От этакого обвинения Аврелий Яковлевич несколько растерялся, а потому и вопрос задал преглупый:
- Когда?
- Тогда! - Из-под широких крыльев шали появилась сложенная вчетверо газетенка, которую ненаследный князь с видом оскорбленным, негодующим швырнул ведьмаку под ноги. - Не отрицайте! Я видел вас… и его…
- Себастьянушка… - Аврелий Яковлевич заподозрил, что его дурят, - в своем ли ты уме?
- А вы-то сами как думаете? - Себастьян скрестил руки на груди, и шаль, подаренная ее величеством, которая сей дар после отбирать постеснялась, обрисовала широкие плечи князя. - Стоило мне отвлечься ненадолго, как вы уже другого нашли? Ветреник! И не совестно ли вам?
- Тьфу на тебя!
Аврелий Яковлевич и вправду сплюнул, но под ноги.
- Я уж подумал, что…
- Что? Вы мне, за между прочим, сердце разбили, Аврелий Яковлевич! Я решил, что у нас с вами все серьезно…
- Скажи еще, что свадьбу планировал…
- А почему б и нет?
- Платье выбрал?
- Выбрал! Белое! Со шлейфом в двадцать локтей и кружавчиками. - Всхлипнув, Себастьян смахнул злые слезы. - А вы… вы… вы, можно сказать, мою мечту порушили! Светлую! Девичью…
- О свадьбе? - Аврелий Яковлевич приближался медленно, осторожно, больше всего опасаясь спугнуть жертву.
- А то… представьте только… я в белом платье… с кружавчиками… в облаке фаты… и букет из розовых тюльпанов в руках…
- Может, лучше розы?
- Тюльпаны! - Князь капризно топнул ножкой. - Моя свадьба! И мне лучше знать, из чего букет!
- Конечно, дорогой… значит, платье и тюльпаны…
- А вам костюм из зеленого сукна… в полосочку… - Себастьян закатил очи, верно представляя, до чего хорош будет ведьмак в оном костюме. - И шейный платок тоже зелененький, но болотнего оттенку… на пороге храма нас встречают девочки в голубеньких платьицах и сыплют розовые лепестки…
Себастьян скосил черный глаз и, убедившись, что Аврелий Яковлевич слушает рассказ превнимательно, продолжил:
- А потом ресторация… в "Короне" гуляли бы… и нас поздравляют, подарки дарют… всенепременно сервиз с позолотою… а еще льняные простыни… и в полночь мы отбываем в нумера для новобрачных.
Аврелий Яковлевич только кивнул, крепко подозревая, что до скончания своей жизни сохранит нелюбовь к нумерам для новобрачных.
- А там… там… - ненаследный князь едва не задохнулся от избытка эмоций, - там я бы доверчиво прильнул к вашей широкой груди…
…в последний миг он отпрянул, но Аврелий Яковлевич тоже умел при надобности передвигаться быстро. И, поймав старшего актора за хвост, дернул.
- Ай! Аккуратней с хвостом! Он, за между прочим, нежный! - возмутился Себастьян, на сей раз непритворно.
Ведьмак не ответил, но хвост отпустил, прежде взявши ненаследного князя за руку. И на себя потянул. Себастьян тянуться не желал и босыми пятками в траву уперся.
- Что это вы делаете, Аврелий Яковлевич? - с подозрением поинтересовался он.
- Как что? Позволяю тебе… как это… прильнуть к моей могучей груди…
- Широкой.
- Ладно, пусть будет широкой. Вот она, можешь льнуть сколько захочешь…
Себастьян, однако, щедрым предложением пользоваться не спешил. Напротив, свободной рукой он в эту самую грудь уперся.
- Я… мужчина порядочный… - Он ерзал, пытаясь высвободиться, что, однако, не получалось. - Я к чужим грудям льнуть могу только после свадьбы!
- Надо же, какие перемены… скажу Евстафию Елисеевичу, он премного обрадуется, а то, знаешь, ему твои похождения сильно на нервы действовали.
- Ревновал? - с затаенной надеждой поинтересовался Себастьян.
- Боялся, что голову твою дурную открутят. Но не бойся, оженят нас быстро. Я у ее величества разрешения попрошу, чай, не откажет… так что…
Себастьян пыхтел.
- Не сопротивляйся, глупенький. - Аврелий Яковлевич свободною рукой погладил князя по голове. - Я некогда в одиночку на рулевом колесе стоял… да не штилем, а в самую бурю… и не обижайся… Гавел для меня ничего-то не значит…
- Все вы так говорите…
- Я его сегодня же выставлю… за-ради нашею с тобой большой любви…
Ненаследный князь уперся в грудь лбом и замычал.
- Я ж не знал, - с неизъяснимой нежностью произнес ведьмак, - что ты ко мне всерьез… сам подумай, кто я? Всего-то старый ведьмак… четвертую сотню лет разменял… и происхожденья самого простого… и из себя-то обыкновенный. А ты - княжьих кровей… молодой… красивый.
Аврелий Яковлевич усилил нажим.
- По тебе вон бабы сохнут… и не только бабы… чем мне оставалось разбитое сердце утешать? Только…
Себастьян слабо всхлипнул.
- Ничего… теперь-то мы будем вместе. Обещаю!
И руку разжал, правда, упасть Себастьяну не позволил, схватил за шиворот, приподнял.
