* * *
Через полчаса Мошка вошла в камеру Клента и, к своему удивлению, обнаружила, что тот раздобыл бумагу, перо и чернила. Эпонимий что-то раздраженно писал.
Она уселась рядом на пол.
- …Эта женщина отринула верность, - буркнул Клент. - Прелестное яблоко, напоенное чистым ядом. Нас связывают нежные воспоминания, и что ты думаешь, вошла она в мое положение? Нет! Ее сердце очерствело! Она потребовала, чтобы я рекомендовал ее некоторым уважаемым людям, иначе она повесит на меня ущерб, причиненный ее магазину твоим адским гусем. Я спросил, даст ли она пару пенни на чернила, или мне писать кровью из собственного сердца…
Клент наконец оторвал взгляд от бумаги и заметил состояние Мошки. На смену ярости пришло другое, непонятное выражение. Он уставился на царапины на руках у девочки и следы веревки на запястьях.
Мошка смотрела в пол и хлюпала носом.
- Поймали меня, - буркнула она.
- Сторожа? - тихо уточнил Клент.
- Нет, опасные люди, они искали писаря. Такого, чтобы его никто не хватился. - Как она ни старалась, в голосе явственно прозвучала горечь.
Повисла тишина. Клент смотрел на перо с бумагой, и не видел их.
- Зря ты думаешь, что твое исчезновение осталось бы незамеченным…
- Сарацин, конечно, заметит, - рявкнула Мошка, - но что он сделает? Объявит награду? Если бы я не вернулась, вы бы решили, что я сбежала.
Клент смерил ее долгим взглядом, потом тяжело вздохнул.
- Есть такое дело. - Голос его звучал устало и очень печально. Клент зажмурился и покачал головой. - Когда ты не пришла вчера вечером, я и в самом деле решил, что ты сбежала.
Совесть напомнила Мошке, что именно так она и хотела поступить.
- Эти опасные личности… - до Клента начало доходить, - как думаешь, они будут тебя искать? Велика вероятность, что они приедут за тобой в этот дружелюбный город?
Мошка кивнула, прикусив губу.
- Тебе нельзя оставаться в Грабели, - сказал Клент, сам пораженный простотой фразы, слетевшей с языка. Правда, он быстро пришел в себя. Глаза его прикипели к записям. Пальцы аккуратно складывали бумагу. - Услуги секретаря едва ли мне потребны, раз все мои бумаги находятся в руках слуг закона и нет больше поручений…
- Об этом я и хотела сказать, - перебила Мошка. - Я ухожу.
Руки Клента замерли. Он не отрывал взгляда от бумаг.
- Вы тоже, - добавила Мошка. - Вставайте, мистер Клент.
- Что?
- Я добыла денег. Вы свободны.
- Но… - На лице у Клента застыла недоверчивая маска. - Каким невероятным образом ты добыла средства?
- Ну… - Скромный вид Мошки явно не успокоил Эпонимия. - Продала кое-что. Можно сказать, последнее, что у меня оставалось.
Сперва над шикарным пейзажем клентовского лица взошла луна подозрения, потом его осветил рассвет удивления, полдень изумления и, наконец, закатное солнце надежды.
- Ты продала гуся? - шепотом спросил он.
- Нет, конечно! - Мошка содрогнулась от негодования. - Как можно!
- Ах. Нет. Ясное дело, нет. - Клент устало вздохнул.
- Нет. Я продала вас.
- ЧТО? - К Эпонимию немедленно вернулись силы и сообразительность. - Тебе что, подушечник набил башку перьями? Вытаскивать меня из тюрьмы, чтобы сразу продать в рабство?
- Никакого рабства, - поспешила успокоить его Мошка. - Речь о науке. Есть один доктор, большой любитель вскрывать людям черепа, чтобы глянуть на мозги. Он хотел купить несколько трупов у копателя могил, но того поймали. Так что доктор остался при деньгах, зато без объектов для исследования. Он сильно обрадовался, когда я сообщила, что мой дядя при смерти, потому что у него за ухом появилась опухоль размером с табакерку. Доктору удастся вскрыть череп живого человека лишь при условии, что тот лишился разума и родственники дали разрешение. Когда я сказала, что мой дядя видит призраков в тарелке супа и говорит исключительно стихами, доктор на радостях выдал нужную сумму.
- Если поэзия - это болезнь, - шепнул Клент, - не лечите меня, дайте мне умереть от нее, пока твой цирюльник точит свои ножи. Он ждет у выхода?
- Нет, все в порядке. Сейчас он уничтожает баранью ляжку невиданных размеров. Завтракать ему самое меньшее час. Дал мне расписку, мол, подателю сего выплатить нужную сумму. Сказал, сперва увидит вас, потом выложит денежки. Ну так я расплатилась с судом прямо его распиской.
Клент рухнул на жесткий матрас.
- Пришел мой последний час, - вяло буркнул он. - Жизнь моя в самом расцвете вероломно продана за гроши дерзкой девчонкой. Поведай мне, дитя, чем ты хочешь занять мое время, пока баранья ляжка исчезает во чреве убийцы? Отдашь меня вербовщикам, отправишь рыть землю?
- Если честно, мистер Клент, - тихо предложила Мошка, - я рассчитывала потратить этот час на стремительное бегство.
