Приезжие зажгли еще три костра. Костры эти горели ярким высоким пламенем (куда там первому чахлому костерку!), причем горели они не рядом со станом гостей, а на изрядном отлете. Стан тонул в потемках; подобраться же к челну или к шатру, минуя полосу света, можно было разве что вплавь. Вот так-то. Либо потихоньку разбирают да жгут причальные мостки (вряд ли - это уж было бы чересчур), либо пустили в костры весла и части челна (тем более вряд ли), либо…
Либо привезли с собою запас дров.
Собираясь в гости, заранее знали, что поссорятся с хозяевами?
Или при любом исходе не хотели ночевать в граде?
Что этак, что так - одно и то же.
Костры приезжих горели всю ночь. И всю ночь то возле огня, то на мостках, то у самой воды мелькал их охранник - при копье, в железном шлеме и кудлатом меховом плаще.
Мечник не понял, один ли страж всю ночь пробродил вокруг стана гостей, или Волковы дружинники сменяли друг друга. Зато в краткие мгновенья, когда норовивший держаться в темноте охранник вынужден был все-таки подходить к кострам (поправлять да подбрасывать дрова), Кудеслав сумел разглядеть более важные вещи.
Шлем у стража был с наглазниками, наушниками и назатыльником. А один раз, когда охоронник нагнулся к огню, между раздвинувшимися полами плаща блеснула его рука, от плеча до запястья одетая плетением железных колец.
И у хазар, и у драчливых урманов даже среди опытнейших дружинников подобные шлемы и длиннорукавые кольчуги - редкость. Так что же, "старейшина над старейшинами всех вятичских родов" снаряжает своих ратников лучше, чем хазарский каган да скандийские ярлы? Или эти вот челновые не просто дружинники, а отборнейшие из отборнейших? Вторая догадка больше похожа на правду.
Значит, получается так: гости не верят общине и загодя готовились к худшему.
Стало быть, и община верить им не должна.
Когда оксамитовая чернота ночного неба подернулась предрассветной бледностью, настил градского частокола вдруг зашелся пронзительным жалобным скрипом. Кое-кто из общинной сторожи, приладившейся было вздремнуть (чего ж всем-то мучиться - Кудеслав небось поднимет, ежели что!..), едва не свалился с заходившего ходуном трухлявого жердяного плетения. Мечник, безотрывно следивший за стоянкой приезжих, отвалился от зубчатой верхушки тына и мимо воли схватился за оружие. Нет, клинок он все-таки не оголил, опомнился: если бы это и впрямь было нападение Волковых дружинников, то единственное, что удалось бы расслышать, - хруст собственной гортани под острием чьего-то ножа.
Оглянувшись и увидав поблизости смутно белеющую впотьмах огромную кряжистую фигуру, Кудеслав про себя нехорошо помянул Белоконя - спал бы себе, так нет же, неймется ему…
"Про себя" не помогло. С обычной своей доброжелательностью (бывало, впрочем, что от этой доброжелательности хоть в землю зарывайся, хоть подранком кричи) волхв сказал негромко:
- Ну, будет тебе! Чем костерить безответного да немощного старика, лучше на себя погляди! Хороша же у здешнего рода-племени охорона! А ежели б не я, да не этаким медведем - ежели бы вороги подобрались?
- Тоже мне выискался безответный да немощный! - буркнул Кудеслав. - Кобылу без приступки… Зерно без песта да ступки… Знаешь такую поговорку? Еще б не знал - про тебя ведь.
Несколько мгновений волхв молчал, размышляя, потом признался:
- Я про кобылу не понял.
- Не понял? - изумился Кудеслав. - Удивительно. Какой же ты после этого Бело-КОНЬ?
- Благодарствую, теперь уразумел. Уразумел, что кой-кто здесь напрашивается на затрещину. Уж не ты ли? - Хранильник медленно придвинулся к Мечнику, засучивая правый рукав.
- Вот, теперь вижу, что впрямь ты безответный. Только немощность свою на мне не испытывай - очень уж еще пожить хочется.
- Тьфу на тебя! - Волхв отвернулся и принялся с нарочитым вниманием разглядывать трепетную световую изгородь вокруг походного стана гостей.
Тем временем мужики-охоронники (кроме двоих, успевших заснуть по-настоящему) предпочли убраться. Все-таки неправильно, когда неженатый, успевший дожить лишь до средины четвертого десятка, этак вот на равной ноге с премудрым, всеми почитаемым старцем. И старец тоже хорош: ему бы прирявкнуть, а он… В общем, ну их обоих.
Кудеслав искоса поглядывал на волхва: уж не обиделся ли в самом-то деле? По лицу судить, так вроде бы нет; да только Белоконь лицу своему хозяин…
- Что до охороны, - Мечник сглотнул слюну, неслышно переступил по шатким жердям, - эти, Волковы, себя-то кострами обезопасили, а только им ведь и самим незаметно за костры не выбраться. Вот я и следил: не мелькнет ли?
