- А, зар-раза, всех Светлых тебе в ноздрю, и как это бабы такое носят? - рычал он. - Ненавижу!
- Кого, Ллиэль? - невинно спросил Император, привычно поправляя медно-красные пряди. - Только не говори, что баб, все равно не поверю.
Ллиэль, он же - Дылда, промолчал.
Крыть было нечем: альковные похождения эрра копьеносной Каданги давно уже стали притчей во языцех…
Молчание затянулось
- Ну? - изволил поторопить Император.
- Не нукай, не кобыла, - огрызнулся дан-Ка-данга, усугубляя предшествующие святотатства. - Ты бы сперва, как положено, накормил, напоил…
- Держи, проглот! - В лицо Одному-Из-Семи полетел персик, да не простой, а особый, из тех, что лишь в тайных садах произрастают: невероятно огромный, неописуемо душистый, мохнатый до того, что казался бородатым не менее "гостьи".
- Ан!
Дан-Каданга не оплошал.
Отпихнув ногой кучу тряпья, только что бывшую изысканным дамским убранством, он уселся, отдуваясь, на узенькую козетку с кружевной спинкой, тщательно, не спеша, разжевал благоуханную мякоть и проглотил.
Серьезно и пристально поглядел в глаза богоравному.
И вытащил из-за пазухи свиток мятого пергамента с болтающимся на порванной цепочке гербом.
- Это то, о чем ты говорил? - помолчав, спросил владыка.
- То, что обещал, - поправил гость, протягивая документ.
- Стало быть, ты опять оказался прав.
- Часто ли я ошибаюсь, Рыжий?
- Никогда, - проворчал Император, беря бумагу, но читать не стал. Он рассеянно теребил полуоторванный герб, глядя куда-то мимо Дылды, и слушал вполуха его рассуждения, знакомые до последнего слова и страшные своей неопровержимостью.
Да, эрры взяли большую силу в его империи; еще отец его, Гьон Решительный, и вообразить бы себе не мог тех законов, которые приняты в последние годы. Каждый эрр - сам себе Император в своей провинции: у него есть доходы, с которых он под любыми предлогами не платит должных налогов в казну; есть двор, не менее, если не более, услужливый и преданный, чем у Коронованного Вечностью; есть армия, которая, конечно, слабее имперской гвардии; нет, правда, маарваарских наемников - уж этот закон пока еще исполняется! - но…
Вот то-то и есть, что "но".
Любой из Семи, кто бы он ни был - всего лишь подданный Владыки.
Двое, трое, пятеро, объединившие свои деньги, своих слуг, свои войска, - это…
Дылда прав: это конец ему, Рыжему.
Коронованному, Повелевающему, и прочая, и прочая…
Ну-ка, Временно Вечный, слазь! Вышло твое время.
Император тряхнул медной шевелюрой, отгоняя мрачную картинку. Подергал герб за цепочку.
- Лодрин молод, - задумчиво сказал он. - И не женат.
- К тому же сверх меры увлекается охотой на зупыря, - кивнул эрр Каданги.
Несколько мгновений оба молчали. Рыжий и Дылда с детских лет умели понимать друг друга.
- Наш возлюбленный магистр и так не слаб, - аккуратно подбирая слова, начал владыка. - А когда его хилоумный племянник станет дан-Баэлем…
- Ты сам подписал этот закон, - напомнил Ллиэль.
Император поднял брови:
- Который?
- Закон о наследовании знатнейшим, - пояснил дан-Каданга.
- Но я…
- Знаю! У тебя не было выхода. Пусть даже так. И что теперь? Обе старшие сестры Лодрина замужем за мелочью, спасибо твоему батюшке, успел… но если юнец породнится через младшую с магистром - считай, Баэль уже под задницей у Ордена.
- Ой ли? - хмуро сказал владыка.
- Опять хочешь убедить себя, что на твой век хватит? - усмехнулся Дылда. - Не трудись. Не хватит.
Сиятельнейший друг его детства вдруг запоздало осерчал:
- Но у меня действительно не было выхода! И я не думал…
- Ты и не должен думать, - вздохнул гость. - На то я у тебя есть. Ты бы слушал меня, дурака, хоть иногда. Подписал, подписал; а что ты подписываешь? Ты ведь уже и указ о собственной казни готов подмахнуть, не глядя, нет?
Император смерил его ледяным взглядом:
- Светлых тебе в зубы! Думай, что говоришь! И кому…
Ллиэль, нимало не устрашенный, только отмахнулся.
- Хочешь остаток жизни в славословиях скоротать - гони меня в шею и зови своих… пятколизов. Они тебе расскажут, как ты мудр, как прав, усиливая сильных, обогащая богатых, жалуя все новые и новые блага своим зажравшимся эррам…
- А сам-то ты кто? - заметил владыка, быстро остывая.