- М-может, не надо вместе? - слабо поинтересовался ненаследный князь.
- Как не надо? А платье?
- Обойдусь.
- Белое и со шлейфом в двадцать локтей… - Аврелий Яковлевич погладил князя по щеке. - И девочки с лепестками роз… и ночь наша первая брачная. Или грудь моя разонравилась? Нехороша уже стала?
- Хороша, - сдавленным голосом произнес Себастьян. - Чудо до чего хорошая у вас грудь…
И похлопал еще.
- Но я… как бы сейчас вдруг понял, мне бы побольше… помягче… и без бороды…
- Ради тебя, мой драгоценный, сбрею!
- Не надо! - Вот теперь Себастьян испугался по-настоящему: шутка как-то перестала быть шуткой. Бороду свою ведьмак отращивал долго, холил, лелеял и смазывал розовым маслицем, тем самым, высочайшего качества из лавки купца Соболевского.
Отчего-то вспомнились вдруг слухи, которые ходили о морских порядках, и что женщин Аврелий Яковлевич недолюбливает, стережется… и что о романах его, ежели и были таковые, никто-то не знал…
- Отчего? Мне для тебя бороды не жаль!
- Н-но… в-ваша борода, Аврелий Яковлевич, государственное достояние и…
- Дурень, - ласково сказал ведьмак, подзатыльником наградивши. - Впредь думай, с кем шутки шутишь. А то ведь не смешно выйти может.
- Вы… - Себастьян с немалым облегчением выдохнул: - Вы… Аврелий Яковлевич… весельчак, однако.
- Ты не представляешь какой.
- И представлять не хочу.
- От и правильно, Себастьянушка. У ведьмаков чувство юмора имеется, конечно, да вот беда, уж больно оно специфическое. Нормальные-то люди его не разумеют. Вот и выходит… непонимание. Есть будешь?
- Спрашиваете. - Себастьян устроился на траве. - Я в последние дни только и думаю о том, как бы пожрать и как бы поспать.
- Ничего, - ведьмак вытащил из сумки промасленный сверток, - вот закончится дело, и поедешь в отпуск, я Евстафия Елисеевича самолично попрошу, чтоб тебе роздыху дал. А то мало ли… вдруг и вправду разумом тронешься…
Себастьян промолчал, отчасти потому, как рот его был занят: в свертке оказался холодный кабаний бок, отчасти потому, что спорить с ведьмаком - занятие изначально неблагодарное, обреченное на неудачу.
Аврелий же Яковлевич, наблюдая за ненаследным князем, маялся муками совести, которая, несмотря на уверения злопыхателей, у него все ж имелась. И ныне совесть эта нашептывала, что отдых - дело, конечно, хорошее, да только шансов дожить до него у ненаследного князя не так чтобы много. Нет, не сказать, чтоб вовсе не было, однако же…
И не в одном Себастьяне дело.
Легли карты одна к другой чужим пасьянсом, и поди попробуй нарушить узор, да так, чтоб хозяйка до поры до времени не прознала. Оттого и придется иных людей использовать, да без их на то ведома, пусть и претило подобное Аврелию Яковлевичу. Впрочем, с совестью своей он договорится, небось не в первый раз. А ныне требовалось заручиться согласием Себастьяна, каковой, как подозревал ведьмак, плану вовсе не обрадуется.
- Дело тут такое… личное, Себастьянушка, - признался Аврелий Яковлевич, сожалея о том, что трубку свою в нумере оставил. - Лет этак двести тому угораздило меня жениться.
- Вас?
- А что тебя удивляет? Не одному тебе моя широкая грудь по вкусу пришлась. И бороду она любила… да…
Ненаследный князь благоразумно заткнул себе рот куском кабанины, которую закусывал малосольными огурчиками.
- Сам понимаешь, жена моя тоже не из простых была… колдовка… и силы немалой, хотя, конечно, запретными ритуалами не баловалась. Сперва не баловалась, - очень тихо добавил ведьмак. - Ох и хороша была… норов - огонь. Чуть что не по ней, так и вспыхивает, а как полыхнет, то… так мирились, что особняк весь ходуном ходил.
Себастьян замер с надкушенным огурцом в руке, верно представляя, как оно было.
- Счастливо жили… пять лет целых. - Аврелий Яковлевич дернул себя за бороду. - А закончилось все на одном расследовании. Я тогда-то больше королевскими делами занимался, но тут попросили глянуть, уж больно странные были смерти. Семеро девок, происхождения обыкновенного, из семей бедных… да и не в одной бедности беда. Но есть семьи такие, Себастьянушка, где один другого едва ли не ненавидит. И оттого по помершим не станут особо горевать.
- Она? - тихо спросил Себастьян.
- Она. С матушкой своею завязалась. Я-то думал, что она у меня сирота, ан нет, просто тещенька дражайшая давно Хельмовым знаком мечена, вот и поостереглась на глаза-то являться… я ее так и не увидел. Знаешь, волшба, она как запах человека, у всякого - собственный… или как отпечаток души… ауры… по ней много сказать можно, и не зная о том, кто чаровал. Я же с моею… пять лет… и знал, как никто другой… и она меня знала… и стоило глянуть на тело, как понял все.
Ведьмак замолчал.
Тихая ночь, грозная.