Ага, ты уже и огня-то начинаешь бояться. Плохо дело, плохо…
И подошел совсем близко, почти вплотную.
– Ты можешь отказаться. Тогда я убью тебя прямо здесь, и поищу кого-нибудь более сговорчивого. Думаю, таковые найдутся, из пятерых оставшихся.
Он опустил голову. Да, и в самом деле нет смысла отказываться. К тому же, это прекрасный шанс действительно отомстить – а затем повернуть события в свою пользу.
– Согласен, значит? Вот и прекрасно.
– Сь… Что… я долзен делать?
– О, тебе уготована благородная, можно сказать, доля. Ты будешь проповедовать людям…
Горло исторгло злое шипение. Нет, эта отрыжка Бездны и в самом деле издевается! Предлагать ему роль проповедника? Да еще и принудить идти к тем, кого он презирал всем своим существом? Хотя, может быть, чуть меньше, чем палачей, его усыпивших…
– Да-да, людям, – из-под капюшона выглянула мерзкая ухмылочка, – ты будешь проповедовать им счастье свободной жизни. Поверь мне, ныне живет достаточно недовольных положением вещей, и они будут не прочь изменить его. Ну так вот, ты станешь мудрецом, и слова твои упадут в унавоженную почву. И это будет сделано руками простых смертных, а там, где их силенок окажется маловато, пустишь в ход то, что осталось от твоей "божественности".
Он недоумевал. Быть может, его мучитель не в себе, если ему в голову пришли такие мысли? И, стараясь говорить как можно разборчивее, он просипел:
– Людям не под силу… справиться с детьми Бездны. А я слишком слаб.
– Не трясись, управитесь. Есть у меня кое-что для тебя… Вот, забирай и иди.
Он недоуменно посмотрел на свои руки, похожие на лапы хищной птицы.
Идти – в таком виде? Но его же убьют. Да-да, в таком состоянии даже мужику-хлебопашцу не составит труда…
– Мне нужна купель, – горло с трудом выталкивало слова.
– Перебьешься, – весело ответил мучитель, – так ты мне куда больше нравишься. Да и пророк выйдет просто замечательный. Этакий изможденный пустынник…
– Меня убьют до того, как я им стану! – в отчаянии прохрипел он.
– Не убьют. Люди падки на чудеса, ведь их так мало нынче!
Было похоже на то, что ему действительно придется брести по дорогам в таком вот виде.
Но я же все равно начну восстанавливаться… Только сколько лет уйдет на это? Без купели, без силы Первородного пламени? Впрочем, торопиться некуда.
Он осторожно принял из рук врага чудесное оружие, сжал его в раздражающе хрустящем кулаке.
– Если я все сделаю… Что мне за это будет?
Короткий смешок.
– Я оставлю тебе жизнь. Разве этого недостаточно?
…Тирорин Элнайр спал. И после того, как рукотворные камни замолчали, он увидел Гиллею. Как тогда, с поломанной домрой, в старом, латаном плаще. Она пришла – и ушла, но напоследок заглянула в лицо и прошептала:
– Ты обещаешь?
* * *
– Мы победили… Победили!
Тэут-Ахи раздраженно обернулась: Дха-Тор и Эа-Ном исполняли древний танец великих воинов, разумеется, на останках поверженных врагов. Бешеная пляска пламени, по-иному и не назовешь…
Но разве мы – не боги огня?
Она еще раз оглядела черные угли, оставшиеся от двух предателей, почувствовала, как под броней разливается горячее удовлетворение…
– У нас еще много дел, – сказала она, – мы должны идти. Но сперва…
Не договорив, пришпилила к полу неосторожного таверса. Тварь забилась, царапая когтями горячий камень, но алые искры в глазах быстро гасли.
– Сперва мы навестим замок на Эльдан-ха.
…Поднимаясь вверх по витой спиралью лестнице, Тэут-Ахи снова попала во власть воспоминаний.
Тело Гиллеи еще содрогается. И на мраморных плитах святилища расползается глянцевая лужа. В ней, отражаясь, подрагивают огни факелов, пугливо касаются окровавленного наконечника Жала Ужаса.
Тиорин Элнайр появляется в дверном проеме, его равнодушный взгляд скользит по распростертой женщине. И, не говоря ни слова, младший эрг переступает через нее и уходит. Прочь. В темноту подземелья.
Странно. Не похоже на Тиорина, в котором все открыто – и мысли, и чувства… Отчего-то она думала, что молодой эрг набросится на нее с оружием, и это было бы забавно… Ну, или хотя бы скажет что-нибудь…
Она внимательно глядит в широкую спину эрга; восприятие обостряется до предела. Неужели младший бог наконец научился закрываться?.. Слишком рано, слишком… Впрочем, нет.
