Во сне Инрау брел через ущелья из обожженного кирпича, мимо лиц и фигур, озаряемых случайными взблесками пламени. И услышал голос ниоткуда, кричащий сквозь его кости, сквозь каждый дюйм его тела, произносящий слова, подобные теням кулаков, ударяющих рядом с краем глаза. Слова, которые раздавили ту волю, что еще оставалась у него. Слова, которые управляли его руками и ногами.
Он мельком заметил покосившийся фасад кабачка, потом низкое помещение, заполненное золотистым дымом, столы, балки над головой. Вход поглотил его. Земля под ногами опрокинулась, повлекла его навстречу зловещей тьме в дальнем углу комнаты. И эта тьма тоже поглотила его - еще одна дверь. И его притянуло к бородатому человеку, который сидел, откинув голову на стену с потрескавшейся штукатуркой. Лицо человека было лениво запрокинуто, но при этом напряжено в каком-то запретном экстазе. С его шевелящихся губ лился свет. И в глазах полыхали осколки солнца.
"Ахкеймион…"
Потом душераздирающее гудение превратилось в говор посетителей. Расплывчатое помещение кабачка сделалось массивным и обыденным. Кошмарные углы распрямились. Игра света и тени стала естественной.
- Что ты тут делаешь? - выдохнул Инрау, пытаясь привести в порядок разбежавшиеся мысли. - Ты понимаешь, что происходит?
Он обвел взглядом кабачок и увидел в дальнем углу сквозь столбы и дым стол, за которым сидели шрайские рыцари. Пока что они его не заметили.
Ахкеймион смерил его недовольным взглядом.
- Я тоже рад тебя видеть, мальчик.
Инрау нахмурился.
- Не называй меня "мальчиком"!
Ахкеймион ухмыльнулся.
- А как еще прикажешь любимому дядюшке обращаться к своему племяннику? - Он подмигнул Инрау. - А, мальчик?
Инрау с шумом выдохнул сквозь сжатые зубы и опустился на стул.
- Рад тебя видеть… дядя Акка.
И он не лгал. Несмотря на болезненные обстоятельства, он действительно рад был его видеть. Он довольно долго жалел, что покинул своего наставника. Сумна и Тысяча Храмов оказались совсем не такими, как он их себе представлял - по крайней мере, до тех пор, как престол не занял Майтанет.
- Я скучал по тебе, - продолжал Инрау, - но Сумна…
- Нехорошее место для такого, как я. Знаю.
- Тогда зачем же ты приехал? Слухи ведь до тебя наверняка доходили.
- Я не просто приехал, Инрау…
Ахкеймион замялся, на лице его отразилась борьба.
- Меня прислали.
По спине у Инрау поползли мурашки.
- О нет, Ахкеймион! Пожалуйста, скажи…
- Нам нужно разузнать как можно больше о Майтанете, - продолжал Ахкеймион натянутым тоном. - И о его Священной войне. Сам понимаешь.
Ахкеймион опустил на стол свою чашу с вином. На миг он показался Инрау сломленным. Но внезапная жалость к этому человеку, который во многом заменил ему отца, исчезла от головокружительного чувства, словно земля уходит из-под ног.
- Но ты же обещал, Акка! Ты обещал!!!
В глазах адепта блеснули слезы. Мудрые слезы, но тем не менее полные сожаления.
- Мир завел привычку ломать хребет моим обещаниям, - промолвил Ахкеймион.
Хотя Ахкеймион надеялся явиться Инрау в образе наставника, который наконец признал в бывшем ученике равного себе, его не переставал терзать невысказанный вопрос: "Что я делаю?"
Пристально разглядывая молодого человека, он ощутил болезненный порыв нежности. Лицо юноши стало каким-то удивительно орлиным. Инрау брил бороду, по нансурской моде. Но голос остался все тот же и все та же привычка запинаться, путаясь в противоречивых мыслях. И глаза те же: широко раскрытые, горящие энергией и жизнерадостностью, блестяще-карие, при этом постоянно исполненные искреннего недоверия к себе. Ахкеймион думал, что для Инрау дар Немногих оказался большим проклятием, чем для прочих. По темпераменту он идеально подходил для того, чтобы стать жрецом Тысячи Храмов. Беззаветная искренность, страстный пыл веры - всего этого Завет его бы лишил.
- Тебе не понять, что такое Майтанет, - говорил Инрау. Молодой человек ежился, как будто ему был неприятен воздух этого кабачка. - Некоторые почти поклоняются ему, хотя он на такое гневается. Ему надлежит повиноваться, а не поклоняться. Потому он и взял это имя…
- Это имя?
Ахкеймиону как-то не приходило в голову, что имя "Майтанет" может что-то означать. Это само по себе встревожило. В самом деле, принято ведь, что шрайя берет себе новое имя! Как он мог упустить из виду такую простую вещь?
- Ну да, - ответил Инрау. - От "май’татана".
Это слово было незнакомо Ахкеймиону. Но он не успел спросить, что же оно значит: Инрау сам продолжил объяснять вызывающим тоном, как будто бывший ученик только теперь, сделавшись неподвластным наставнику, мог дать выход старым обидам.
- Ты, наверное, не знаешь, что это означает. "Май’татана" - это на тоти-эаннорейском, языке Бивня. Это значит "наставление".
"И чему же учит это наставление?"
- И ничто из этого тебя не тревожит? - поинтересовался Ахкеймион.
- Что именно должно меня тревожить?
- Тот факт, что Майтанету так легко достался престол. Что он сумел, всего за несколько недель, найти и обезвредить всех императорских шпионов при своем дворе.
- И это должно тревожить?! - воскликнул Инрау. - Мое сердце поет при мысли об этом! Ты себе не представляешь, в какое отчаяние я впал, когда впервые очутился в Сумне! Когда я впервые понял, насколько Тысяча Храмов прогнила и разложилась и что сам шрайя - не более чем один из псов императора. И тут явился Майтанет. Точно буря! Одна из тех долгожданных летних гроз, что очищают землю. Тревожит ли меня то, с какой легкостью он очистил Сумну? Акка, да меня это несказанно радует!
- А как насчет Священной войны? Она тоже радует твое сердце? Мысль о новой Войне магов?
Инрау заколебался, словно пораженный тем, как быстро увял его первоначальный порыв.
- Никто ведь еще не знает, против кого будет эта война, - пробормотал он.
Инрау, конечно, не любил Завета, но Ахкеймион знал, что мысль о его уничтожении ужасает юношу. "Все-таки часть его души по-прежнему с нами".
- А если Майтанет объявит войну против школ, что ты скажешь о нем тогда?
- Не объявит, Акка. В этом я уверен.
- Но я спрашивал не об этом, не так ли? - Ахкеймион сам внутренне поморщился от своего безжалостного тона. - Если Майтанет все-таки объявит войну школам - что тогда?
Инрау закрыл лицо руками - Ахкеймион всегда думал, что у него слишком изящные руки для мужчины…
- Не знаю, Акка. Я тысячу раз задавал себе тот же самый вопрос - и все равно не знаю.
- Но почему же? Ведь ты теперь шрайский жрец, Инрау, проповедник Бога, явленного Последним Пророком и Бивнем. Разве не требует Бивень, чтобы всех колдунов сожгли на костре?
- Да, но…
- Но Завет другой? Он - исключение?
- Ну да. Завет действительно другой.
- Почему? Потому что старый дурень, которого ты когда-то любил, - один из них?
- Говори потише! - прошипел Инрау, опасливо косясь на стол шрайских рыцарей. - Ну ты ведь сам знаешь почему, Акка. Потому что я люблю тебя как отца и как друга, разумеется, но еще и потому, что я… чту миссию Завета.
- А если Майтанет объявит войну против школ, что же ты будешь делать?
- Я буду скорбеть.
- Скорбеть? Не думаю, Инрау. Ты подумаешь, что он ошибся. Как бы мудр и свят ни был Майтанет, ты подумаешь: "Он не видел того, что видел я!"
Инрау безучастно кивнул.
- Тысяча Храмов, - продолжал Ахкеймион уже более мягким тоном, - всегда была наиболее могущественной из Великих фракций, но эта сила зачастую была притуплена, если не сломлена, разложением. За много веков Майтанет - первый шрайя, который способен восстановить прежнее величие. И теперь в тайных советах каждой фракции циничные люди спрашивают: "Что станет Майтанет делать с этой мощью? Кого он отправится наставлять своей Священной войной? Фаним и их жрецов кишаурим? Или же он пожелает наставить тех, кто проклят Бивнем, то есть школы?" В Сумне никогда еще не было столько шпионов, как теперь. Они кружат над Священными Пределами, подобно стервятникам в ожидании трупов. Дом Икуреев и Багряные Шпили попытаются найти способ сопрячь намерения Майтанета со своими собственными. Кианцы и кишаурим будут с опаской следить за каждым его шагом, боясь, что урок предназначен для них. Свести к минимуму либо воспользоваться, Инрау, все они поглощены какой-то из этих целей. И только Завет держится в стороне от грязных козней.
Старая тактика, которую ум, обостренный безвыходностью, делает особенно эффективной. Вербуя шпиона, надо прежде всего успокоить его, дать понять, что речь идет отнюдь не о предательстве, а, напротив, об иной, новой, более ответственной верности. Рамки - надо давать им более широкие рамки, в которых и следует интерпретировать события нужным тебе образом. Шпион, вербующий других шпионов, прежде всего должен быть хорошим сказочником.
- Я знаю, - сказал Инрау, разглядывая ладонь своей правой руки. - Это я знаю.
- И если где-то и может найтись тайная фракция, - продолжал Ахкеймион, - то только здесь. Все названные тобою причины твоей преданности Майтанету сводятся к тому, почему у Завета должны быть свои шпионы в Тысяче Храмов. Если Консульт где-то существует, Инрау, он находится здесь.