Площадь все еще пахла нагретым солнцем, лошадиным навозом и людским потом. Был вечер, представление закончилось, и зевак осталось совсем немного. Большинство из зрителей уже разошлось по домам или окрестным кабакам, а самые любопытные глазели на то, как двое мужиков, опасно балансируя на крышах, снимают канат, натянутый над площадью.
К циркам Шрев относился равнодушно. Предпочитал менестрелей и художников, оставляя более примитивные развлечения для людей, не способных ценить высокое искусство. Но, разумеется, не имел ничего против этих перекати-поле. От всех может быть польза. Лишь бы под ногами не путались.
Циркачи тоже разбрелись, и фургоны казались пустыми. Идя через площадь, Шрев увидел лишь трех человек, что крутились возле них, да несколько стражников, которых город поставил охранять имущество труппы.
Благодаря респектабельному виду его даже не подумали остановить. Богатые господа не зеваки, им было доступно многое из того, чего лишены простые горожане. Один из стражников даже кивнул ему и, прислонив алебарду к стене аккуратного, украшенного цветами домика с расписными стенами, начал отстегивать опостылевший за день латный воротник.
Карлик в оранжевой курточке и красных шароварах, пыхтя от натуги, тащил к корыту до краев наполненное ведро. Вода то и дело выплескивалась из него и попадала на голые щиколотки в расшнурованных ботинках с ободранными блестками.
– Любезный! – окликнул его Шрев. – Я ищу канатоходца.
Недомерок посмотрел на чужака с любопытством, поставил ведро, вытер рукавом пот с высокого, гротескного лба:
– Могу я полюбопытствовать, зачем он вам, добрый господин?
– Можешь, – любезно разрешил Шрев, но причину назвать не успел. Из-за зеленого фургона выступил молодой, крепкий мужчина, сказав:
– Я канатоходец.
– Но… – протянул карлик удивленно.
Акробат отмахнулся от него:
– Все в порядке! Иди погуляй, Рико. Я разберусь.
Недомерок посмотрел на коллегу внимательно, словно пытаясь понять, что происходит, сдался, пожал плечами:
– Тебе лучше знать.
– Господин искал меня? – Голос у циркача был певучий и мягкий, как у многих южан, родившихся на побережье. Шрев оценил его рост, ширину плеч и то, как человек, о котором он только слышал, двигается. Было в его осанке нечто от благородного. Что-что, а держать себя он умел.
– Да. Хотел бы задать тебе пару вопросов. Разумеется, за ответы я заплачу.
Тот не удивился, показав на фургон:
– Давайте побеседуем.
– Лучше снаружи. Вопросов у меня не так много. А значит, это не займет наше время.
Шрев сел прямо на ступеньку, сказав небрежно:
– Ты похож на аристократа. И манерами, и чистым эвью.
Тот сверкнул улыбкой:
– Я простой цирковой, господин. Но мне приходится соответствовать. Мы не всегда выступаем перед обычной публикой, а в дворцы Рионы и Пинии не пускают сброд, которым мы для многих являемся. Маска и костюм порой слишком сильно въедаются в нас.
– Есть с золотого подноса гораздо лучше, чем из глиняной миски?
– Зависит от качества еды и от того, что придется за нее отдать. Как видите, чаще я предпочитаю глиняную миску. Она беднее на яства, но куда как… свободнее.
– Понимаю тебя. Но к делу. Меня зовут Шрев, и я представляю деловых людей юга. Один из наших очень ценных работников, которому мы доверяли, обманул нас, причинил ущерб нашему предприятию и сбежал. Мне поручено найти и вернуть его для суда.
– На юге я не был уже полтора года, и у меня нет друзей среди купцов Великой Руки.
– И все же ты можешь мне помочь. Во всяком случае, так говорят мои информаторы. Ты встречал ее в Варене. Это женщина с седыми волосами, которые часто заплетает в косу. Она уже немолода, хотя и выглядит младше своих лет.
– А еще у нее мерзкий характер, и она так быстра, словно всю жизнь выступала в цирке. Не стану отрицать, господин. Я встречал ее в конце прошлого лета. Она вытащила меня из неприятностей, но, не скрою, я рад, что мы расстались. Слишком уж неуживчивая дама.
Шрев понимающе улыбнулся:
– Не смогу оспорить это утверждение. Значит, мои источники не врали. Могу я узнать, в чем состояла ее помощь?
– Это не такая уж тайна. У меня возникло недопонимание с одним господином, и он решил со мной поквитаться. Его люди пытались меня задержать, но ваша знакомая этого не позволила.
– Женщина смогла остановить мужчин? Как?
– Я не знаю, – искренне ответил акробат. – В тот момент на моей голове находился мешок. Я до сих пор гадаю, зачем она это сделала. Но, как вы понимаете, грех было жаловаться и отказываться от ее доброты.
– Доброты. – Из уст Шрева это слово походило на пепел сгоревшей травы. – Чего у этой женщины в избытке, так это доброты. Тут ты прав. Знаешь, что с ней было дальше?
