Позади были уже два дня торгов, все диковинки подешевле были распроданы, а аппетиты покупателей раззадорены донельзя. Продажа афродизиаков по традиции предварялась ночным праздником, блеск которого оплачивали торговцы соблазном, а обеспечивали дети Лимпэнг-Танга. Больше всех в этот раз отличился Лорка; на своем огромном серебристом жеребце он откалывал такие номера, что, наверное, сам себе дивился. Сцена, кулисы… все это было не для него; он словно вспорол тело толпы лезвием стремительного галопа, ворвавшись на площадь с какой-то из улочек, и каким-то чудом ухитрившись никого не затоптать. Зрители, затаив дыхание, следили за тем, как вольтижер, стоя в седле мчащейся по кругу лошади, жонглирует зажженными с обоих концов факелами, как он почти что пролетает сквозь обручи, которых искусство Лиусса заставило гореть пламенем немыслимых цветов; свое выступление Лорка превратил в настоящий фейерверк трюков, один сложнее другого, - в этой ночи самым безумным факелом была его рыжая голова.
Завершать программу предстояло Амариллис; ее танец должен был убедить доселе сомневающихся отведать коварных даров оазисов Арр-Мурра… Готовясь к выходу, танцовщица в который раз благословила выучку школы Нимы и строгость госпожи Эниджи: что бы ни творилось в ее душе, какие бы мысли не пытались заставить ее споткнуться, - ничто не имело ни малейшего значения для дисциплинированной артистки. "Танцовщица Нимы славит любовь", повторяла про себя Амариллис, натирая тело маслом суртонской белой розы, от которого кожа слегка светилась в темноте. "Никто да не прикоснется… и даже не мечтай…", твердила она, одевая блестящий золотистый парик. "Ибо открытое соблазна не имеет…" - и она лишний раз проверила, легко ли скользят застежки на юбке. Наблюдавшая за ней Венона только головой качала: куда подевалась та девчонка, которой она все утро растолковывала правила составления микстур от кашля?
- Ты не передумала? - несколько неуверенно спросила певица, - Ты уверена, что хочешь танцевать именно под эту песню? Она и на обычную публику действует как валериана на кота… как бы здешние совсем с ума не посходили. И не жалко тебе их?
- Ни капельки, - отрезала Амариллис. - Или ты забыла, сколько нам заплатили? Господин Амброджо не скупился, даже рука не дрогнула, когда задаток отдавал. И не беспокойся так… сработаем, в первый раз, что ли?!
И, уже стоя у самого края кулис (все артисты, кроме Лорки, выступали на высоком помосте), она тихо пропела-промурлыкала припев венониной песни:
Милый мой, приди ко мне,
Днем молю я и во сне.
И губам, что всех нежней,
Поцелуев не жалей…
Днем молю я и во сне -
Милый мой, приди ко мне…
… С честью и блеском отработав деньги победителей пустыни, они возвращались в дом госпожи Элиссы, и уже за садовой оградой Криолла с искренним возмущением обратилась к Амариллис:
- Послушай, мы же договорились, что пойдем к ювелиру вместе!
- Да, я помню, - недоуменно ответила танцовщица. - а что, ты передумала?
- Это ты передумала! Что, думала, я не замечу?
- Чего не заметишь? - ничего не понимая, нахмурилась Амариллис.
- Да ладно уж… Дай лучше посмотреть поближе, - и Криолла протянула к подруге руку.
- Да что с тобой такое? Нет у меня ничего нового, померещилось тебе, видно…
- А это что такое? - и акробатка, схватив Амариллис за руку, развернула ее ладонь тыльной стороной вверх и чуть ли не ткнула танцовщице в нос. - Никак светлячков приручила?!
Амариллис, посмотрев на собственную руку, ахнула: давно уже ставшее привычным кольцо, подарок старого орка, совершенно преобразилось. Вернее, изменился камень, вызвавший когда-то столько вопросов у некоего цверга… В прозрачно-черной глубине алмаза темной крови, словно в глазах у разозленной кошки, вспыхивали яркие, ядовито-зеленые искры, они лихорадочно мельтешили под поверхностью камня, метались как бабочки в горсти. За этим переплясом огоньков стала почти незаметной руна, про которую хозяйка кольца знала лишь то, что называется она "феху" и может иметь магическое значение… больше ей ничего не удалось вытянуть из Арколя.
- О Нима Безотказная, это что ж такое?! - изумленно вопросила Амариллис, ни к кому, собственно, не обращаясь.
- Эй, что у вас стряслось? - и из густой летней темноты выросла фигура Рецины. - Опять побрякушку какую потеряли?
- Да нет, скорее уж нашли, - ответила за подругу Криолла, зачарованно рассматривая камень.
- Ну-ка, покажите, - потребовала мизоанка, - Да-а-а… впечатляет. Чего это он так… сигналит?
- А я откуда знаю? - Амариллис в недоумении развела руками. - Нет, нас, конечно, учили камни различать, но в такие тонкости не вдавались. Может, у ювелира спросить? Говорят, бывает, что камни болеют, блеск теряют и все такое…
- Слушай, а давай у Фолькета спросим? - предложила Криолла, - все равно собирались его проведать… Уж он-то знает.
