Аренев Владимир - Ветер не лжет стр 3.

Шрифт
Фон

Старшая йор-падда шла впереди и не слушала лепета сестры. Лицо воительницы перечеркивал волнистый багровый шрам, из-за чего казалось, что она улыбается. Но достаточно было заглянуть ей в глаза - черные, бездонные, как высохшие колодцы на границе Мертвых Песков, - чтобы понять свою ошибку. Иллеар не сомневался: эта женщина убивала, и не раз. И не только джиэммонов да разбойников.

К счастью служанки, та спорила не с "улыбчивой", но с двумя другими, что выглядели помоложе и не так пугающе. Выглядели. Но Иллеар-то знал, кто такая Ламбэри Безжалостная. И если бы случай свел их на поле боя, шулдар предпочел бы скрестить клинки со шрамоносной, а не с этой вот, чей голос вкрадчив и мягок, чьи движения плавны, а взгляд напоминает взгляд барханного кота. Ламбэри Безжалостная верховодит своим отрядом всего-то лет пять, но слава ее докатилась до стен Бахрайда и Айд-Кахирры, ее именем матери пугают непослушных детишек, а новобранцы, которым выпало служить на Восточной Стене, в полуночных жарких снах мечтают о ее объятиях.

Иллеар встречался с Ламбэри лишь однажды, года четыре назад, - к обоюдному, помнится, удовольствию.

Третью йор-падду он смутно помнил: тогда она была моложе и держалась точно так же в тени. И татуировка на ее налысо обритой голове была такая же: узор из переливчатых чешуек. Много позже - и случайно - шулдар узнал, какую роль играла эта третья.

Итак, одна из самых знаменитых воительниц "дикого" Тайнангина в сопровождении телохранительницы и чующей желает немедленно видеть иб-Барахью.

Зачем бы это?

- Ваше Могущество. - Ламбэри, разумеется, узнала его.

Тем более странно, что после краткого приветствия йор-падда проходит мимо. Молча. Чуть сузив глаза и опустив ладонь на рукоять сабли. Чующая ("Ее звали Змейка", - вспоминает вдруг Иллеар) ведет себя ровно так же.

И обе одаривают шулдара с мастером битв внимательными взглядами.

"Она хочет говорить с провидицей обо мне", - догадывается Иллеар.

* * *

- Один из них носит в себе джиэммона! Вот так вот.

Иллэйса потянулась к чашке и заставила себя отпить совсем чуть-чуть. Во рту горчило. Все мысли перемешались.

В меньшей степени от того, о чем сообщила, едва ступив на порог, Ламбэри Безжалостная. В большей… - от всего остального. "Одно дело - знать, другое - испытать на себе".

- Ты уверена?

- Моя Змейка никогда не ошибается, иб-Барахья. Она - одна из лучших чующих по эту сторону Мертвых Песков.

Глупый вопрос, верно. Йор-падды всю свою жизнь проводят, охотясь на джиэммонов. Чующие быстро и уверенно отыскивают следы этих тварей. Остальные йор-падды - так же быстро и уверенно уничтожают чудовищ.

Если джиэммон проник в мир в собственном теле, это упрощает задачу. Если же он попал сюда бестелесным духом, а затем, посулами или угрозами, вломился к кому-нибудь "на ночлег"… Что ж, никто не вечен.

Пауза.

Еще глоточек чая. Вдох. Выдох.

- Который из них?

Йор-падды не ошибаются. В этом все дело. "Странное племя", - говорят о них везде: и за Мертвыми Песками, и во владениях шулдара (Иллэйса чувствует, как улыбка сама собою касается уголков ее губ), и даже здесь, в "диком" Тайнангине. Йор-падды не позволяют мужчинам управлять собой. Йор-падды воинственны и бесстрашны. Йор-падды ненавидят джиэммонов. И мужчин. Первых они уничтожают. Вторых - используют по назначению, утверждая, что мужчина годится лишь для удовольствий и для продолжения рода. Причем и на то, и на другое способен далеко не всегда.

Именно отряды пустынных воительниц нанимают купцы для охраны своих караванов. Йор-падд берут на службу в города там, за Мертвыми Песками, и здесь, в Тайнангине. Даже шулдар одно время пользовался их услугами…

- Не знаем.

Иллэйса едва не расплескала чай. - Что?

- Увы, иб-Барахья, мы не знаем, который из трех впустил "на ночлег" джиэммона. Мы побывали в деревне, мертвой деревне. Ее опустошила стая этих тварей. Змейка определила, сколько их там было. Мы отправились по следам, убили почти всех. Один ускользнул. Как оказалось потом - таился в деревне, бесплотный. Мы вернулись и обнаружили, что в деревне ночевали шулдар и его спутники. Когда они ушли, один из них впустил в себя джиэммона. Повторяю: мы не знаем, который из трех. Но если ты позволишь нам испытать их…

Еще глоток. Надо будет велеть Данаре, чтобы сильнее разбавляла чай.

- Исключено. Они произнесли клятву паломников и надели вуали. До тех пор, пока не покинут Таальфи, они неприкасаемы.

- Когда же это случится, иб-Барахья?

- Через несколько дней, Ламбэри.

- Стало быть, подождем, - кивнула Безжалостная. - Если необходимо, мы готовы надеть паломничьи вуали. Но не проси о том, чтобы мы ходили по Таальфи без оружия. Твоя служанка не желала пускать нас… следует отдать ей должное, делала она это решительно. И при других обстоятельствах мы бы подчинились. Но не сейчас.