– Нет, – равнодушно ответил тот. – Мы расстались тем же вечером. Но уходила она по тракту, ведущему к Прибрежному. Возможно, искала корабль в Дарию.
– Возможно.
– Простите, что не смог вам помочь.
– В этом вопросе – не смог. Зато в другом, надеюсь, мне повезет больше.
– В другом? – удивился акробат.
– Я начал наводить справки о тебе, когда узнал, что наша беглянка помогла в твоей беде, и дошел до того господина, с которым у вас возникло недопонимание.
Он увидел, как напряглись плечи циркача, и поднял руку в примирительном жесте:
– Меня не интересуют ваши отношения. Но моих клиентов очень привлекают вещи прошлых эпох. Я знаю, что ты продал статуэтку Арилы, и хотел бы услышать подробности. У кого ты ее купил и что о ней думаешь?
– И все? – Циркач решил, что его разыгрывают.
– И все. Я больше не буду тебя беспокоить.
– Мы с другом нашли ее в развалинах, в старом карьере, за городом. Я сразу понял ценность этой вещи и решил продать перекупщику. Через два дня мы от нее избавились, но в дело вмешался уже известный вам господин, и… мой друг погиб. Я выжил чудом. Вот, собственно, и все. Вы купили ее? Она теперь у вас?
– Купил? – Шрев не показал, что разочарован беседой. Он не чувствовал, чтобы акробат врал ему, а значит, все его ответы правдивы, и сойка зря потерял время. – Увы. Господин Эрбет отказался мне ее продавать.
Он полез в карман, достал четверть серебряной рен-марки, но циркач покачал головой:
– Вы мне ничего не должны, господин. Я ничем не помог.
– Как знаешь. – Он убрал монету и, попрощавшись кивком, отправился прочь.
Акробат сел на ступени фургона, взяв стоявшую здесь же недавно открытую бутылку вина, и сделал большой глоток. К нему подошел карлик, и циркач протянул ему выпивку:
– Спасибо, что не стал лезть с вопросами, Рико.
Тот отсалютовал, прежде чем попробовать:
– Всегда пожалуйста, сиор Мильвио. Что это был за хмырь?
– Не моя тайна, приятель. Извини.
Карлик усмехнулся, еще раз продегустировал вино, возвратил бутылку мечнику:
– Увижу его еще раз, сообщу.
Он ушел, оставив треттинца в задумчивости. Башенные часы ратуши пробили девять вечера, и Мильвио спросил:
– Что теперь?
Лавиани спрыгнула с крыши фургона:
– Теперь уже моя забота, Фламинго. Ты свою роль исполнил, и исполнил хорошо. Остается благодарить тьму, что Тэо порой много болтает и рассказал тебе свою историю. Иначе бы ты точно не ответил на вопросы этого урода.
– Твой друг опасен.
– Очень верное замечание. Он старший среди нас. И не тот толстяк, которого ты завалил на островах. С ним не справиться.
– Даже тебе?
– В противном случае я бы не пряталась. Вовремя я почувствовала его приближение, иначе бы Тэо уже был покойником. Если уж у меня башку порой едва не сносит, когда его метка рядом, то на Шрева бы она подействовала как удар кулаком по осиному гнезду.
– Он может вернуться.
– Но акробат не вернется. Шерон увела его, и слава всем, кто слышит мои несуществующие молитвы, эти дети привыкли доверять моему мнению. Они дунули из цирка прежде, чем Шрев пересек площадь.
Она юркнула в фургон, вернулась с коротким плащом в руках:
– Завтра цирк уезжает, если не вернусь до утра, не ждите меня. Я вас сама найду. Встретимся в Талте в конце концов.
Он не возражал и смотрел, как женщина спешит через площадь в сторону улицы, за поворотом которой скрылся Шрев.
Глава шестнадцатая
Мокрый камень
Цирковые уснули. Гроза размывает следы разноцветных фургонов, попавшихся в хриплые сети, а небесный огонь холоднее небесной воды – не согреться лошадкам, бредущим по мокрой…
Обрывок забытой песни цирковых
Гроза рокотала в отдалении. Черное небо то и дело тяжело вздыхало. Подмигивало слепящими зарницами. Земля, насытившись влагой, пахла свежестью, а дороги превратились в кошмар. Возницам пришлось придерживать лошадей и молиться, чтобы колеса не застряли в грязи.
Такое уже случалось трижды, и все устали, выволакивая фургоны из ловушек, устроенных непогодой. Ирвис костерил судьбу, и Салатик на каждое его слово отвечал одобрительным лаем, впрочем не спеша спрыгивать в лужи.
Лавиани, ехавшая вместе с Мильвио на крыше фургона, не замечала оставшейся после грозы прохлады. Ей было легко и спокойно с тех пор, как она увидела, что Шрев со своим отрядом покидает город. Теперь он с каждым днем отдаляется от них. Что не могло не радовать.
Треттинец лежал на спине и перебирал струны старой лютни, одолженной Велиной.
Странно, но сойку это бренчание совсем не раздражало. Она слушала его краем уха, поглядывая на запад, где скрытое облаками солнце совсем скоро должно было уйти за горизонт.