- Карло, покажись же!
Да, выглядел он отлично. Старинный камзол, темно-синий, шитый серебром, облегал стройную фигуру и широкие плечи, у горла и на манжетах пенились драгоценные кружева. Но главное - лицо! Оно было совсем живым, появились морщинки в углах глаз, и губы расплывались в улыбке.
- Ну, замечательно! - сказала я. - Выглядишь счастливым.
- Так и есть, - вновь улыбнулся он. - Но… я хотел рассказать. Сегодня утром… даже не знаю, проснулся я уже, или это был еще сон, но я внезапно вспомнил одну вещь. Не уверен, что это важно, а вдруг? Я ведь уеду сегодня, а через двадцать минут дадут сигнал к началу, и уже ни на минуту меня не оставят одного.
- Рассказывай, - твердо сказала я. - Если это неважно, мы с тобой просто все забудем.
- Я… Ну, Пьетро рассказывал вам, я одно время несколько… пошел вразнос. Ну, приятели, выпивка, игра, всякое другое… У нас была компания, мы надевали кошачьи маски и шлялись по городу, задирая прохожих, туристов в особенности.
- "Иметь наглость ньяги", да-да.
- Не сразу я понял, что шутки становятся все злее и опаснее для окружающих, - он вздохнул и потер лоб. - Тогда мы уже не столько пили, сколько… эээ…
- Принимали разные препараты, расширяющие сознание. Иначе говоря, дополнили круг веселья порошком черного лотоса, таблетками "пурпурное сердце" и пыльцой гевернии, - жестко уточнила я.
- Ну, да. Так вот, однажды я неожиданно пришел в себя и понял, что сижу на скамье… мраморная скамья возле какого-то заброшенного дома. Рядом стоит мой приятель Франко, в его руках нож, а у ног лежит тело. Мертвая женщина, или умирающая, не знаю. А с другой стороны кривляется и хихикает высокий мужчина в маске Джокера, и твердит: "Добей ее, мальчик, добей, попробуй, как это сладко!".
- Дальше!
- Дальше… я протрезвел, как-то вот сразу. Оттолкнул Джокера, попытался нащупать пульс у жертвы, но я не слишком это умею. Ну, вот, а потом удар по голове… Снова я открыл глаза на той же скамье, только уже в одиночестве. Никаких следов произошедшего не было, да и тело исчезло. Я бы вообще подумал, что все это был какой-то сон, наркотическое видение, вот только утром обнаружил на рукаве своей рубашки пятно крови.
- А Франко?
- Я больше его не видел. Он не был из числа нобилей, кажется, даже и вообще не венецианец. Про себя я решил твердо, что с этой компанией должен порвать. И, словно в награду, через пару дней познакомился с Беатриче.
- Скажи, а через какое время ты получил маску?
- Через шестьдесят два дня, - ответил он мрачно. - Проснулся утром, а лица-то у меня и нет… Вы думаете, это Джокер?
- Возможно… Очень даже возможно…
В глубокой задумчивости я простилась с Карло и вернулась к счастливой невесте.
Мне было известно, что сегодня все церемонии будут проходить здесь, в Ка'Контарини. В общем-то, это было весьма мудрое решение: пустая свадебная барка отправится в положенный путь по Гранд Каналу, все равно видеть невесту никому не положено до бракосочетания. И, если Джокер решит напасть, то пострадает лишь скорлупка от ореха.
Не знаю, я не психиатр, но мне казалось, что в такой ситуации - среди бела дня, на Гранд Канале, на глазах у сотен и тысяч зевак, зная о неусыпном внимании безопасников - может решиться действовать только полный идиот. А наш противник, несомненно, сумасшедший и весьма злонамерен, но в глупости его обвинить никак нельзя.
Тем не менее, решение перенести все мероприятия, официальные, полуофициальные и вовсе даже частные, в крепость под названием Ка'Контарини, я сочла мудрым. План был таков: сперва жених и невеста должны прочесть и подписать брачный контракт, затем церемония посвящения этого брака богам и испрашивание благословения, и, наконец, прием. Примерно в середине приема молодожены должны были исчезнуть из бального зала, переодеться и порталом отправиться туда, где будут проводить свой медовый месяц.
Со стороны Контарини подпись Карло заверил мессере Джакомо, сторону Беатриче представляла я. Происходило все это в библиотеке, и двенадцать нобилей, по шесть с каждой стороны, стояли за нашими спинами и внимательно следили за процессом. Когда подписи были поставлены, синьор Джакометти, секретарь Совета двенадцати, хорошо поставленным голосом провозгласил:
- Контракт подписан и заверен гражданами Светлейшей Республики Венеция, и любой, кто посмеет оспорить или нарушить его, будет судим по законам Республики!
"Однако. Вовремя же мной было получено венецианское гражданство…" - пронеслось у меня в голове.
В молельне Ка'Контарини уже ждала жрица Ниалы - после некоторых споров Карло и Беатриче решили заключить брак под рукой этой богини. По традиции, были подготовлены две отдельные комнаты, примыкающие к молельне, для того, чтобы жених и невеста могли еще раз подумать, взвесить и. может быть, высказать последние сомнения в компании самых близких людей. Беатриче сделала шаг к комнате справа, оглянулась и потянула за руку меня.
