Довезя Лавинию до Ка"Ботта, я покачивалась на воде вместе с гондолой, смотрела на залитые солнечным светом фасады дворцов вдоль Гранд Канала и думала вовсе не о предстоящей операции. Думала я о том, что завтра вполне успею съездить еще раз в старый порт и все-таки осмотреть пакгаузы. И почему бы мне не пригласить с собой в эту маленькую авантюру опытного мага-боевика? Нужно только напомнить Пьетро о необходимом разрешении…
В кабинете за рабочим столом сидела Альма, и вид ее мне не понравился. Какое-то уныние явственно было написало на ее лице, да и сидела она явно просто так - не работала, даже бумажки не перекладывала.
- Что случилось? - спросила я, бросая куртку на спинку кресла.
Моя секретарша встала, взяла куртку, встряхнула ее и отнесла в гардеробную. Потом вернулась, встала передо мной, сжав руки так, что даже пальцы побелели, и сказала:
- Нора, прости, но я хочу уехать отсюда. Мне плохо в этом городе!
- Давай-ка, присядь и разъясни поподробнее, - я подтолкнула ее к креслу. - В каком смысле плохо?
- Понимаешь, я совсем не сплю, все время что-то шуршит и скребется под окнами спальни. От здешней воды у меня испортились волосы, не укладываются, только слипаются все время. Да вообще - от одной мысли, что вокруг не улицы, а каналы, опять проклятая вода, меня укачивать начинает. А оно еще и пахнет тиной какой-то!
- Тиной? - вот даже не знаю, что сказать, ни разу я не почувствовала никакого неприятного запаха…
- В общем, я хочу уехать, - сказала Альма твердо. - Я уже посмотрела билеты на дирижабль до Лютеции, через два дня есть удобный рейс.
- Хорошо, уезжай. Горничная поможет тебе сложить вещи, - я встала, подошла к сейфу, открыла его и стала бесцельно перебирать лежащие там документы. - Деньги я переведу на твой счет, как обычно. Только, пожалуйста, не забудь сообщить господину Хюльтениусу и всем прочим, чтобы они связывались со мной напрямую.
Господин Хюльтениус, наш семейный солиситор, был совершенно невыносим в общении, но я это перетерплю. Если она все решила, даже не поговорив со мной, то лучше резать сразу, и не обращать внимания на ее страдальческую гримаску.
В этот момент в дверях кабинета появилась горничная со словами:
- Синьора, вам пакет из Торговой палаты!
- Спасибо, Мария! Положите на стол, пожалуйста, я сейчас посмотрю.
Ну, вот и разрешение на осмотр старого порта. Джан-Баттиста не забыл о своем обещании, отлично! Не глядя больше на Альму, я взяла коммуникатор и набрала номер госпожи Редфилд:
- Лавиния, у вас на завтра нет никаких планов?
- Да вроде бы нет пока!
- Тогда я приглашаю вас на небольшую экскурсию в старый порт. Это может оказаться интересно!
Мы договорились, что в одиннадцать утра я и моя гондола будем ждать у водного подъезда Ка"Ботта и распрощались. Моя секретарша - теперь уже бывшая - все также сидела в кресле с самым несчастным видом.
- Я могу для тебя еще что-то сделать, Альма? Если для тебя так невыносимо находиться здесь, я оплачу тебе проживание в отеле на Терра Ферма на эти две ночи, до отправления дирижабля.
- Нет, но… Может быть, ты просто вернешься в Бостон? Пусть не завтра, пусть через неделю! Я бы подождала, перетерпела пока… И миссис Ван Дер Валлен будет так рада. Нора, ты ведь меняешься, живя здесь! Неужели ты сама этого не видишь? Ты стала совсем другая, не такая, как в клинике!
Вернуться в Бостон? Бросить Венецию, где я радуюсь каждой минуте жизни, ради чопорных гостиных моей матушки и ее заклятых подруг? Зря она это сказала: я ведь и уезжала для того, чтобы измениться, именно потому, что связка я-и-клиника вдруг стала невыносимой…
- Извини, Альма, но это исключено, - я сообразила, что мне нужно было в сейфе, снова открыла его и достала ключи от чердака. Взвешивая их в руке, я смотрела на совершенно чужую женщину, занявшую вдруг место близкого мне человека, и ждала, чтобы она, наконец, ушла. А когда дверь кабинета захлопнулась, я упала в кресло и опустила голову на руки. Нет, я, конечно, не плакала, глаза мои оставались сухими. Вот только непонимание и обида, кажется, были больше меня самой. Как же так? Альма была рядом со мной почти десять лет, поддерживала всегда и во всем, утешала, когда умер Фрэнк, помогала выдержать матушкин напор, когда той взбрело в голову вернуть меня к светской жизни… И теперь именно она предлагает мне туда возвратиться.
Нет, к Темному все эти ламентации! Я хотела пойти на чердак? Вот и пойду.
Дверь по-прежнему была заперта, а вот сетку заклинаний кто-то попытался тронуть. Слегка. Только попробовал, и отступил. Интересно, кто ж это у нас такой любопытный? Я попробовала увидеть аурные следы - увы, все уже развеялось. Ладно, поставлю следилку, где-то был у меня простенький амулет, реагирующий на движение. Или кота попрошу, мысленно усмехнулась я, открывая дверь.
