* * *
Яромир, в просторной белой рубахе распояской, в перепачканных землею штанах, босой, сидел на крыльце общинной избы и разговаривал с пристроившимся ступенькою ниже одноглазым Путятой. По всему было видать, что оторвался старейшина от какой-то работы и через мгновенье-другое возьмется за нее вновь - вот только беседу закончит.
Увидав перед собой Кудеслава, Яромир смолк на полуслове, обвел медленным взглядом быстро наполняющуюся людьми площадь… и круто заломил бровь, изображая полное недоумение. Ну, это уж он чересчур. Ведь не мог же старейшина давеча не приметить торопящихся к реке сородичей, не расслышать их крики про объявившийся челн… С чего ж ему теперь вздумалось притворяться?
Несколько мгновений на площади было довольно тихо. Толпа копилась за спиной Мечника, однако вплотную к нему не приближалась, не принимала в себя ни самого Кудеслава, ни стоящую чуть позади него ильменку. Припоздавшие давились в тесноте, жали на передних, но те чудом каким-то удерживались от одного-двух шагов, которых хватило бы, чтоб Кудеслав оказался не перед всеми, а во главе всех.
Наконец Яромир разлепил губы.
- Ну, что скажешь? - спросил он, не вставая. - Вижу, какие-то важные новости у тебя. Только вот людей зря ты от дел оторвал да приволок за собою. Ладно уж, пусть - не гнать же теперь… Да будет тебе молчать, говори же!
Кудеслав скривился, проглотил застрявший в горле комок.
- Мы разыскали челны с общинным товаром. На гиблой старице. Побили чужих людей, что их угнали и до минувшей ночи хранили. - Он вновь судорожно глотнул. - Двое ворогов живьем схвачены. Вот, все - пока.
Яромир еще круче выгнул бровь, кожа на его лбу пошла частыми складками.
- Что отбил челны - хорошо. Ты потерял - ты и отбил, считай, загладил свою вину.
Кудеслав ошарашенно захлопал глазами. Какую вину, что он плетет?! А старейшина невозмутимо продолжал:
- Правда, из-за тебя сородичи погибли… Поди и теперь кого-то не досчитаемся?
- Злоба на кол напоролся, - торопливо вякнули из толпы (верно, подал голос один из гребцов). - Там ловушки были понакопаны… а он впереди… а она хрусть под ногами-то! Ну, он и… это…
- Снова, значит, кровь родовича на тебе, - с грустной укоризной выговорил Яромир, не давая себе труда дослушать рассказ о Злобе. - Ну, боги с тобою, ступай уж. Будет сход - вместе подумаем, чем будешь эту вину заглаживать.
Он опять повернулся к Путяте, собираясь продолжить оборванный Мечниковым появлением разговор.
Толпа загомонила, заворочалась - вот-вот начнет расползаться. А Кудеслав все никак не мог опамято-вать. Спина горела от недоброжелательных, а то и вовсе враждебных взглядов; из гуденья множества голосов ухо умудрялось выдергивать и "Урмана", и что похуже…
А и да Яромир! А запрошлой-то ночью: "Великое счастье, что у общины есть ты!" Да истово, да со слезой! А теперь…
Нет, ну до чего же ловко он тебя, ты, Мечник без меча! Десяток не гневных даже, а всего лишь осуждающих слов - и как сразу переменились к тебе сородичи! Казалось бы, только что снизу вверх глядели; слушались почти как самого Яромира (ну, не все, конечно, однако же очень многие) - и вот, на тебе. Хотя перемена эта, в общем-то, понятна. Прямая угроза минула, нужды в оборонщике Мечнике не стало (тем более что меча у него тоже не стало); а род лишился и многих родовичей, и вешнего торга, и очень бы не худо выискать кого-нибудь во всем этом виноватого, чтобы каждый мог на нем досаду сорвать. Вот и выискался виноватей, - ты. И всем хорошо; особливо доподлинным виноватцам.
Ловок, ловок старейшина. Теперь железноголовому Урману осталось лишь утереть рожу, поджать хвост да забиться в щелку. Чтоб и не видать, и не слыхать было. А то ведь сход - он, не ровен час…
Ан погоди-ка еще, друг Яромир!
- Слышь, старейшина! - Кудеславов голос лязгнул холодным железом, и Яромир невольно обернулся на этот лязг. - Ты бы, старейшина, головы не морочил ни мне, ни им! - Мечник ткнул пальцем себе за спину, указывая на вроде как передумавшую расходиться толпу. - И не напирай на меня брюхом-то, со мной по-злому не сладить. Это с Кудлаем твоим легко: разок в рожу двинул, глядь - а в яме уж не тот покойничек, что был прежде. Так?
- Ты что плетешь-то? - Яромир недобро прищурился. - Хворый, что ли? Аль белены нажевался?
- Его у старицы по голове бревном зацепило, - сообщил тот же голос, что недавно пробовал рассказать о Злобиной горькой доле.
- Оно и видать, - ухмыльнулся старейшина. - Иди, говорю, отдохни! И не ершись. Добрые дела твои все на виду, никто у тебя твое не отымет. А уж где провина - там провина. Ты вот Кудлая помянул, так позволь и мне то же… К примеру, так: Кудлай, папоротник, Веселая Ночь… Уразумел? Вот и ступай себе.
