Казик же, обрадованный такой компанией - новая знакомая, несмотря на субтильность и просто-таки неприличное отсутствие шерсти, которую заменяло нечто тонкое и вряд ли теплое, очень ему понравилась, - подвинулся ближе. И дружелюбно протянул руки, предлагая согреться…
- Ыыыр! - произнес он с придыханием.
Вон как дрожит, несчастная.
…за свою недолгую жизнь Казимир успел сменить три зверинца и свести знакомство с дальними южными родичами, которые во льдах не выживали.
Новая знакомая чем-то весьма на них походила.
Но от щедрого предложения отказалась.
- Может, не надо?
Себастьян смотрел на Казика.
Казик - на Себастьяна… и взгляд-то выразительный… устав ждать, Казик просто сгреб понравившуюся ему панночку в охапку, дыхнув на ухо вонью.
- Уыыы, - пропел он нежно. - Уааа…
- Может, - Себастьян попытался вывернуться из нежных, но крепких объятий, - не надо "уааа"?
Казик был не согласен категорически.
- Ыыыргых! - Он вытянул нижнюю губу и, наклонившись к уху, томно засопел.
От сопения у Себастьяна волосы на затылке шевелились.
- Улыбайтесь! - велел фотограф. - Обнимите его за шею!
Сам бы и обнимал, если такой умный… но Себастьян оскалился и обвил могучую шею Казика руками.
- Уугу! - одобрительно сказал тот. - Агррра!
Лолочка целиком выбралась из пещеры и села на ледяную глыбину, всем своим видом демонстрируя негодование. В мужчинах она разочаровалась, и крепко. Стоило отвернуться на секундочку, отвлечься, можно сказать, по своей девичьей надобности, как тут же появляется какая-то страшидла немочная, которая почти-жениха и уводит.
А он, разом позабыв про Лолочкины многопудовые прелести, знай себе щупает страшидлу эту и ласково так что-то на ушко шепчет. Уже и блох искать полез.
И выражение морды при том самое что ни на есть идиотское.
- Ах! - Лолочка испустила громкий вздох и лапу выставила.
Лапы у нее были удивительно длинными, поросшими мягкой густой шерстью. Блохи в ней водились крупные, сытные и приятно щелкали под пальцами.
Но неверный Казик невесту и взглядом не удостоил.
- Орм! - Склонившись над темной головой разлучницы, он старательно копошился, надеясь отыскать хотя бы крошечную, самую завалящуюся блоху.
Себастьян терпел.
Как ни странно, но Казиковы пальцы волосы перебирали бережно, не дергая и не выдирая. А на морде ледяной гориллы было выражение предельной сосредоточенности.
- Уууй! - Лолочка томно сползла с камня и потянулась, демонстрируя прямую спину. Перевалившись на бок, она застыла в позе ожидания, устремив взгляд куда-то в сторону…
И Казик все ж обернулся.
Лолочка была хороша… крупная, приятно полнотелая, она пахла льдом и влажной шерстью, которая сразу привлекла Казиково внимание.
Ну и еще голый бледно-голубой живот, который Лолочка поглаживала.
- Ах… - Она взмахнула рукой, и когти ее скользнули по ледяной глыбине, издав душеволнительный звук, от которого Казиково сердце затрепетало. Он качнулся было, почти выпустив добычу из рук, но в последний момент передумал.
Лолочка была прекрасна.
Но капризна.
Он уже устал ходить возле пещеры, носить к ней и сосульки, и куски льда, которые, демонстрируя силу и стать, раскалывал о собственную голову. Нет, голова не болела, но болели плечи, потому как куски Казик со всей ответственностью выбирал крупные, солидные.
А Лолочка только отворачивалась.
- Урм. - Он решительно повернулся к Себастьяну и, заглянув в глаза, произнес: - Агху!
- Что, не дает? - Себастьян сочувственно похлопал гориллу по могучему плечу.
Страх исчез.
- Оуррры!
- Бывает, друг, бывает… бабы - они такие, никогда не поймешь, чего им на самом деле надо… бывает, ты к ней со всей душой… цветы, конфеты, а она, как твоя, только задницей крутит.
- Ахха…
Лолочка нахмурилась.
Она повернулась другим боком и губы вытянула, надеясь, что Казик оценит и губы, и плоский нос ее с вывернутыми ноздрями, из которых торчали длинные белые волосы, и щеки, густо усыпанные бородавками…
- Ничего, друг, потерпи, - сказал Себастьян, преисполнившись сочувствия. - Сейчас мы ее уломаем.
- Мгы?
- Только башкой не крути…
Казик мотнул.
Понимал ли? Но, обхватив Тиану одной рукой, второй он бережно погладил ее по голове.
- Уаггры. - Он произнес это гулким шепотом.
Лолочка поднялась. Она обошла неверного кавалера по дуге, двигаясь медленно, то и дело останавливаясь и принимая позы картинные, призванные наглядно продемонстрировать нечеловеческую ее красоту. Она то вытягивала губы, то проводила ладонью по кустистым бровям, то изгибалась, поворачиваясь к Казику тылом. Солнце играло на чешуйчатых ягодицах, подчеркивая их размер и идеальную округлую форму.
Казик вздыхал и отворачивался.
Лолочка злилась.
Немочная разлучница торжествовала. Она уютно устроилась в объятиях Казика и что-то ласково нашептывала ему на ухо. А Казик слушал!
И ворковал!
Хитрую тварь все-таки выпустил, но лишь затем, чтобы, покопавшись в собственной шерсти, которая была длинной, жесткой и мужественно-всклоченной, вытащил крупную блоху.
- Уург! - сказал Казик громко, протягивая блоху новой подруге.
Блоха, издали похожая на льдинку, шевелила лапками и попискивала, отчего с панночкой Тианой все ж приключилась истерика, которая закончилась глубоким обмороком. Себастьян же, не без труда удержав обличье, подношение принял.
- Спасибо большое.
В теплых человеческих пальцах блоха замерла…
- У вас коробочки не найдется? - поинтересовался Себастьян, повернувшись к фотографу, который столь увлекся съемкой, что, кажется, забыл о страхе.
- 3-зачем?
- Для блохи.
Блоху, на диво крупную, размером с горошину, Себастьян держал аккуратно.
- Вы собираетесь ее забрать?
- Конечно, - он провел ноготком по ребристому прочному панцирю, и ножки блохи дернулись, - мне ж ее подарили. А у нас в городе не принято подарками разбрасываться!
Для блохи фотограф пожертвовал собственный портсигар…
- Уыы, - умилительно пробормотал Казик, глядя, как дама сердца прячет подарок в кисейных юбках. Зачем она это сделала, он не понял, вероятно, оттого, что прежде ей блох не дарили. - Оглых!
И, вытащив из шерсти другое насекомое, Казик сдавил его когтями.
Блоха щелкнула.
- Угу!
- Нет. - Себастьян, с трудом сдерживавший тошноту, покачал головой. - Миру мир! И все твари имеют право на жизнь!
- Грымс…
Мысль такая вся оригинальная была внове для Казика и оттого доставляла существенные неудобства. Голова, о которую с веселым хрустом раскалывались ледяные глыбины, для мыслительного процесса не подходила. И Казик, сунув палец в ухо, попытался выковырять неудобную мысль.
В ухе зашумело.
И в голове зашумело тоже.
- Убрррур! - громко возвестил Казик, вновь ударяя себя в грудь, на сей раз, правда, двумя кулаками. И бил от души, потому сам же от удара грохнулся на спину, широко раскинув руки. - Оу…
- Полный оу, - согласился Себастьян, подбирая юбки.
Почему-то взгляд Казика, слегка затуманившийся, но все одно весьма выразительный, напомнил ему королевича, когда тот шоколад подсовывал…
Темные пальцы гориллы потянулись к кисее.
- Попрошу без рук. - Себастьян отступил, прикидывая расстояние до дверцы… и надеясь, что эта дверца не заперта.
- Угу… - согласился Казик, счастливо улыбаясь.
А руки не убрал.
И, подцепив коготком подол, потянул на себя. Кисея расползлась с треском…
Этакого непотребства Лолочкино сердце не вынесло. Ухватив ближайшую глыбину, она с воем швырнула ее в неверного Казика, ну и, само собой, в разлучницу, которой вздумалось на чужих блох покушаться. Женская душа, оскорбленная в самых лучших своих проявлениях, требовала мести. Желательно немедля и кровавой! Но глыбину Казик отбил, подставив лысый, сияющий лоб.
- Брру!
Он ударил кулаком по осколкам, сминая их в ледяную труху.
И Лолочку, во гневе прекрасную, грудью встретил. И даже не поморщился, когда мощные Лолочкины клыки пробили шкуру на загривке…
- Бежим! - рявкнул Себастьян фотографу, который от страха оцепенел. Сам ненаследный князь, подхвативши изрядно пострадавшие юбки, в два прыжка добрался до выхода. И дверцу клетки открыл мощным, отнюдь не девичьим пинком.
Сзади бесновалась Лолочка.
И Казик, крепко обняв подругу, что-то бормотал ей на ушко, должно быть, клялся, что недавнее происшествие не более чем случайность, помутнение рассудка и следствие коварно подброшенной ему, Казику, мысли, которая до сих пор бродит в гудящей голове, причиняя воистину нечеловеческие мучения… и на самом-то деле нет никого прекрасней Лолочки!
Она не верила.
Но отбивалась уже не столь рьяно, про себя, верно, решив, что этак и отбиться-то недолго, а мало ли… отныне на завесу, отделяющую ледяной мир от иного, враждебного, Лолочка посматривала с подозрением. Она знала, что за завесой этой обитают страшные создания: хилые с виду, но весьма коварные…
- Бррум, - сказала она, смиряясь и безвольно повисая на крепких Казиковых руках.
- Ого! - Казик, окинув взглядом Лолочкино тело о двадцати пудах шерстистой красоты, сглотнул слюну. - Ога!
- Ах!
- Ага!
Тело требовало действий, и Лолочка, окинув соперницу торжествующим взглядом, игриво укусила жениха за ухо…
- Ууу… - пропел Казик и торопливо, пока Лолочка не передумала, заковылял к пещере. На всякий случай - а вдруг-таки передумает - Лолочкины волосы он намотал на руку.