Он шел по темному городу и думал: хорошо или плохо, что Даниэль сейчас далеко отсюда? Быть может, мы все погибнем, а он останется… Хорошо или плохо? Хорошо или плохо? В караульной башне не спал один Хайнц, остальные растянулись на лавках и на полу. В очаге трещало несколько поленьев. Было тепло, и стоял смрад немытых тел, слышались стоны и храп.
- Как?
- Тихо, - сказал Хайнц.
- А люди?
- Ничего. Отдрыхнутся - лучше воевать будут.
"Послать его?" - размышлял Арнсбат, глядя в лицо старого солдата, где морщины мешались со шрамами.
- Кому надо - тот не спит, - продолжал Хайнц. - На стенах тоже многие ночуют… городские.
- Я взгляну. - Арнсбат поднялся по крутой лестнице наверх, подошел к бойнице. На том берегу горело несколько костров. И все… Внезапно он споткнулся, на что-то наступил. Шатнулся в сторону. Рядом, в нише стены, зашевелился какой-то ворох тряпья, что-то забормотали и из-под рогожи высунулось человеческое лицо, завешенное прядями спутанных волос, казавшихся во мраке угольно-черными. Арнсбат нагнулся, пригляделся.
- Адри…
- Это вы… А я уж подумала - на приступ лезут.
Он усмехнулся, припоминая.
- Давно я тебя не видел… А ведь соседи, дома ря дом стоят…
- А я теперь там не бываю…
- Где же ты живешь?
- Здесь…
"Бедная запуганная девчонка, - подумал Арнсбат, - боится одна".
- А здесь что делаешь?
- Воюю…
Она поднялась на ноги, подтянув рогожу на плечи. Как ни было темно, Арнсбат разглядел, что одета она черт-те во что: в какую-то рваную мужскую рубаху с прожженными по краям рукавами, юбка из дерюги, ноги обмотаны тряпками.
- Что это с тобой?
- Платье и плащ совсем обгорели… когда пожар тушила на Северных воротах.
- И как же ты воюешь?
- Как все… не сидеть же.
- Сколько тебе лет, Адри?
- Будет шестнадцать.
- А если убьют - не страшно?
- Если сразу - чего же тут страшного? А город жалко - люди… дети маленькие…
- Славная девка, боевая девка, - сказал Хайнц, по дошедший сзади, - тоже, видимо, проверял посты. - К оружию привыкла.
Бургомистр разглядывал Адриану. Она была ниже его на полголовы. Странная мысль…
Адриана тоже смотрела на бургомистра. "Здорово сдал, - думала она. - Постарел… а ведь видный был мужчина. Чего это он?"
- Вот что, - сказал Арнсбат. - Пошли-ка вниз. Нужно поговорить. И ты тоже, Хайнц.
Они вернулись в башню. Арнсбат, однако, не дошел до зала, толкнул дверь в пустую кладовую. Пошарил, нашел где-то огарок свечи. Ударил кресалом по кремню, зажег, налепил свечку на место выбитого кирпича.
- До рассвета еще далеко, - пробормотал он. - Теперь так. Ты, брат, принеси какой ни на есть одежды с убитых. Поплоше, но не самую рвань. И поищи канат потолще и подлиннее. А ты останься.
Он сел на пыльную скамью. Адриана продолжала стоять. Теперь только Арнсбат заметил, что за веревку, поддерживающую ее лохмотья, заткнут тесак.
Арнсбат решил не тянуть.
- Мне нужен человек - послать к Аскелу.
- Что я должна сделать? - спросила она.
- Конечно, жалко… я ведь тебя с младенчества помню… Девчонку, может быть, на смерть… Ты вот го ворила - если сразу. А если не сразу? Есть много вещей хуже смерти…
- Я знаю.
- Молчи и слушай. Раз ты давно на стенах, должна понимать, как нужна нам помощь. Вельф Аскел, если горы перешел, днях в четырех отсюда. За Вильманом. Если через десять дней не вернешься…
- А если он мне не поверит, что я от вас?
- Написал бы я письмо, да опасно - вдруг попа дешься? Они там, в ордене, грамотные…
- У вас есть какая-нибудь вещь, которую он знает?
- Погоди…
Вошел Хайнц.
- На, бери это барахло…
- Слушай, Адри, переоденешься в мужское - так лучше, сама знаешь. Вокруг лагеря много бродяг ошивается…
- Понятно. - Она взяла одежду в охапку, отошла в темный угол. - Хайнц, где ей лучше спуститься?
Тот прикинул.
- Между караульной и Восточными воротами.
- Ладно, жди нас там. Веревку не забыл?
Адриана снова вышла на свет. Рубаху оставила свою, поверх - ветхая куртка, холщовые штаны, на ногах - опорки, войлочная шапчонка засунута за ремень.
- Ага, - она вытащила нож, намотала волосы на кулак и обрезала их. - Все равно свалялись. - Бросила волосы на пол.
- Так. Нашел я. Вот ладанка с мощами святого Элигия, освященная папой. - Он расстегнул кафтан, достал серебряный образок на тонкой цепочке. - Он ее видел - похвастался я раз на пиру в ратуше… Спрячь хорошенько…
Ему совсем не хотелось выходить наружу, в холодную тьму.
- Да… был бы Даниэль здесь, послал бы его. Но он уехал. Что же делать - дело невеселое.
- Дуракам всегда весело, - ответила она. Арнсбат снова взглянул на нее. Неужели одежда так меняет человека? Черт возьми… Но у нее и голос изменился… и взгляд… даже ростом она выше. Нет, с недосыпу мерещится.
- Идем, - сказал он. Стоя рядом с Хайнцем, за креплявшим веревку, Арнсбат давал ей последние на ставления.
- Десять дней - это крайний срок, а обернешься раньше - на шестые сутки от этих будем ждать тебя ка ждую ночь, я и он. Место запоминай.
- Готово, - сказал Хайнц.
Николас Арнсбат вздохнул.
- Ну, с Богом, - и перекрестил посланницу.
- На, возьми, - Хайнц протянул Адриане два сухаря, - больше нет. - Добавил, пока она прятала сухари за пазуху: - Как спустишься вниз, - коли никого нет, дернешь три раза. Тогда подыму веревку.
Адриана обернулась к ним, видимо, что-то хотела сказать, но передумала, полезла в бойницу.
- С Богом, с Богом, - повторил Арнсбат. Скрипнула натянувшаяся веревка, и голова Адрианы исчезла в тени.
Вначале был слышен шорох упирающихся в стену ног, потом стих.
- Лазить-то она умеет или нет, так и не спросил я ее, - заметил Хайнц.
Арнсбат высунулся наружу.
- Ничего не видать.
- Может, напрасно ты это затеял? Нашли бы парня… - он осекся. - Дернули. Три раза.
- Слава Богу. - Арнсбат прислонился к стене.
- Тащи.
- Погоди. Послушаем, как пройдет.
Выпустив веревку, Адриана вытерла ободранные в кровь руки об одежду и прислушалась. Было тихо. Снег в тени ворот казался черным. Только бы через реку перебраться, а там как-нибудь… Сделала шаг, другой. Побежала и скоро оказалась у границ тени. Там, впереди, река, за ней - орденский лагерь… Она вновь побежала, пригнувшись. Хорошо, что луны нет. Вот и костры видны на той стороне. Вряд ли ее можно было разглядеть, до реки шагов тридцать, все же Адриана опустилась на снег и дальше двинулась ползком. Днем мело, и она подумала, что может наткнуться на припорошенные снегом неубранные трупы, но это мысль была мимолетной. Сухие прибрежные камыши торчали из сугробов. На обрыве она замерла. В задумчивости набрала снег в горсти и стала сжимать, хотя это причиняло режущую боль ободранным ладоням. Перед ней темнела замерзшая река. Здесь, на льду Гая, в мирные зимы с визгом носились городские дети, толкали друг друга, упавшие проезжали на собственном заду и сбивали с ног тех, кто не успевал отскочить, она же смотрела на них со стены, по застенчивости и нелюдимости не смея принять участие в общем веселье. Сама она подойти не решалась, а другие никогда ее не звали… и уж так получилось, что ее нога никогда не касалась затвердевшей поверхности реки. Все-таки как же перебраться? Потому что перебраться - это самое важное. А после - ровная земля под ногами, потихонечку, полегонечку… Она откусила от пахнувшего кровью снежка и поползла вниз, к реке. У кромки льда встала на ноги. Бежать было скользко, но она ни разу не упала.
Первые шаги на том, вожделенном берегу она сделала на четвереньках. А там, почти сразу, - костры. Поднимаясь, она вздрогнула. Прикусила губу. Бояться еще! Вон хворост навален, за ним можно встать на ноги и - спокойно, не бежать, не дергаться, так только и можно пройти, не привлекая внимания. Глаза ее искали часового - и не находили.
Запах нечистот ударил в ноздри. Снег был весь загажен. У костров бродили и валялись солдаты ордена. Окрестные деревни пожгли в самом начале осады, в уцелевших домах разместились командиры, а простым воинам приходилось ночевать на снегу. Впрочем, им было не привыкать. Многие не спали. Глядя на них, Адриана мимолетно подивилась тому, что они с виду ничем не отличимы от горожан. В бою об этом как-то не думалось.
Незамеченной ей удалось пройти довольно далеко в глубь лагеря, как вдруг она услышала шум и крики. Она схватилась за тесак, думая, что обнаружена, но в этот момент несколько человек пронеслись мимо нее к палаткам, за которыми поднялась какая-то возня. Солдаты сбились в кучу, слышалось: "Бей, бей! Так его!" "Драка", - решила Адриана и хотела уже, воспользовавшись суматохой, проскочить через лагерь, однако сзади бежали еще, и ей поневоле пришлось замешаться в толпу.
- Что там? - спросили рядом.
- Конокрада поймали…
Меньше всего Адриана собиралась высовываться, но ее случайно вытолкнули вперед, и она увидела на затоптанном снегу распластанную человеческую фигуру. Кое-кто из сбежавшихся поднимал над головами выхваченные из костра головни, и из тьмы порой выступали освещенные кровавым светом лица.