшиеся в живых упали на колени, словно им разом подрубили поджилки.
Ван Гариц прошёл мимо коленопреклонённых латников туда, где дымились останки дядюшки Мурьена, поднял фамильный меч. Даже если бы рукоять была раскалена, он бы не выпустил её, но золотая насечка оказалась лишь чуть тёплой. Солдаты с молитвенной надеждой смотрели на своего графа. Только что желавшие убить его, сейчас они были готовы идти за властелином в огонь и воду. Из огня, во всяком случае, они только что вышли. Теперь надо перехватить загонщиков... их человек двадцать, но после гибели ван Мурьена они не смогут и не станут оказывать сопротивления. Браска, который командует второй группой, он повесит тут же, в лесу, а простых солдат простит и в результате выйдет к людям во главе приличного отряда. Но прежде нужно исполнить самый важный долг...
Отсалютовав мечом, ван Гариц подошёл к молча ожидавшим пепельникам и преклонил колено: