Рокот поспешил на свою башню, и разослал по всем стенам гонцов за известиями. Отовсюду доносился гул сражения, звон, вопли и вой. Ыкуны лезли на стены со всех сторон, целыми сотнями ползли по валу - по таким крутым склонам, что едва могла на них расти трава, взбирались шаг за шагом, цепляясь за землю топорами, ножами, ковыляли по-старчески, подпершись копьем словно клюкой. Ратаи метали в них камни и головешки, горшки со смолой и известью, скатывали зажженные бревна, бочки, колоды. Сыпали стрелами и сулицами.
Каждая пядь подъема давалась ыкунам большой кровью. Одного бревна хватало чтобы смести с вала несколько человек, пересчитать им кости. Но отброшенные от стены толпы собирались во тьме, и наползали снова. Меткие ыканские стрелы доставали защитников у бойниц - все новых раненых женщины уносили со стен, и заменить их было некому, ыкунов же только прибывало с каждой следующей атакой.
Едва Молний успел выпить ковш воды, перевести дух, натянуть на себя чью-то дважды пробитую кольчугу, как снова заскрежетал в темноте у провала злыдень. Военачальник кагана перестроил свой побитый полк, и снова гнал его на приступ. Под его вопль вторая волна черных шапок нахлынула, на пробитую стену, и Молний с горсткой воинов снова встретил их. Топор в его руке обрушивался на врагов, как небесная сила, давшая богатырю свое имя! Ни щиты, ни доспехи не спасали кочевников - они слетали со стены, как куры с жердочки!
Бой кипел на всех сторонах. Ыкуны карабкались по склонам, оступаясь и слетая вниз. Стрелы впивались в их мясо, как острые жадные зубы. Катились вниз по валу бревна, сшибая всех на пути, дробя кости, ломая щиты и оружие, и упавшие табунщики съезжали кубарем с холма, тоже превращаясь в снаряды - сбивали вниз своих же товарищей, и вместе падали дальше! Кому удавалось добраться до стены, те приставляли лестницы, лезли вверх, но и эти тоже падали - ратаи рубили топорами всякую голову, показавшуюся над забралом, сквозь бойницы протыкали брюхо кольями, лили кипяток и смолу прямо степнякам на морды. Тела ыкунов усеяли все склоны, но другие лезли дальше - за стенами в глубине ночи снова и снова голосили злыдни, гнали в бой новые толпы своих слуг. Быръя были степнякам страшнее гибели от ратайских стрел, страшнее огня и острых топоров, и ыкуны лезли на бугор, попирая ногами трупы своих. Город поливал валы огненным дождем, перед которым колдовская тьма была бессильна: все склоны под стенами стали сплошным пожаром: горела смола, горело дерево, горела одежда на мертвых и умирающих, горела человеческая плоть, и запах паленого мяса встал вокруг стен…
Рокот со своей башне стрелял из лука по черным колпакам - мальчишки едва успевали приносить ему собранные ыканские стрелы. Мимоходом он принимал доклады от вестовых и раздавал приказы.
- На полночной стороне отбили приступ, вот-вот снова ждем!
- Добро! Стойте твердо!
- На закатной отбились! - крикнул запыхавшийся паренек с западной стены.
- Добро! Передай старшине, чтобы стояли накрепко!
- Так нет старшины! Всех начальников убило, каждый бьется на своем месте.
- А тебя кто прислал? - спросил Рокот.
- Дед меня прислал.
- Вот беги к деду, и скажи, чтобы он теперь был за старшего! Бегом, пшел!
С южной стены вместо прежнего посыльного прибежала девчонка лет двенадцати.
- А где парень, что раньше был? - спросил ее воевода.
- Он на башне у самострела помогает, там от стрел некому стало…
- Ясно. Как там?
- Отбились, боярин! Но велели сказать - людей совсем нет!
- Знаю! Ты молодчина, девонька! Скачи назад, и там, если что - то сюда уже не скачи, а скачи сразу к боярину Свирепому. Знаешь, где его искать?
- Знаю, боярин!
- Умница! Ну, беги давай!
Час шел за часом. От пролома отразили и второй, и третий приступ. Готовились отбиваться в четвертый раз. Везде сражались, и отовсюду просили подмоги, которой Рокот не мог дать. Прибежали от ворот. Силач стоял там молодцом: сам дрался смело и ободрял других. Ыкуны дважды втаскивали на вал бревно, пытались выбить ворота, но Силач отгонял табунщиков. Приступали с лестницами к стене у ворот, но и оттуда бежали, теряя людей.
- Молодец, племянничек, и ты, вестник, молодец! - крикнул Рокот - Беги к Силачу, скажи пусть и дальше так стоит! Скажи, нам бы до рассвета продержаться, а там легче…
Сказав так, Рокот вдруг пошатнулся, и стал заваливаться вперед.
- Ва… ва… - бормотал он. Паренек-вестовой едва успел его подхватить и опустить на помост. Из шеи воеводы, под самым затылком, торчала ыканская стрела, прошившая бармицу.
