Тина вытащила из ящика кухонный нож. Вышла. Спускалась осторожно, чтоб ни одна ступенька не заскрипела под босой ногой. А что, если прибегнуть к изгнанию воды, что, если… Ведь она знает… Роман учил… Одно прикосновение… Но внутренний страх сковал ее, как мороз воду. Не только губы не шевельнулись - мысли замерли, вмерзли в эту глыбу страха. Тех, в коже, не боялась ни секундочки. А тут перетрусила, как крольчиха.
"У меня же сила, дар…" - уговаривала себя Тина. Но все равно не могла произнести заклинание.
Дверь в кабинет стала отворяться. Тина сжала нож так, что онемели пальцы. Она уже не могла дышать - ожерелье ее душило. Ударить! Только бы суметь ударить! Она занесла руку и…
Тут в глаза брызнуло водой, но водой не прозрачной, а белой, будто молоком облили. Вода разлилась, все затопляя, начала густеть, темнеть. И вдруг превратилась в черное непроглядное полотно. Где-то по краю полотно светилось красным и зеленым. Но как ни скашивала Тина глаза, ничего разглядеть не могла…
Она очнулась у себя в спальне. Было часов двенадцать, осеннее низкое солнце уже заглядывало в окна. Она лежала голая на кровати среди измятых простыней. Поначалу - никакой тревоги. Легкое, какое-то обалделое состояние… Потом… Она вскинулась, провела ладонями от груди к бедрам. Пыталась вспомнить. Ничего. Тьма. Провал. Но… эти следы на простынях, и еще… Сомнений не было - этой ночью кто-то побывал в ее постели. О, Вода-царица! Кто же это? Кто? Она не помнила. Что ж выходило? Ее изнасиловали.
Она вскочила и тут же осела на пол, скорчилась от стыда, отвращения к самой себе. Ни единой царапины или синяка на теле. Тому, неведомому, она уступила без всякого сопротивления. Испугалась? Подчинилась, как шлюха?! Дрянь! Дрянь! И вдруг ее будто током ударило! А как же Романове заклинание? Почему не спасло? И вообще - почему все заклинания утратили силу? Объяснение было одно. Заклинания теряют силу, если колдуна уже больше…
Но даже мысленно она продолжать не хотела. Завыла в голос.
В тот же день решила Тина ехать в Пустосвятово.
В родном селе водного колдуна она побывала всего два раза с Романом, заходила к его отцу и мачехе, и однажды пришли они к дому Марьи Севастьяновны. Но в гости Роман ее не позвал - оставил за порогом. "С матерью знакомить не хочет, не невеста чай", - разъяснила для себя Тина. Но почему-то не обиделась.
Честно говоря, она не ведала, что теперь хочет отыскать в Пустосвятово. Но надеялась, что какой-то намек, какой-то след найдется.
Но в Пустосвятово она не попала, дошла лишь до автобусной остановки.
Остановил Тину на улице мужчина лет тридцати. Темные длинные волосы, бородка, взгляд печальный. Лик будто с иконы. Одет в длинное темное пальто. Ворот расстегнут, и видно, что под пальто алая рубашка с вышивкой.
- Зря ждешь, - покачал темноволосый головой. - Не вернется он.
Тина споткнулась. Да, именно споткнулась, а не остановилась. Чуть не упала. Схватилась рукой за фонарный столб.
- Он другу-у-ю нашел, - продолжал мужчина нараспев, глядя на девушку жалостливо. - Другу-у-ю любит.
И Тина вмиг поверила: да, Роман теперь с другой, разлучнице отдал сердце без остатка. Тина застонала. В груди сдавило, и ноги стали подгибаться.
- В-вы… кто?.. - выдавила с трудом. - И з-з-зачем… г-г-говорите… т-т-т-такое…
Она вдруг начала заикаться, хотя никогда прежде с ней такого не бывало.
- Зовут меня Николаем, - отвечал тот. - Может, слышали - Микола Медонос? Слышали же, конечно. Я в том доме, что под золотым знаком, живу. А говорю я правду всем и всегда. И тебе тоже. Жаль мне тебя, голубушка. Жаль, что темная сила тебя околдовала, душу выпила. Ты ж красавица, тебе счастливой положено быть. А ты страдаешь. И никто не поможет…
- Никто… - закивала Тина, и слезы покатились по щекам сами собой, и стало легче. Чуть-чуть, но легче.
- А я помогу, - пообещал Медонос. - Потому как женщин наших русских несчастных всех люблю. Всех без исключения. Вот, возьми. - Он вложил в безвольную Тинину ладонь пузырек темного стекла. - Поставь в спальне возле кровати. Он и вернется… Скоро…
Ожерелье проклятое так шею сдавило - не вздохнуть. Нить пульсировала, билась, дергала, как больной зуб.
Тина зажала пузырек в ладони и побрела назад, домой. Ее шатало. Один раз она даже упала, но пузырек не выронила.
- Пьяная! - фыркнула ей вслед какая-то бабка.
- Пьяная, - подтвердила Тина и рассмеялась лающим смехом, больше похожим на рыдания.
Добрела наконец до своих ворот, калитку отворила, хотела сделать шаг и… Пузырек у нее в руке взорвался. Осколки брызнули во все стороны. Кожу не пробили - Романова защита спасла. Но две косточки в кисти переломались. А следом вспыхнул рукав пальто. Тина взвизгнула. И тут же сверху, с перекладины ворот, рухнул огромный ком снега и пламя сбил - Романовы заклинания вновь действовали.