Дан-Каданга снова вздохнул:
- Я урод в Семерке. Вместо того чтобы возглавить успешный мятеж, пользуясь императорским доверием, и стать королем Каданги, на что, кстати, имею полное право, я по-прежнему гоняю ядовитых ящериц от одного богоподобного идиота…
Император вздрогнул, вообразив Дылду-мятежника, - этот мятеж действительно был бы обречен на успех! Ллиэль - холодный логик и прирожденный лидер с детства. "Мне и вправду повезло, что он - друг", - подумал Рыжий, вспоминая, как Дылда, старший на целых три года, опекал его во всех детских - а затем и не очень детских - авантюрах, как выгораживал перед отцом, беря на себя все мыслимые и немыслимые вины, как отпаивал собственноручно изготовленными отварами, выгоняя яд птицы коору, в чье гнездо они лазили за радужными яйцами, - об этом так никто и не узнал…
Опека Дылды и сейчас - тайна для всех. Даже безъязыкий евнух не знает, что за дама поднялась сегодня на верхний ярус императорского шатра…
А мятеж… Дылда не ошибается. Будет мятеж. И не сносить ему, Рыжему, медноволосой головы…
Ишь как Шестеро силенки-то собирают! Землицу к землице, арбалет к арбалету; и, уж верно, у каждого в заветном сундучке приготовлена королевская корона…
За каждым словом императорским следят, за каждым чихом; красавиц своих родовитых в высочайшую спальню наперебой заталкивают; улыбнешься кому сверх положенного - сразу вой: Владыка, мол, фаворита назначил, права наши эррские попрал, гнева Вечного не боясь… Чтобы со старым другом встретиться, вон какой маскарад разводить надо: выбор, переодевание… Аудиенции - строго по расписанию, указы - из-под пера советников, эррами купленных-перекупленных - и слова в тех указах изменить не позволяют!..
И это - жизнь Владыки Империи? Тьфу!
Богоравный оторвал наконец многострадальный герб дан-Баэлей от письма и так свирепо на него глянул, что дан-Каданга расхохотался:
- Тебе на шаамаш-шур сейчас - всех бы загрыз! Начиная с магистра.
Владыка помрачнел.
- На исходе второй луны обещали собраться. Все. Кроме магистра.
- Надо же! - прицокнул языком Ллиэль. - Всего-то девять лет ты их зовешь - и вот опять пообещали… Все как всегда. Не приехали еще, не собрались даже в путь, но хоть посулили - и то хлеб! Или ты уже все нужные им законы подписал? Они ж у тебя такие послушные, только по закону хотят Рыжика скушать, чтоб все знали: не бунтуют они, а свое, кровное отвоевывают, вот и указ, покойным Императором дарованный…
- Не зли меня, Дылда! - заскрипел зубами Рыжий. - Чего ты хочешь? Гвардию двинуть? Куда? На Баэль, на Орден? Тут-то все и слетятся, и сожрут меня, ко всем Светлым, с потрохами…
- Ну-ну, высочайший, зачем же так? - спокойно ответил тот. - Владыка не должен быть бичом и карой своим подданным. Владыка должен быть им отцом родным и от напастей защитником.
- Каким отцом?! От каких напастей?!
- Родным. А насчет напастей - особый разговор…
Император сразу понизил голос:
- Ты что-то придумал? Дан-Каданга кивнул.
- Ну?
- Опять нукаешь? - прищурился эрр.
- Дылда!
- Ладно, слушай. Что тебе нужно? Во-первых, напомнить, что ты имеешь верховное право - верховное! - и на бесхозные поместья, вплоть до провинций, и, между прочим, на осиротевших девиц.
- Баэль? - шепотом спросил владыка.
- Да. Цепь надо рвать по самому слабому звену. Земли не бедные, в казне не помешают.
- А с козявкой что я буду делать? - уже совсем по-хозяйски осведомился Рыжий.
- А козявку ты, добрейший, будешь отечески опекать и замуж выдавать.
- За кого?
- За достойного, разумеется.
- Кто же достоин, кроме тебя?
- И то правда - шестнадцатый год вдовею. - Блестящие выпуклые очи Дылды подернулись поволокой. - Да и остепениться пора, не к лицу императорскому тестю за каждой юбкой бегать…
- Да уж, папенька, попрошу вас быть умереннее…
Они дурачились, словно не было никакой угрозы и все, о чем говорили до этого, было шуткой или рассчитанным спектаклем; впрочем, Дылда и впрямь подумывал о женитьбе, а Рыжему давно приглянулась его дочь, пятнадцатилетняя тростинка удивительно скромного нрава; говорено было об этом несчетное число раз - и всегда друзья веселились с самым серьезным видом, как когда-то, в детстве, деловито обсуждая разнообразные фантастические темы…
Император согнал с лица улыбку. Беззаботный дух давних дней растаял.
- Не видать мне, батюшка, жены как своих ушей до шаамаш-шура, - уныло напомнил он. - Сам знаешь: закон запрещает. Не мой закон! древний… И шаамаш-шура, похоже, не видать…
Дан-Каданга прищурился.
- Будет тебе шаамаш-шур. Это во-вторых. - Между улыбчивых, словно припухших от бесчисленных страстных поцелуев губ неожиданно хищно блеснули ослепительно-белые зубы. - Сами приползут.
Владыка знал этот тон - тон Дылды-полководца, втравливающего младшего друга в очередное сомнительное приключение. Впрочем, ни одно приключение не закончилось плохо для наследника. И таким же голосом юный эрр Каданги после своей первой битвы отдал приказ зарубить восемь сотен пленных варваров, а потом, повернувшись к недоумевающему отцу, спокойно пояснил: "Ведь это же мои пленные, папа. Ты подарил их мне, так? А мне они не нравятся".