Тиорин Элнайр уходит, буквально лучась ненавистью.
– И что будем делать дальше?
Голос Эа-Нома настороженно замер под высокими сводами.
Вздрогнув, Тэут-Ахи огляделась и с удивлением поняла, что ступени закончились. А вокруг – кроваво-красные колонны, изогнутые, словно языки пламени, над иссиня-черным базальтовым пепелищем.
Она подняла Жало Ужаса.
– Вперед, братья. Место, где жили предатели, будет уничтожено.
Взревел Дха-Тор, опуская пламенеющий меч на застывший в граните огонь; брызнули по полу багровые осколки, словно искры от костра.
– Да поглотит Бездна это проклятое место!..
И клич Эа-Нома потонул в грохоте рушащихся перекрытий.
…Тэут-Ахи спускались с Эльдан-ха, оставив за спиной дымящиеся развалины. Еще один крошечный шажок к победе, и еще два врага повержены… Сколько их еще предстоит убить?
Она остановилась. И в самом деле, как же недальновидно брести наугад, даже не имея представления, с кем еще придется биться? А вдруг… Тэут-Ахи хмуро всадила копье в тропинку. Вдруг младших эргов куда больше, чем она могла себе предположить? Вдруг за все эти столетия они наплодили себе подобных? Ведь не зря, ох, не зря в каждом дворце имелась своя Возрождающая купель… Мысли начинали путаться; старшей казалось, что где-то она допустила ошибку, и они бредут прямиком в умело подстроенную ловушку. И перед глазами отчего-то – равнодушное, истинно божественное лицо младшего эрга, Тиорина Элнайра, врага и предателя.
– Стойте! – она повернулась к братьям, – я должна кое-что сделать.
"Так отчего жа я не подумала об этом раньше?!!"
И, сгорая от стыда за собственную непредусмотрительность, Тэут-Ахи принялась разводить костер.
…Это была древняя магия пламени. Такая же древняя, как и вера смертных в могущество огня, а, может быть, куда как древнее. Ведь до сих пор так никто и не смог ответить на вопрос – кто дал жизнь первым эргам? Первородное пламя мира или же вера смертных в то, что оно всемогуще?
Впрочем, Тэут-Ахи столь возвышенные материи не интересовали. Наплевать, откуда пришел этот дар; сейчас главное – воспользоваться им с умом.
…Костерок удался на славу: рваные рыжие полотнища взвились едва ли не до макушек сосен, тщетно пытаясь ухватиться за небо.
"Гори, гори сильнее. И ярче. И да снизойдет в мое сердце откровение Первородного пламени".
Она вступила в сердцевину костра; чувствуя, как жар растекается по телу, закрыла глаза. Мир вокруг переставал существовать, сжимаясь в сферу вокруг ревущего и плюющегося искрами пламени.
"Явитесь мне. Те, кто спит в могильниках, те, кто бодрствует".
Сердце пронзила раскаленная игла, почти такая же, как та, что навеки приковала к каменному ложу могильника. Перед глазами клубился, сгущаась, мрак. Тэут-Ахи и сама не поняла, как оказалась на коленях, хрипя, задыхаясь. Кажется, к ней бросились братья, но она их последних сил махнула рукой – мол, не смейте…
Огонь беснуется вокруг, жадно глодая сосновые поленья. Тэут-Ахи, скорчившись в раскаленном гнезде, царапает пальцами камни…. И в тот миг, когда боль достигает апогея, нисходит Знание…
Две ярко полыхающие звезды далеко на юге. Там, где встречаются вода и утес. Еще одна – мерцает, словно нет сил гореть, а жар уходит, как вода в песок. И – крошечная, яркая искра. Новое поколение эргов? Возможно. Самая последняя, тусклая, почти погасшая…
Тэут-Ахи взвыла.
Старший эрг умирает на юге, а они медлят. И те двое – ей вдруг стало понятно, что это просто пиявки, насосавшиеся могущества… Могущества старших, преданных и уложенных под каменные плиты. Пламя Тиорина Элнайра тоже мерцает, едва теплится, потому как сила уходила прочь, вливаясь в жилы дважды предателей… А эта новая, скромная искорка – кто создал ее, кто привел к Возрождающей купели?!!
… Над ней склонился Дха-Тор.
– Что? Что ты видела?
Она ответила не сразу, хватая ртом вязкий и холодный воздух. Мысли сплелись узлами, не мысли – а мешанина пятен, и не разобрать, что есть что…
– Мы… мы идем… – она закашлялась, – на Шенду-ха.