- А ежели они вплавь? - спросил хранильник. Кудеслав пожал плечами:
- Могут, конечно… Только не просто это: вода-то еще холодна; опять же, в железе не поплывешь, а голыми биться ввосьмером против целого рода даже они вряд ли посмеют. Значит, брони вздевать уже на берегу придется, а за этаким занятием легче легкого нашуметь, выдать себя…
Он примолк, потом заговорил увереннее:
- Вообще-то сдается мне, что они покуда не помышляют затевать драку. Иначе бы не явились таким малым числом.
- Малым? - Белоконь хмыкнул. - А ежели к этим восьмерым в подмогу дать еще четыре десятка - тоже будет мало?
- Четыре десятка воев, хоть вполовину таких, как эти, нам не осилить, - медленно сказал Кудеслав.
Белоконь покосился на него и.опять хмыкнул.
- Так вот: с Волком да этим… Толстым в род Грозы пришли пять десятков ратных, - мрачно сказал хранильник. - Еще зимой, по крепкому суходольному пути. Пришли не просто гостеваний ради, а чтобы звать под руку "старейшины над старейшинами". Звали-то вроде добром, но намекнули: у Волкова родителя ратный счет на пяти десятках не кончается. А хоть бы и кончался - с вас, мол, и вот этих хватит. Созвал Гроза сход, погомонили его родовичи, поплескали в языки, и… И. Десница-то железная перед глазами, так чего ж нарываться, ежели она покуда не бьет, а вроде бы гладит? Теперь Гроза приехал пособлять нас уламывать.
- Что ж Волк к нам всех своих с собою не взял? - тихо спросил Кудеслав.
Волхв пожал плечами:
- А может, и взял. Может, они где-нибудь ниже по течению на берег сошли, а вот аккурат об этой поре готовы приступать к вашему граду…
- Что ж ты раньше-то?! - Мечников взгляд затравленно метнулся по градским кровлям, по черноте ближней лесной опушки…
Хранильник коснулся Кудеславова плеча:
- Да не дергайся ты, я ж сказал: "может". Сдается мне, будто настоящая голова над посланными не Волк, а Толстой. И эта самая голова наверняка понимает, что ваша община особая, отлетная, крайняя. Вашим мужикам опасно кулак показывать: могут, конечно, и убояться, как Грозовы родовичи, но могут и зубами в него вцепиться. А примучивать силой свой же корень-язык "старейшине над старейшинами" покуда нельзя - слаба еще его власть, она еще не вошла в привычку. Глядишь, и те, кто уже стал под его руку, могут разбежаться, коль с этой руки закапает красное. Опять же, если каждый град ломить под себя оружною силой, так и править-то некем будет… Да и из общины Грозы нельзя уводить дружину. Вятской мужик забывчив: пока острастка перед глазами - боится; уберешь острастку-то - как бы не передумал!
Волхв примолк и вдруг почти выкрикнул со злыми слезами в голосе:
- Ты, Кудеслав, Волка да дружину его не бойся; ты бойся сородичей! Чтоб они распрями да бранью промеж себя пришлым не помогли - вот чего бояться-то надобно пуще вражьих мечей! Еще хорошо будет, если под руку своего же Вяткова корня идти придется…
Светало. Занимающийся восток отразился в реке, и Мечнику примерещилось, будто бы Истра вместо воды наполнилась кровью. Видение под стать разговору…
- Ладно! - Волхв тряхнул головой, и заплетенные косицами усы громко хлестнули его по животу.
Кудеслав передернул плечами - словечко хранильника немилосердно резануло слух. Уж чего тут ладного при таких-то делах?!
Белоконь словно бы не заметил Мечникова дергания, повторил:
- Ладно.
И через миг:
- На вот. - Он ткнул в ладонь Кудеславу невесть откуда взявшийся крохотный берестяной туесок. Ткнул и сказал непонятно: - Это тебе вместо сна.
Мечник взял туесок неохотней, чем взял бы живую гадюку, а волхв, как ни в чем не бывало, продолжал:
- Утром, когда Хорсов лик поднимется на полвершка выше заречного леса, Яромир пригласит Грозу, Толстого да Волка этого к себе на угощение. Пойдешь вслед за ними - старейшина и тебя ждет. А пока рассказывай-ка: удалось ли высмотреть что-нибудь важное?
Кудеслав рассказал.
Потом они с Белоконем немного поспорили из-за бодрящего зелья - Мечнику почему‑то очень не хотелось пробовать эту полужидкую кашицу с резким и не шибко приятным запахом. Но хранильник, естественно, настоял на своем.
Потом, спросив, не Велимир ли это храпит, развалившись на настиле в нескольких шагах от них, и получив утвердительный ответ, волхв оставил в покое Кудеслава и отправился тормошить его названого родителя.
Наливающиеся светом розоватые сумерки не мешали Мечнику видеть, как Белоконь растолкал Лисовина, как, присев на корточки, принялся что-то втолковывать ему (Велимир яростно тер глаза и часто-часто кивал)…
Отступив подальше (волхв говорит вполголоса, значит, его слова не для третьих ушей), Кудеслав раздумывал: спросить или не спросить хранильника, откуда ему ведомо про число Волковой дружины да про то, как все было в общине, над которой старшинствует Гроза. Поразмыслив, решил не спрашивать. Мало ли откуда может Белоконь узнавать новости! Может, боги рассказали. А может, и не боги - шесть дней пути не шибко далекое расстояние.