- По-твоему, джиэммон осмелится?..

- Если поймет, что его обнаружили, - да. Без малейшего промедления. Поэтому, может, ты пересмотришь свое решение?

- Это не мое решение, - напомнила Иллэйса. - Это закон, который не должно нарушать. Никому. Ни при каких обстоятельствах.

Ламбэри пожала плечами, давая понять, что всего лишь подчиняется чужой воле, но по-прежнему уверена в своей правоте.

- Пусть будет так, как решила иб-Барахья.

"Я так решила, - думала Иллэйса, глядя вслед Безжалостной и ее подчиненным. - Я решила".

Ей вспомнились долгие разговоры с Хуррэни.

"Что есть судьба, матушка? И насколько вольны мы в своих решениях, если будущее уже где-то там существует? А если - нет, если будущее - только наши выдумки, тогда для чего…"

И старая Хуррэни смеялась и хитро щурилась:

"Ах, милая, если бы все было так просто: "или есть, или нет"! Будущее тех, кто приходит к нам, - не в нас, а в них самих. Подобное семечку, таится, ждет своего часа. Оно - есть. Но прорастет ли? Ответить легко: если будет засуха - нет, если прольется дождь - непременно прорастет! И когда мы беремся за предсказание в полную силу, мы ведь даже тогда видим лишь толику, узнаем лишь самую малость из непознанного. Но выбор, милая, - всегда за нами! Точнее, за ними. В том-то и закавыка: люди слабы, они не желают бороться, они желают знать наверняка. Чтобы не рисковать. Чтобы не проиграть. Чтобы "не бессмысленно". И поэтому, усомнившись, - проигрывают, и поэтому все их порывы и все их поступки обращаются в ничто".

"Так значит, судьбы вообще не существует?"

И Хуррэни досадливо вздыхала, вот, дескать, какая непроходимая глупица попалась ей в преемницы!

"Чем ты слушала, милая? Судьба-то, конечно, существует. Но она - не приговор. Она - возможность для зернышка, для икринки нашей души. Хочешь - воспользуйся. А если нет - что ж, это твой выбор. Только не удивляйся, что икринка вскорости засохнет. И на судьбу тогда не сетуй".

Замерев у окна, Иллэйса наблюдала, как йор-падды, дожидавшиеся своей предводительницы возле башни, о чем-то совещаются с Безжалостной. Потом они отправились к пальмовой рощице, где и принялись ставить свои походные палатки.

"Поспать, - напомнила себе Иллэйса. - Непременно нужно поспать".

Она велела Данаре не беспокоить ее до самого заката и легла, но сон пришел не сразу. Ворочаясь с боку на бок, Иллэйса вспоминала все, что случилось сегодня.

Прежде всего - широкую, горячую ладонь Иллеара. И его взгляд.

И обжигающую волну желания, которая вдруг накатила тогда, в Срединных покоях.

Вопреки байкам, столь популярным на базарах Бахрайда, Айд-Кахирры и Груллу-Кора, провидицы и "сестры" не были ни девственницами, ни "священными блудницами". "Всякая чрезмерность, - говорила Хуррэни, - неестественна и ведет к хворям души и тела", Она же впервые познакомила юную Иллэйсу с тайнами любовных утех. "Постигая их - постигаешь самое себя. Если же пытаешься не удовлетворять, но обуздывать свои желания, тем самым поневоле сковываешь и разум, и тело. Только помни, милая: мы созданы, чтобы сочетаться с мужчинами. Что бы там ни говорили йор-падды, без мужчины ты никогда не познаешь самое себя".

Юная Иллэйса, краснея, возражала: "А как же… ну, то есть… необязательно ведь с мужчиной…" - чем изрядно забавляла Хуррэни.

"Это ты так думаешь, милая, пока не повстречала своего мужчину. А когда повстречаешь, когда полюбишь, - сама все поймешь".

Слышать такое от усталой, с каждым месяцем все более клонящейся к земле Хуррэни было странно. Уж она-то!.. - что она может понимать в мужчинах и любви?!

В те годы Иллэйса была очень юной и очень наивной.

Но она верила своей наставнице, своей приемной матушке, своей первой любовнице - мягкой, терпеливой, безжалостной. Верила - и ждала того самого, своего мужчину. И уже несколько раз думала, что дождалась.

"Сейчас, - поняла Иллэйса, ворочаясь на низком топчане, стараясь лишний раз не открывать глаза, чтобы быстрее заснуть, - сейчас - тоже думаю. А даже если это всего лишь желание, одно желание и ничего больше, - что с того? Зачем сковывать собственные разум и тело?.."

Сама того не заметив, она уже заснула, и спорила с собой во сне - и вдруг обнаружила, что, как это бывало и прежде, стоит посреди уютного садика с диковинными цветами.

И Хуррэни, как и прежде, дожидалась ее у небольшого пруда, чьи воды всегда были темны и спокойны.

"Скажи, - тотчас спросила Иллэйса, - скажи, это наконец любовь?!"

Хуррэни пожала плечами, прищурила левый глаз. Ответила: "Если спрашиваешь, значит - не любовь".

На том бы Иллэйсе и успокоиться: раз не любовь - стало быть, не о чем говорить. Ошибка. Всего лишь вожделение и страсть - сильные, властные, но не более того.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке