- Не возражаю. Тихий ветер иссяк, ничего интересного в Эригоне для меня нет. С этими словами собеседники встали, ратман проводил доктора до дверей кабинета, они обменялись поклонами и расстались.
Прошло несколько дней. Ожили все городские ветряки, постепенно свежий, пахнущий морем воздух вытеснял отравленное фиолетовое марево и город мало-помалу оживал.
Сперва Лорка надеялся, что Венона при первой же возможности вернется домой и они начнут выхаживать друзей. Но она не появилась ни через день после того, как замерло дыхание Арр-Мурра, ни через два, ни через три. На четвертый день терпение Лорки иссякло, и он самолично отправился напомнить Веноне о больном муже. Однако в госпитале ему сказали, что Веноны нет в городе вот уже неделю, а то и больше - никто точно не помнил. На все расспросы служители отвечали, что однажды на ночь глядя явился в госпиталь один такой… весь взъерошенный, остроухий, с разодранной в лохмотья щекой. Поговорил немного с госпожой и вскоре они оба исчезли в ночи. Вот и все. Ни ответа, ни привета. В остроухом Лорка без труда узнал Арколя и сделал для себя один-единственный вывод: выхаживать собратьев ему придется одному.
… и неслыханное везение чернокнижника-недоучки
Вот уже четвертую неделю Фолькет сидел в гостинице. "Гря-а-азная, гну-у-у-усная, ме-е-е-рзкая дыра!…" - с этой хвалебной песни он начинал каждое утро. Затем он съедал принесенный служанкой молочный суп - тепловатый, с синюшными пенками - и вновь с упорством, достойным лучшего применения, принимался за свои штудии. Фолькет пытался раскрыть алмаз темной крови. Он уже испробовал на нем все знания, полученные от отца, пустил в ход кое-какие свои изобретения… все напрасно. Камень словно издевался над ним; бессильной оказалась даже магия крови - Фолькет, вспомнив прежние навыки, сцапал ночью маленькую нищенку. Но и ее невинная кровь не помогла.
Ньерд, самое отдаленное предместье Эригона, тихий ветер захватил самую малость, ощутимо пострадали только самые впечатлительные. В основном же жизнь контадо мало изменилась; по-прежнему стучали молотки на верфях, кипела в котлах смола и как праздник ожидалось прибытие очередного "запаса". "Запасом" в Ньерде называли чудо-суда, приходившие по Кадже и сработанные одайнскими умельцами: были они целиком составлены из отборного леса, ни одним гвоздем не оскверненного, шли по реке, управляемые опытнейшими лоцманами, благоухая свежим деревом и возвышаясь вровень с прибрежным лесом, а по прибытии тут же разбирались по бревнышку, по досточке. Публика в Ньерде была самая разношерстная: мастера-корабелы, сезонные работники, торговцы и капитаны, следящие за ремонтом своих судов, матросы, ремесленники…
В тридцатый раз получив от темного алмаза щелчок по носу, Фолькет разразился потоком длинной, бессмысленной ругани, хватил кулаком по краю стола, отчего выстроенные в изощренном порядке элементы пантакля смешались и попадали, и решил, что на сегодня с него хватит. Выглянув в окно, он понял, что время обеда давно прошло, о нем, как всегда, забыли, и решил в кои-то веки самолично наведаться в общий зал; вернул кольцо на шейную цепочку, натянул рубаху, жилет, пригладил волосы. "Напьюсь с горя, - размышлял Фолькет, - может, что и придет в голову." Он спустился на первый этаж постоялого двора, постоял с минуту, оглядывая духоту зала, и пробрался за угловой стол. Уселся, потребовал у служанки "чего покрепче", да копченых ребрышек впридачу, и принялся мрачно рассматривать собственные ногти. Однако спокойно посидеть ему не дали. Не успел Подарочек выхлебать и двух чарок из принесенного кувшина, как за стол к нему подсели - без приглашения и без церемоний.
- Вечер добрый да ветер попутный! - морда у навязывающегося в собутыльники была куда как подозрительная, а его пожелание доброго вечера звучало почему-то как проклятие. По виду был он моряк, причем не из простых: слишком дорогая рубаха, жилет тисненой кожи, богато расшитая перевязь, запачканные - а чего их беречь? - замшевые сапоги; лицом же он был похож на финик, из смуглых морщин которого буравчиками поблескивают черные глазки. - Не нальете ли чарку старому морскому волку?
- Пей да проваливай, - грубо буркнул Фолькет, решив поскорее сплавить нежданного гостя. Тот, впрочем, охотно потянулся к кувшину, налил в свой, заботливо прихваченый, стакан… и тут цверг решил пугнуть его, чтоб не надоедал. Немного усилий - и охотнику выпить на дармовщинку покажется, что из его посудины вылезают черви, а сама она до краев полна помоями.
- Что, только этому и успел научиться? - невозмутимо поинтересовался моряк, преспокойно выхлебав зелье. Фолькет оторопел. А тот налил себе еще и, пошвырявшись в пахучей груде ребрышек, выбрал какое посимпатичней, с треском разгрыз его, отхлебнул из стакана - преспокойно, чуть ли не посмеиваясь.
- Да не таращься ты так, глаза вывалятся. Знаю, малыш, - и моряк омерзительно ухмыльнулся, - все знаю. Сиротинка ты наша… - тут слова уступили место довольному чавканью.
- Откуда?.. - только и смог выдавить Фолькет.
- Как это откуда? - как-то обиженно удивился гость, утер кружевным рукавом лоснящийся подбородок, и неожиданно широко улыбнулся Подарочку. Широченный оскал улыбки - и острые, злющие зубы… и вытянувшийся нос… и подрагивающие усы-вибриссы… и брызнувшая по смуглом лицу серая шерсть… Фолькет, боясь обнаружить свое потрясение, вцепился пальцами в столешницу; и под вырвавшимися на волю когтями жалобно заскрипело дерево.
- Тихо, тихо… здесь не наше место… - успокаивающе протянул моряк, а сам все еще не совсем по-человечьи поводил носом.
- Ты очень хорошо спрятался, малыш. И начал тоже неплохо. Кэдмон хоть и был еще та… - непристойное определение потонуло в глубине стакана - но дело свое знал. И хоть оно мне даже как-то не к лицу, но я рад, что нашел тебя.
- Кто вы? - Фолькет, однако, с выводами не спешил и радоваться не торопился.
- Да ты никак плохо видишь? Я, малыш, крыса, - и он горделиво приосанился, - крыса корабельная.
… Арколь, услышав знакомый усталый голосок, поднял голову от толстенного фолианта и улыбнулся. Его названная сестра, мужественно преодолев искушение сном, звала его погулять. Он расцеловал ее в обе щеки и они отправились в сад. Арколь с удовольствием слушал рассказы Амариллис о школе Нимы, просил ее поподробнее описывать прелести ее подружек, нарываясь на надирание и без того длинных ушей, сообщал о своих успехах в учении.
- …в общем, мы единогласно признали обладательницей самых соблазнительных родинок Лалик. А ты чем на неделе занимался?
- М-да… с куда большим удовольствием я занялся бы исследованием и сравнительным изучением того вопроса, который вы, судя по всему, разрешили с непростительной небрежностью и поспешностью. Но, за отсутствием доступа к материалу исследования, я штудировал книжицу о протеичных формах жизни… оборотни всякие, двуличники… Да ну их, расскажи лучше какие у вас были критерии соблазнительности.
Амариллис уже отбыла в храмовую школу, Арколь, разделив с учителем вечернюю трапезу, вернулся к прерванным занятиям. Раскрыл тяжеленный том и…
"… однако подгорные крысы, чье племя близко к полному истреблению, вопреки бытующему мнению, не одиноки и не единственны в своем роде. В незапамятные времена часть крыс, по неизвестным ныне причинам, покинула подземелья Безымянного Хребта и устремилась на юго-запад. После долгих странствий крысы те избрали местом своего пребывания группу островов в море Покоя, именуемых Муспельскими. Там они обосновались, не образуя, впрочем, государства или даже города, но живя разрозненно и независимо. Главным занятием крыс стало мореходство; море, с его изменчивым, непостоянным характером и вечными опасностями они действительно полюбили. И еще полюбили они звонкое золото. Сейчас мы можем говорить с полной уверенностью о том, что основы работорговли заложили именно они.
Именуемые отныне корабельными, крысы, как и их подгорные родичи, способны существовать в двух обликах - человеческом и крысином; однако, в отличие от подгорных, корабельные крысы при принятии звероформы сильно теряют в росте, так, взрослая крыса, стоящая на задних лапах, достает взрослому мужчине лишь до пояса, а не до середины груди. Они менее жестоки, но более подлы. Нередко нанимаются они на корабль с достойной репутацией, своими льстивыми и подлыми речами подталкивают наиболее ленивую часть команды к бунту, который обычно возглавляют, и превращают еще вчера торговый бриг в пиратский. Редко когда вся команда такого корабля состоит из одних крыс, они умеют находить подобных себе в пороках и низости среди людей, коим доверяют даже капитанские полномочия. Обычные их занятия - работорговля и разбой; магией они не владеют, больше полагаясь на точный расчет и…" - в этом месте Арколь зевнул. "Корабельные крысы очень привязаны к своему кораблю; не жалея, вкладывают деньги в его ремонт и содержание…" - еще один зевок. "Отличить корабельную крысу от обычного пирата можно…" - дальше шла магическая формула, и не в привычках Арколя было заучивать такие вещи сквозь сон: не приведи Вседержитель, не запомнится… а ну как пригодится? Поэтому прилежный ученик аш-Шудаха решительно захлопнул книгу, встал, потянулся и отправился спать.
"Так вот ты где, подарочек. Змеенок подколодный. Ах вот как… хватило ума не расставаться с камушком. Что, ручонки коротки оказались? дрянь такая…"