Прежде чем отряхнуть прах Грабели с ног, Мошке с Клентом предстояло сделать последнее дело.
Часовня стояла в четверти мили от города. Как большинство местных домов, она щеголяла грубыми высокими стенами из сланца. На нижних камнях проходящие овцы оставили пучки шерсти. Оконца размером с кулак были закрыты стеклышками не больше бутылочного донышка. Только наверху зиял осколками проем в форме сердца.
- Наверняка он влетел в то окно, - шепнула Мошка Кленту.
У часовни стоял охранник, тот самый красноносый победитель нечисти.
- Вход запрещен. - Паренек расправил плечи и перехватил палку, словно алебарду. - Опасные призраки.
- Но, друг мой, - Клент дружелюбно подхватил его под локоть, - вы упускаете, что сила невинности легко превозмогает нечисть, Почтенные наградили этим даром всякое неразумное дитя, чтобы эльф или корозад не могли…
Стражник отвлекся на миг, и Мошка рванула мимо него, не обращая внимания на возмущенный крик. Она рассчитывала, что тому не хватит мужества вторично встретиться с призраком.
В часовне стоял странный запах. "Сырость и крысы", - решила Мошка. Она старательно гнала прочь мысли о "миазмах" доктора Глоттиса и безжизненных телах на грязных камнях. Чего бояться, мертвецов давно унесли и закопали.
Среди лавочек призрака не было, только обломки дерева и осколки фарфора. Не было его и за статуей Добрячки Тащитварь, что не дает бараньим головам запутываться в кустах. Правда, Добрячка недавно лишилась ноги. За дверью призрака тоже не было, только разбросанные крючки да ножницы.
- Эй! - громко шепнула Мошка. - Все хорошо! Это я!
Что-то захлопало, как тряпка на ветру, а следом - протяжный скрип, будто тащат тело. Из люка, предположительно ведущего в склеп, появилась белая фигура. Бульканье и гогот эхом отражались от стен. Бесформенное нечто приближалось к девочке.
Мошка опустилась на колени и сняла с фигуры белое батистовое покрывало. На свет появилась длинная змеиная шея, насупленный лоб и клюв тыквенного цвета. Радость встречи согрела Мошку сильнее дюжины ужинов. Девочка подхватила "призрака" на руки.
Охранник на улице встретил ее без восторга.
- Что… это… - Не веря глазам, он ткнул пальцем в Сарацина. - Это ж не призрак, это гвоздодерный гусь в Длиннопер его душу! Ты представляешь, какой ущерб…
- Успокойся. - Голос Клента зазвучал низко и раскатисто, будто тот изрекал пророчество. - Пройдут мгновения, мы исчезнем, а с нами - и Грабельский призрак. Перед вами, сэр, откроются два пути. Я вижу, как на одном вас угощают в каждой таверне, ибо вы сразили титана ужаса десяти футов ростом, с зубами, как у тигра. На другом вы навсегда остаетесь дурнем, пострадавшим от домашней птицы.
Они оставили за спиной победителя титана ужаса, осознавшего все прелести свободы выбора.
Через пять минут ледяной воздух свободы вселил в Клента такую бодрость духа, что встречный бочар, пораженный его добродушным весельем, пришел в восторг, когда Эпонимий согласился сесть в его телегу.
Они ехали на восток, где распластались города Чандеринд и Оттакот, неодолимая река Длиннопер… и, как осознала Мошка, Побор. Тот самый Побор, где живет девушка, не подозревающая, что некий Скеллоу уже строит на нее планы и готов ради них убивать.
ДОБРЯК БАЛАБОЛ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ДВЕРЕЙ И ПРИВЕТСТВИЙ
Телега потихоньку ползла вперед, разговор затих, умами обоих пассажиров овладел один вопрос. Мошка с Клентом в очередной раз вспоминали, что у каждого путешествия кроме "откуда" должно быть и "куда".
Клент шумно сморкнулся и достал знакомый черный блокнот. Мошка подсмотрела через плечо, как он пишет: "Грабели - долговая тюрьма, продан на опыты, гусь в часовне". Она уже вынимала блокнот у Клента из кармана, пока тот спал, и знала, что он отмечает места, где побывал и куда не стоит возвращаться. У каждого названия были комментарии вроде "званый вечер у леди Скопидомницы", или "три дня был герцогом", или "на рыбном рынке исполнял аферу "трубадур" - собаки!".
Клент хмуро полистал записи и прочистил горло.
- Куда едем? - спросил он у возницы.
- Так-то хочу сделать остановку в Унылом Воробье, напоить лошадок. Это милях в десяти.
- Унылый Воробей… - Клент зарылся в блокнот. Потом вздохнул, склонился к Мошке и начал шептать уголком губ: - Нельзя направлять стопы в Унылого Воробья - гнусное местечко, где забывчивость считают преступлением, достойным виселицы.
- Чего?
- Ну… иногда человек приходит в деревню, забыв, что в свое время продавал здесь лекарство от Великого лошадиного мора. - Клент снова зарылся в блокнот, перечисляя названия. - Дюжина Яблок… нет. Старлингтон… нет. Верхние Остряки… нет. Дитя, боюсь, что мы испили из каждого источника в этой проклятой земле.