Тина рванулась назад, на улицу, захлопнула калитку и помчалась по Ведьминской. Вот же глупая! Как не заметила колдовской ауры, причем враждебной? Околдовал ее этот Микола, точно околдовал.
Тина бежала - но не в больницу, нет, а к Михаилу Чудодею, главе темногорских колдунов. Как ассистентку Романа Вернона колдовской Синклит обязан был ее защитить от подобных пакостей.
Михаил Чудодей выслушал ее внимательно, боль с поврежденной руки снял, но переломы не залечил - человека с водным ожерельем может исцелить лишь водный колдун. А таковых в Темногорске, кроме Романа, больше не числилось. Пришлось Тине ехать в больницу и накладывать гипс.
Вечером Чудодей зашел справиться о здоровье. Посидел на кухне, чаю попил, поинтересовался, нет ли вестей о Романе, а потом, вздохнув, добавил:
- Вы ошиблись, Алевтина Петровна. Миколы Медоноса в Темногорске нет. Это точно. Отсутствует уже недели две. Так что кто-то другой вам пузырек с огненным зельем подсунул.
- Кто именно?
- Огненных колдунов много, по имени назвать не могу. Возможно даже - не член Синклита. Кто-то из Романовых завистников. Может, вы сами знаете? Встречали прежде?
- А не мог Медонос вернуться тайно? - не желала сдаваться Тина.
- Чтобы дать вам пузырек? Да так неумело? Простите, Алевтина Петровна, мне это кажется более чем странным. Вы в другой раз осторожней будьте. Разве Роман Васильевич не научил вас, как от подобных нападений защищаться? Это, знаете ли, нехитрая наука. Если забыли, ко мне приходите, я вас заклинаниям научу.
Тина вздохнула:
- Научил, конечно…
Да что там учить! Ожерелье предупредило: опасность. Дергалось как сумасшедшее. А Тина внимания не обратила, в тот миг ума лишилась.
- Может, помочь чем надо? - спросил Чудодей.
- Чем тут поможешь?.. - вздохнула Тина.
И едва не выкрикнула: "Ведь правду, правду человек говорил!"
Так что в Пустосвятово она отправилась только на следующий день. Рука в гипсе, в сердце такая муть, что хоть в голос вой. О, Вода-царица! Да что ж это такое! Беда к беде!
Дом Воробьевых долго не могла найти; все постройки, давно не крашенные, покосившиеся, в окружении старых яблонь, увешанных поздними яблоками, казались схожими. Адрес Тина забыла. Наконец вдруг нашла дом. Когда в третий раз проходила мимо, что-то в спину толкнуло. И шагнула к нужной калитке. Пес загавкал. Тина уверенно направилась к крыльцу. Постучала. Дверь не отворили. Только форточку.
- Чего надо? - спросил не слишком приветливый женский голос.
Тина даже толком не успела разглядеть, с кем разговаривает.
- Я знакомая Романа Васильевича Воробьева. Он куда-то уехал, вот я и хотела узнать…
Договорить ей не пришлось.
- Пошла вон! - завопила женщина, и форточка захлопнулась. Звякнули стекла.
Тут и дара никакого не надо было, чтобы понять: женщине что-то известно. Тина вновь постучала.
- Я сказала: убирайся! - раздалось из-за двери. - Или собаку спущу.
Пес мгновенно почуял настроение хозяйки и разразился лаем.
Тина бросилась к калитке, решила, что вернется к этому дому потом, побродит вокруг маленько, может, встретит не мачеху Романа, а его отца. Впрочем, Тина была уверена, что Воробьев-старший тоже ничего не скажет. Оставалась одна надежда - на Марью Севастьяновну.
В этот раз Тина плутала недолго: почерневший, покосившийся дом запомнила очень хорошо. Да и стучать в дверь не пришлось. Старуха, закутанная в платок, в зимнем пальто с облезлым воротником, стояла у крыльца. Просто стояла и ничего не делала. Будто вся работа и по дому, и в саду закончилась. А вот времени осталось хоть отбавляй. И старуха в печальном одиночестве по капле избывала время.
- Марья Севастьяновна, - негромко позвала Тина.
Старуха повернулась. И тут девушка увидела, что один глаз у старухи закрыт куском марли.
- Что тебе? - спросила Марья Севастьяновна устало. - Руку залечить? Так я теперь не лекарю.
- Нет, я не из-за руки. - Тина вошла во двор. Немного с опаской. Знала, что мать у Романа колдунья. - Я вашего сына ищу. Он как уехал из Темногорска, так о нем никаких вестей. А его какие-то мерзавцы искали. Я боюсь.
Старуха усмехнулась. Сверкнули белоснежные зубы. Не вставные.
- Пусть ищут. Не найдут.
- А вы бы не могли… по тарелке… Как Роман. У меня не получается. То есть раз получилось, а потом - никак. Может, силы не хватает?
Старуха отрицательно мотнула головой:
- Теперь не могу. У тебя ожерелье есть? - спросила резко. И как-то нехорошо глянула единственным глазом. Завистливо, что ли.
- Есть, - призналась Тина.
- Тогда еще раз попробуй. И не просто о Ромке думай. Нет, не просто. А с болью. Тогда пробьет.