Мальчишка глядел на лежащего Рокота, глядел, и вдруг разразился плачем - весь его страх и тоска, кое-как сдержанные до сих пор в себе, вырвались наружу, отняли остатки сил и раздавили волю человечка. Он бессвязно выл, склонившись на коленях над трясущимся в судорогах воеводой, глядя в его пустые выпученные глаза…
- Эй, эй! Парень! А ну давай-ка потише! - крикнул на него лучник, стоявший здесь же на башне. Он поднял паренька на ноги, отхлестал его по щекам, опрокинул ковш воды ему на голову, другой дал выпить.
- Ты вот что: - сказал он - Беги со всех ног к боярину Свирепому. Скажи, здесь воеводу ранили, пусть спешит сюда! Понял?!
- Пон… Понял… - сквозь всхлипы проговорил посыльный.
- Давай бегом! Да сопли подотри по дороге!
Рокота отнесли вниз. Мигом подоспел и Свирепый.
- Как здесь? - спросил он стрелка.
- Гляди сам!
Ыкуны снова лезли на приступ. Стена рассветной стороны почти опустела - все спустились к пролому, но и вместе с ними людей там было ничтожно мало. Как эта крошечная кучка могла всю ночь сдерживать натиск живой лавины из-под холма - Свирепый диву дался.
Через минуту прибежали с очередной вестью:
- Воевода! Ыканцы на закатной стене!
- К запасному отряду послали?
- Да!
- Беги тогда обратно на свое место! Как отобьетесь - пусть пришлют мне гонца!
Через четверть часа явился гонец.
- Воевода! Со стены кизячников сбросили! Но дед велел сказать - некому больше биться!
- Скажи боярину, тому что привел к вам запасных, пусть половину своих людей вам оставляет, а с остальными уходит обратно в запас.
Не прошло и полчаса, как с полуденной стороны прибежала девченка.
- Ты за воеводу, что ли? - крикнула она на башню с земли.
- Я! - ответил Свирепый - Что у вас?
- Ыкуны на полуденную стену залезли! Совсем плохо там!
- Что запасной отряд, там уже?
- Там, боярин! - кричала девчушка - Главного их убили, а мне велели сказать, что совсем плохо!
- Сейчас сам там буду! А ты, вот что: домой беги! - крикнул Свирепый девчонке. Потом обернулся к последнему лучнику на башне - Ты, со мной пойдешь! Давай!
Собрав со стены еще десятка два людей, Свирепый убежал к полуденной стороне. Молнию велел передать, чтобы держались, сколько будет сил.
- Будем держаться! Так воеводе и скажи: сколько надо - столько держаться будем! - Прорычал Молний в ответ гонцу.
Пошел новый приступ… Ночь не отступала…
Молний сбился, считая штурмы, которые отразил со своим отрядом. А скольких врагов убил - и не думал считать! Как мог сохранить хоть каплю сил после долгих часов сражения! Он знал только - крушить врагов напоследок столько, сколько Вечное Небо позволит сокрушить в последнем бою, а дальше - только вечный сон, или что там еще об этом говорят…
Снова прибежали от ворот:
- Кто тут воевода! - кричал мальчишка - Кто воевода!
- Чего тебе?! - крикнул Молний. Черный, в кровавых отсветах, он был страшен словно демон - Что?
- Там табунщики в городе, к воротам пробиваются, Свирепого убили! Силач там бьется с ними…
- Беги назад, скажи пусть сражаются, кто где стоит! Пусть улицы загораживают! Помощь будет! Ты! - ткнул Молний в грудь первого попавшегося каильца - Собирай с этой стороны половину людей, всех кто есть - со стен, с башен, откуда угодно - выбейте ыкунов из города! Бегом! Бегом! - прорычал он вслед, и отерев пот со лба, кинулся к пролому - под вой злыдня начинался новый приступ…
Людей у пролома осталось - по пальцам пересчитать можно. Но пока оставался во главе их Молний, они бились - и перебраться через стену врагам было не под силу. Уже откатились последние защитники от полуденной стены, и табунщики лезли через нее в город, уже из последних сил Силач не допускал открыть ворота, уже прорвавшиеся на улицы ыканцы с двух сторон насели на пролом в восходной стене, а крошечный отряд все дрался - дрался, где стоял. Несколько витязей, истекающих кровью, обессиленных, бились насмерть, защищая уже бесполезный рубеж, окруженные кольцом врагов…
Так Молний встретил восход. И как всегда, первый солнечный луч разорвал пелену злодейских чар, и разом прогнал темноту с небес. И Молний встал, раскинув руки, приветствуя долгожданный свет, упиваясь его животворной силой, отчищаясь от ночной скверны…
Солнце осветило заваленные трупами валы и стены, и черный бунчук над распахнутыми воротами. Оно осветило бегущих по городу степняков, серой лавиной заливающих улицы. Ыкуны врывались в дома, рубили всех, кто им попадался, долбили бревнами в запертые ворота дворов. Жалкие остатки защитников принимали последний бой в переулках. Несметная сила окружала их со всех сторон.