На чердаке вроде бы все оставалось по-прежнему: лился солнечный свет через мансардные окна, освещая мебель в белых чехлах… Подойдя к портрету, я сняла ткань, аккуратно свернула ее и отложила в сторону, не отрывая взгляда от холста. А ведь изображение снова изменилось!
Теперь герцогиня оставила туалетный столик за спиной и развернулась к нам левым боком, хотя ее светло-карие глаза по-прежнему внимательно смотрели на зрителя. А в глубине картины, как раз там, куда, кажется, сейчас должна была шагнуть Лаура Виченте дель Джованьоло, смутно виднелось высокое зеркало в вычурной раме. Интереееееесно… Нет, пожалуй, такого у меня в гардеробной нет, но, может быть, оно прячется тут, на чердаке?
Внимательно осмотрев все высокие предметы, могущие оказаться искомым зеркалом, я стряхнула с рук пыль и с сожалением констатировала, что здесь оно не нашлось. Но зачем-то же она мне его показывает? Тут я слегка притормозила и задумалась: может, Альма права, и город этот влияет потихоньку на мой разум? Вот сейчас я вполне всерьез размышляю о том, что хочет мне сказать женщина, написанная маслом на холсте почти четыреста лет назад… Но портрет действительно стал другим, и это мне не мерещится! И, в конце концов, письма я нашла, именно, следуя за тем, что показала мне Лаура!
Н-да. Еще вчера я бы привела сюда Альму, показала ей картину и рассказала обо всех обстоятельствах. Теперь же делать это было бы, как минимум, неразумно, так ведь можно и в комнатке с мягкими стенами очнуться… Особенно если учесть, что до сего дня у моей секретарши был практически полный доступ к моим делам.
С другой стороны, советоваться с кем-то из венецианцев я тоже не хочу: неизвестно, к каким спрятанным секретам я приду в конце концов, и на чьей стороне окажется местный интриган. Нужен кто-то сторонний, находящийся выше городских интриг. Может быть, поговорить с Ди Майо? Да нет, это бессмысленно, все, что не касается хирургии и пациентов, его не интересует. Так что, опять обращаться к Лавинии Редфилд?
Посмотрю.
В конце концов, пример Альмы показывает, что нельзя одному человеку давать слишком много места в своей жизни.
Закрыв замки, я обновила все запирающие формулы, не поленилась взять в кабинете амулет-следилку и пристроить его понезаметнее над верхней площадкой лестницы. Кстати, когда я вернулась к чердаку, возле двери сидел и умывался Руди. Оторвавшись от недомытой лапы, кот посмотрел на меня желтыми глазами, открыл пасть и беззвучно сказал:
- Мя?
- Да, - ответила я, уже не удивляясь своей ненормальности. - Ты уж, пожалуйста, присмотри, кто сюда шастает.
За ужином я Альму не видела, она забрала поднос в свою спальню, и я, поразмыслив, последовала ее примеру. Уснуть мне не удавалось долго, лезли в голову всякие мысли, вспомнился некстати муж… в конце концов, я плюнула на правила, налила себе полстакана драгоценного пятидесятилетнего келимаса, выпила одним глотком и, переведя дух, наконец-то заснула.
Каким бы ценным, выдержанным и тонким ни был с вечера келимас, а наутро дышать лучше в сторонку от окружающих. Конечно, зубная паста, контрастный душ и кофе несколько улучшают ситуацию, но, увы, не полностью. Именно об этом я думала, откинувшись на бархатных подушках в кабинке гондолы и глядя, как приближаются пакгаузы старого порта. Лавиния тоже была молчалива сегодня утром, так что тишину нарушал лишь плеск волн да голос Массимо, мурлыкавшего под нос какую-то песенку.
Хромой сторож вышел нам навстречу из переулка между церковью и тратторией и молча протянул руку. Я положила в его ладонь свиток, который мужчина развернул и внимательно просмотрел, не забыв изучить и подпись, и подвешенную на шнурке печать магического нотариата.
- Хорошо, пойдемте, - буркнул он и, прихрамывая еще больше, двинулся в тот же переулок. Короткий, метров десять, проход вывел нас к зданию все того же грязно-желтого цвета, возле двери которого была прикручена темно-синяя табличка с облупившимися серебряными буквами "Порт Rimembranza, Венеция. Комендант".
Ага, не сторож, а целый комендант!
Войдя в помещение, он сел за письменный стол, неуклюже вытянув вбок ногу, и спросил:
- Так что вам нужно?
- Мы бы хотели найти, где была контора капитана Ансельмо Виченте в 1788 году, - терпеливо повторила я то, что говорила в прошлый раз. - И осмотреть здание. Снаружи и изнутри.
- Не знаю уж, зачем это вам понадобилось, там после Виченте еще, по крайней мере, четыре раза хозяин сменился. А в последние годы… - он не договорил фразу, махнув рукой. - Ладно, разрешение у вас в наличии, так что делайте, что хотите. Только мне в архив не влезть самому.
- Ничего, мы справимся, - голос Лавинии прозвучал прохладно и как-то успокаивающе.