- Пойдем! - Плотно закрыв за нами дверь, она прислонилась к створкам изнутри и какое-то время молчала.
- Ты… сомневаешься? - дрогнувшим голосом спросила я. - Ну, хочешь, мы все отменим, уедешь куда-нибудь…
- Нет, ну что вы. Как я могу сомневаться? Я бы за Карло все отдала! Просто я хочу почувствовать вот эти последние минуты старой жизни, перед тем, как закрыть дверь. Понимаете?
- Понимаю.
Мы помолчали. Потом Беатриче аккуратно, чтобы не размазать макияж, промокнула слезинку, посмотрела на себя в небольшое зеркало на стене и поправила какой-то стебелек в букете.
- Ну… я готова.
Жрица прочитала положенные молитвы к Ниале, попросив для новой семьи счастья и истинной любви. "И удачи, дай им удачи, светлая богиня, - добавила я мысленно. - Хватит уже приключений этим детям!". Венчальные браслеты заняли свое место на левой руке, и поцелуй завершил церемонию.
Когда Карло оторвался от губ своей жены, высокие своды молельни вдруг залило светом, который стянулся к сцепленным рукам и словно впитался в них. Проморгавшись, присутствующие обнаружили, что тонкие золотые браслеты исчезли, их место занял сияющий золотом сложный рисунок: виноградные ветви, перевитые цветущим вьюнком. В полном молчании мы смотрели, как рисунок этот медленно потускнел, погас, оставив только легкий контур на запястьях.
- Поздравляю вас! - раздался негромкий голос жрицы. - Вы получили истинное благословение Ниалы. Да осенит богиня ваш путь.
В огромном бальном зале уже толпились гости; к молодым потянулась вереница поздравляющих. Я взяла с подноса бокал с шампанским и отошла в сторонку, осматриваясь. Вон Лавиния, рядом с Джан-Марко, о чем-то тихо переговариваются, цепко оглядывая присутствующих. Впрочем, в такой толпе можно даже и не особо понижать голос, все равно кроме твоего соседа никто ничего не услышит… Увидев поблизости графиню Боттарди, я подошла поздороваться. Старая дама, к счастью, не поддалась общей романтической лихорадке, и мы провели несколько приятных минут, потихоньку злословя о знакомых. Потом мою собеседницу отвлекли, а я взяла новый бокал взамен опустевшего, подумав мельком, что пора уже переходить на лимонад. Тут у себя за спиной я услышала мужской голос и чуть не подавилась. Неужели Джокер? Повернувшись, увидела фиолетовую мантию, обширный живот и веселые глаза, и вздохнула с облегчением: монсиньор Паоло Гвискари, архиепископ Венеции, Фриули и Альто-Адидже.
- А вы ведь ждали увидеть кого-то другого, синьоар Хемилтон-Дайер, - проницательно заметил прелат.
- Тем больше моя радость от встречи с вами, монсиньор! - ответила я искренне. - Хорошо, что вы здесь.
- Почему?
- Ну, это означает, что ваши разногласия с Контарини так или иначе решены. А я люблю, когда симпатичные мне люди пребывают в согласии.
- Да, действительно! - Тут он расхохотался, колыхнул чревом, наклонился ко мне поближе и прошептал, - Я гляжу на невесту, и понимаю, почему мерзкая старуха хотела ее уморить. Мыслимое ли дело, каждый день видеть такую красоту, а потом смотреть в зеркало, и обнаруживать там гадкую физиономию.
- И что, - поинтересовалась я с холодностью, - мерзкая старуха все еще морит остальных монахинь?
- О, нет. Было проведено тщательное расследование, я лично выезжал в монастырь святой Авеллии. - Тут он стал серьезен. - За неуставные действия, неподобающие лицу такого звания, бывшая настоятельница монастыря пожизненно отправлена в одиночную келью, без права выхода. Она лишена магии, и на уста ее наложена печать молчания.
Он провел рукой по лицу, и суровый пастырь исчез, вновь сменившись весельчаком и гурманом:
- Честно говоря, последнее было вынужденной мерой. Когда Прокопия узнала, с какой целью я приехал… в общем, я узнал о себе много нового, а уж сколько неизвестных словосочетаний услышал!
Прием был в самом разгаре. Наступил тот момент, когда голоса начинают звучать всё громче, глаза блестят, а улыбки становятся адресными. Иначе говоря, веселье достигло пика, и младшие члены клана Контарини, заменившие сегодня лакеев и хостесс, с улыбками стали разносить кофе, шоколад и пирожные. Очередная юная синьорита дотронулась до моего рукава:
- Синьора Хемилтон-Дайер, вас просят пройти в кабинет мессере Джакомо. Это в жилой части дома, вас проводить?
- Проводи, пожалуйста, - попросила я, отставляя бокал с лимонадом, которым я все-таки заменила шампанское. Не знаю уж, что заставляло меня даже здесь, в самом сердце клана, держаться настороженно.
Мы прошли по нескольким коридорам, остановились возле высокой двери темного дерева, и девочка постучала.
- Войдите! - раздался оттуда голос Пьетро.
Я открыла дверь и шагнула через порог.