Все были счастливы, одна Ильза украдкой вздыхала. Ей было куда интереснее рассматривать чарующие пустынные пейзажи с высоты птичьего полета, чем скользить над самой поверхностью земли так быстро, что все вокруг теряет свои очертания и превращается в струящиеся цветные линии.
Тем радостнее было ей и тем печальнее остальным, когда через четыре дня, по прибытии в Хемму, туфли пришлось сдать джиннам. Орвуд робко поинтересовался, а нельзя ли выпросить чудесную обувь еще на денек-другой? Кансалонцы только рукой махнули. Туфли выдавались строго на пробег от пункта до пункта, исключения не допускались ни под каким предлогом.
Хемму собирались покинуть незамедлительно. Но тут Ильза возроптала открыто:
– Это что же получается? В Алнайшах даже не заглянули, а ведь я никогда не видела настоящую столицу империи. Теперь, значит, и Хемму толком не увижу, да? Это с вашей стороны… – Она не умела сразу подобрать нужное слово. – …Это с вашей стороны… жестоко! Да, жестоко! Вы-то везде были, все видели, а я… – Она даже всхлипнула.
Ну уж всхлипов ее не мог выносить никто, кроме разве Орвуда. Но тот предпочел не обострять отношения с коллективом.
Хемма производила впечатление чрезвычайно тягостное, столь велик был контраст между былым процветанием и чудовищной современной разрухой.
Здесь были мраморные дворцы, прекрасные, будто не простые смертные возводили их, а мудрые боги. Но более половины их пребывали в запустении. Глубокие трещины рассекали чудесный тиорский мрамор, из них ведьмиными метлами торчала уродливая пустынная колючка. Стены некоторых зданий были закопчены пожарами, иные лежали в руинах, у третьих уцелел лишь фасад, все остальное было разграблено и разобрано по камешку. За этими мертвыми пустоглазыми фасадами громоздились свалки, удушливо разило фекалиями.
В городе были бассейны и фонтаны, но не вода наполняла их, а вездесущий песок. Здесь были (когда-то были) сады, с таким трудом взращенные на сехальских барханах, теперь их рубили на дрова для очагов. Статуи, некогда украшавшие аллеи, лежали, низвергнутые с пьедесталов, Ильза вздрагивала при виде очередной руки или головы, торчащей из песка.
Не просто мостовая покрывала улицы, но редкой красоты узорчатая мозаика. И прямо на ней чадили костерки уличных торговцев жареной рыбой. Рядом валялись рыбьи внутренности, очистки южных плодов, тому подобная дрянь. Тощие свиньи, бродячие собаки и шелудивые козы обретались тут же.
А народу было – ужас! Не протолкнешься. Черные, замызганные, тощие как скелеты, сальные космы скручены наподобие валиков корабельной пакли. Встречались и вовсе странные фигуры, плотно укутанные в черную материю, а на шее медный колокольчик, белки глаз поблескивают сквозь узкую прорезь. Ильзе приходилось встречать сехалок-аллахенок в парандже, но тут было нечто иное.
– Прокаженные, – объяснила Меридит, – держись от них подальше. И вообще, старайся ни к чему не прикасаться. Тут полно всякой заразы.
– А купить поесть тоже нельзя? – Эдуарда искушал запах жареной рыбы.
– Ни в коем случае! Выйдем из города, найдем село почище, тогда и купим. А тут даже рыба зараженная. Все помои в море текут.
– Почему здесь так запущенно? – недоумевала Ильза. – Орки ведь далеко.
– Потому что не надо воевать столько лет подряд! – ответила ей диса сердито.
Меридит ненавидела Хемму. Именно в этих краях лет пятнадцать назад началась ее военная карьера.
В те годы на алнайшахский престол взошел император Танхем. Но дядька его, султан Хеммы, вообразил, что произошло это незаконно, и решил всеми правдами и неправдами прибрать власть к своим рукам. Правитель богатейшего города империи, он собрал огромное войско и так хорошо платил наемникам, что слух о его щедрости достиг далеких северных земель.
И вот добрая сотня дис, которым, как известно, все равно, где и с кем, лишь бы воевать, отправилась на заработки в Восточный Сехал. Была среди них и Беата из рода Брюнхильд с малолетней дочерью. Не на кого было оставить девчонку, старшие дети подросли и сами воевали кто где, а старуха Гунилла, вместо того чтобы сидеть дома и пасти внуков, как подобает приличной прабабке, удумала тряхнуть стариной и подрядилась гребцом на корабль морских разбойников.
Детство всякой дисы – пора столь мимолетная, что не каждая может вспомнить себя ребенком в полном смысле этого слова. Раннее детство для Меридит слилось в бесконечную череду походов (когда она сперва, неудобно скрючившись, болталась в мешке за спиной у матери, а позже в компании сверстниц, едва поспевая, трусила за строем) и привалов, когда матери сгоняли девчонок в круг и заставляли до посинения упражняться в военном искусстве.