На какой-то осколок мига Мечника взяла оторопь.
Кудлай да Веселая Ночь… Ишь, чем пугнул - костром! Выходит, старейшина знает?.. Э, плевать! Не осмелится родовой голова на открытое обвиненье. Обвинить тебя - значит, раскрыть Кудлаеву тайну, на которой небось Яромир пащенка как на веревке водит. Порвется веревка, и пащенок такого наговорит - тому же Яромиру в отместку за разглашение… Но кто ж мог ему, Яромиру-то?.. Кудлай бы скорей язык откусил… Зван? Он же сам наказал помалкивать… А ты лишь однажды, недавно, во время мордовского приступа - и то не проговорился, а так, малость самую… Незнающий бы хряка с два понял, но Яромир вроде как испугался (ты еще вообразил, будто за твой рассудок). Так кто ж мог?.. Неужто подсмотрели? Но кто?! Девка, за которой Кудлай?.. Вздор, сразу бы растрещала по всей… Кого же еще тогда могло в этакую-то даль?.. Боги пресветлые! "Ищут не там, где ближе, а там, где есть"… и тогда, когда есть, - так?! Аи да догадка… но о ней позже, потом…
Пока в гудящей Кудеславовой голове мельтешили эти не мысли даже - обрывки, ошметья мыслей, Яромир, чуть привстав, обшаривал толпу нарочито медленным взглядом:
- Где Лисовин? Здесь? Найдите, пускай уведет этого…
Но успевший встряхнуться Кудеслав не дал ему договорить:
- Ты погоди меня спроваживать, ты слушай пока. Я ведь о том же хочу говорить, о чем и ты: о вине, о крови сородичей. А чтобы тебе достало терпенья выслушать, я вот как начну: нападение на общинную вервеницу - твоих рук дело, и недавний мокшанский приступ - тоже твоих рук дело. То есть что это я про руки?! Сам ты, конечно, рук к этому не прикладывал. Но замысел - твой, и вся пролившаяся кровь без остатка на твоей совести… правда, лишь в том случае, ежели она у тебя имеется, совесть-то.
Толпа взбурлила галдежом, почти мгновенно переросшим в яростный рев. Полуоглушенный Мечник чувствовал, как испуганно притиснулась к его спине Векша; видел, как Путята дернулся было вскакивать и как Яромир могучим рывком за шиворот вернул одноглазого медвежатника на прежнее место.
- Ти-хо! - зычно рявкнул старейшина. Шум поунялся.
А Яромир хмуро оглядел запрудивших площадь сородичей и вдруг, улыбнувшись, махнул свободной от Путятиного шиворота рукой:
- Аи пес с ним, с Кудеславом-то. Пускай говорит все, а там уж сразу и решим, как нам дальше быть: хворь ли из него, по голове ушибленного, гнать, его ль самого в три шеи гнать из общины…
Да, шум поунялся, однако же не до конца. Толпа гудела, и чувствовалось, что сдерживаемый этот гуд обманчив, что в любой миг стиснутое в тесноте чельной площади клокочущее людское месиво способно устать от собственной сдержанности. И тогда…
Но Мечник уже почти успокоился.
Теперь он не сомневался, что сумеет ощутить вызреванье любого, даже самого страшного порыва толпы раньше, чем она сама.
Теперь он насквозь видел сидящего перед ним человека; видел занавешенный показным мрачноватым спокойствием лютый страх, пожирающий родового старейшину изнутри.
Гораздо больше, чем Яромирова изворотливость и неприязнь сородичей, пугали Мечника его собственная разламывающаяся голова да притаившаяся где-то рядом угроза обморочного беспамятства.
И еще Векша: если Леший дернет ее что-нибудь ляпнуть… Но, может, хоть раз, хоть вот нынче в ильменкиной голове сыщется одна-единственная капля завалященького здравого смысла?
Ладно, хватит гадать, хватит попусту вымучивать и без того недужную голову.
Это бой.
Ты сам виноват; ты позволил ворогу ошеломить тебя первым же ударом - больно уж непохож оказался нынешний Яромир на Яромира всегдашнего.
Только он не лучшим образом попользовался твоей оплошкой, и теперь…
Бой.
Ты - воин.
Он - нет.
Бой.
Гомон толпы стал напряженным и гулким, как чересчур туго распяленная для просушки тонкая кожа - обязательно лопнет, коли не уследишь; Яромир уже кривил губы, готовясь выцедить сквозь них злую издевку…
И тут, на крохотный осколок мига опередив и толпу, и старейшину, заговорил Кудеслав - спокойно, бесстрастно, вроде бы даже лишь для себя, а не для кого-то еще. Но слова его были слышны всем.
- На прошлогоднем осеннем торге твои подручные (имена мне покуда неведомы, однако уличить их вовсе простое дело)… так вот, подручные твои на прошлом осеннем торге соблазнили прийти да поселиться в укромном месте близ нашей общины десятка два разноплеменного воровитого люду, какой вечно роится вкруг Торжища. Те же подручные твои стали пускать по общине страшные россказни о гиблой старице, чтоб кто из родовичей носу туда не сунул да не вынашел потаенный стан твоих зашлых поплечников.