- Опять этого камнееда выслушивать… - и танцовщица страдальчески закатила глаза.
- Да ладно, потерпим немножко… Он мне обещался та-а-акие браслеты подобрать… и к ним еще пару ножных, с подвесками…
- Понятно… - и Амариллис покачала головой, - Кажется, кто-то собирался идти к ювелиру вместе…
Глава седьмая. Ветряки Эригона
Утром четвертого дня девушки отправились в лавку ювелира, у которого вот уже с неделю жил в подмастерьях их "подарочек". Улицы Эригона были непривычно пустынны - город отдыхал после ночных безумств, набираясь сил к полдневному открытию торга. Криолла и Амариллис намеренно встали пораньше, почти на час опередив остальных; они решили, что будет лучше, если их братья узнают о новых побрякушках уже после того, как те будут куплены… Наскоро позавтракав и одевшись попроще - в легкие льняные платья с недавно вошедшими в моду корсажами на шнуровке - они неслышно выбрались из дома и теперь, весело болтая, бежали по свежеобрызганной мостовой в квартал ювелиров, похожие не то на двух горничных из богатого дома, не то на дочек-погодков какого-нибудь торговца средней руки.
Дом, где ныне обретался Фолькет, выделялся среди прочих и капитальностью постройки, и - и это, конечно, главное - красующимся над входом в лавку гербом. Подобный знак отличия эригонские ювелиры получали лишь в случае особенных заслуг перед городом, или же когда мастером становился пятый старший сын в роду. На этом гербе красовался свежепозолоченная ящерица, держащая в вытянутых передних лапках свой отрубленный хвост - десять лет тому назад отец нынешнего хозяина, почтенного мастера Рилло, пожертвовал добрую половину своего состояния в городскую казну, на восстановление Эригона после дуновения Арр-Мурра (и сам ювелир, и его семья выжили совершенно случайно: за неделю до начала тихого ветра они отправились в Манору, на свадьбу к любимой племянице хозяина, и попали аккурат в самый разгар сезона "тухлой воды" или, по-научному говоря, дизентерии… болели основательно и вместо двух недель прогостили в Маноре почти два месяца). Преодолев сопротивление массивной дубовой двери, девушки вошли в дом. Амариллис, ощутив столь привычную когда-то атмосферу ювелирной мастерской, сама того не осознавая, начала принюхиваться, поводя носом словно чистокровная гончая… В просторную, с продуманной и недешевой скромностью обставленную комнату для посетителей вышел сам мастер Рилло.
- Доброго утра, красавицы. Что привело столь ранних пташек в мою мастерскую?
- Доброго утра, господин Рилло, - мило улыбаясь, поздоровалась Амариллис (Криолла, как всегда, дернула ее за рукав платья, а сама отступила на задний план - несмотря на блестящую цирковую карьеру, вне сцены она продолжала оставаться настоящей суртонкой, застенчивой до болезненности).
- Мы хотели бы поговорить с вашим подмастерьем, Фолькетом. Прошу вас, скажите, что Амариллис нуждается в его совете.
- Амариллис? - и мастер Рилло прищурился, заглядывая девушке в глаза. - Так-так… мало вам того, что по вашей милости он домой только к утру дотащился, помятый, что твоя отбивная, так еще и совет какой-то понадобился… О, только не хмурьтесь, - и ювелир примирительно улыбнулся, - будь я на его месте, пожалуй, еще и не так локтями бы работал, лишь бы поближе к сцене пробиться. Хорошо мне его ругать, я-то с балкона на вас любовался. И все-таки он малость перестарался, додумался тоже - с молотобойцами соревноваться…
- Господин Рилло?.. - из двери, ведущей в мастерскую, высунулась чья-то физиономия, и только по тонким усикам, да еще по тому, как радостно она залопотала при виде Амариллис, девушки признали в ней бывшее фолькетово лицо.
- Ты уж тут? Сказал же я тебе, отлежись малость, разве не так?! - и ювелир попытался грозно насупиться. Но, увидев неукротимый блеск в цверговых глазах, махнул рукой и отошел к высокой конторке, просмотреть бумаги.
Фолькет радостно поздоровался с гостьями и пригласил их присесть на деревянную скамью, стоявшую у окна, сам он уселся напротив, придвинув поближе трехногий табурет.
- Фолькет, зачем же ты так? - и Амариллис осторожно коснулась его рассеченной брови - пожалуй, наименее поврежденного места на лице цверга. - Разве ты нам чужой? Сказал бы заранее…
- Не стоит обо мне беспокоиться, - прервал ее Фолькет, - мало я вам хлопот доставил, еще и здесь навязываться… Я разумею, вы решились на браслеты? И правильно, скажу я вам, колец у вас достаточно, это я помню… с серьгами Криолле лучше подождать, ничего достойного пока нет, а вот браслеты…
- Да погоди ты со своими браслетами. Мне твой совет нужен. Фолькет, что с этим камнем творится? - и Амариллис, сняв кольцо с алмазом темной крови, протянула его на ладони цвергу.