Но в тот год, когда Меридит впервые попала в Хемму, ее уже не считали совсем маленькой. Любящая мать раздобыла для дочери отвратительный арбалет ("Не ной, вовсе он не тяжелый, с таким даже люди справляются") и, чтобы не путалась под ногами, за полцены определила младшим стрелком к знакомому десятнику Зизенбуггеру.
Десятнику Зизенбуггеру было все равно, кто перед ним, взрослый дядька или десятилетняя девчонка, у которой и арбалет не по росту, и понос от гнусной сехальской еды. Спрос был со всех одинаков. А ответ – разный. Взрослых стрелков почему-то не драли ремнем и не ставили в ночной караул в одиночку, хотя они уверяли, что совершенно не боятся лусов – мелкую, но зловредную песчаную нежить. Десятника Зизенбуггера убило у нее на глазах, снесло голову ядром катапульты. И ей было даже немного жалко, она поплакала тихонько, потому что хоть он и сволочь, а все-таки свой.
Тогда наемная армия Хеммы сломила сопротивление имперских войск, и на алнайшахском престоле засел узурпатор. Но уже через год все вернулось на круги своя, и с тех пор в сехальские походы дисы снаряжались регулярно. И всякий раз Меридит ревела белугой, уговаривая мать отправить ее куда угодно, хоть с орками воевать, лишь бы не в постылую Хемму. И получала один и тот же ответ: "Вот вырастешь большая, нанимайся куда хочешь, а пока слушайся старших. Мы деньги лопатой не гребем, чтобы от них отказываться".
С тех пор она Хемму и ненавидела. Ненавидела, но жалела. Грустно было год за годом наблюдать, как тонет, захлебывается в нищете еще недавно процветавший город.
Со временем многое изменилось. Она перестала бояться лусов, научилась есть что попало, выкинула ставший слишком легким арбалет, сама нанималась, куда хотела, но смесь детской ненависти и жалости продолжала жить в ее душе…
– Ну, все. Можем улетать, – объявила Ильза, выковыривая стрелу из своего мешка, – этот город мне не нравится. Не уважаю, когда стреляют в мирных путников.
Почему в них стреляли? Да потому, что не вся Хемма успела потонуть в нищете. Один район избежал общего разорения. Он раскинулся на побережье, отделенный от остального города мощной стеной. И дворцы здесь были в полном порядке, и сады цвели, и фонтаны журчали, и прекрасные статуи услаждали взор. Но увидеть это великолепие удалось лишь с воздуха. Здесь жил правитель. Простых смертных (да и бессмертных) сюда не пускали. Бдительная стража открыла стрельбу. Хорошо, ковер не повредили!
– А я тебе говорила, – торжествовала диса, – ничего хорошего в Хемме нет.
– Я предпочла убедиться лично! – важно сказала девушка. Когда она говорила такие красивые слова, то ясно ощущала, как в голове у нее начинает заводиться ум. Может быть, со временем его станет так много, что наружу полезет, как у Хельги.
От размышлений о состоянии собственного ума ее отвлек Эдуард.
– Смотрите, смотрите, что там творится?!
Все свесились вниз.
Прямо под ними, на площади, довольно большая толпа окружила кого-то, и намерения у нее были явно недобрые. Гвалт стоял, будто в стае ворон приключилась драка.
– Наверное, вора поймали, – предположила диса. Она не желала задерживаться в городе ни под каким предлогом.
Рагнар присмотрелся. Там внизу среди черных блестящих макушек, среди цветных южных шапочек мелькали, искрились в солнечных бликах золотые локоны.
– Мы должны выяснить, в чем дело. – Благородная рыцарская натура всегда восставала против жестокости толпы. А уж если в беде оказывалась дама…
Меридит плюнула по-кансалонски и направила ковер вниз.
Не так-то просто оказалось проникнуть внутрь человеческого кольца. Простое распихивание и расталкивание ощутимого эффекта не принесло. Тогда Меридит набрала побольше воздуха и рявкнула на сехальском наречии:
– Р-разойдись!
В Хемме хорошо знали дис, а потому спорить никто не стал, толпа расступилась, образуя живой коридор.
– Что происходит? Почему беспорядок? – спросил Хельги сурово и властно. Он тоже имел опыт общения с толпой.
Люди загалдели вразнобой. Демон за шиворот выдернул и поставил перед собой одного человека, показавшегося ему умней остальных.
– Говорить будешь ты. Остальным молчать!
Хеммец согнулся в поклоне. Ему даже в голову не пришло поинтересоваться, по какому праву чужаки так нагло распоряжаются в его родном городе.
– Вот эти двое, о господин! Явились незнамо откуда, встали посередь площади и давай петь. А слова чужие, непонятные. А Хузар, он вот только здоров был, а их послушал, купил шербету, хлебнул – вдруг его скрутило всего, заорал да и помер. Гляньте сами, добрый господин, вот он, туточки лежит. Колдовство это, не иначе! Пришлые его чарами сгубили! И нас погубят, мор нашлют!
– Колдовство! Колдовство! – загудела толпа.
– Молчать! – вновь рявкнула диса.
Хельги, брезгливо сморщив нос, склонился над трупом злополучного Хузара.