- Во-первых, просто Джузеппина, можешь называть меня тетей, раз уж я была знакома с твоей бедной матушкой, - кухарка ловко поставила на поднос чашки с капучино, блюдо с булочками, масло и джем. - Во-вторых, если на моей кухне понадобятся помощники, я об этом скажу. А теперь беги отсюда наверх, девочка, и госпожу с собой захвати. Поднос я принесу.
- Джузеппина, добавьте, пожалуйста, еще чашку для Чинции. Беатриче, пойдем, она привезла вам платья для сегодняшнего бала.
- Бала? - девушка затормозила так резко, что я чуть не врезалась ей в спину. - Но я не могу… мне нельзя… Я же послушница, почти монахиня!
- В одной старинной сказке фея говорила, что очень вредно не ездить на балы, когда этого заслуживаешь, - я взяла ее за руку и потянула за собой к лестнице. - На мой взгляд, за год такого пребывания в монастыре, как вы описали мне, вам положено как минимум пятьдесят два бала.
- Пятьдесят два?
- Да-да, за каждую неделю года, - кивнула я, а про себя добавила: это я еще не считаю того, что твой братец попросту продал тебя в рабство этой "настоятельнице". И очень интересно, что ему за это пообещали?
- Но…
- В конце концов, если уж так необходимо, я получу для вас разрешение на светскую жизнь лично от архиепископа! Нужно?
- Нет, наверное… - пробормотала Беатриче и задумалась надолго.
Чинция уже нетерпеливо мерила шагами будуар. Когда открылась дверь, она резко повернулась, внимательно осмотрела Беатриче и воскликнула:
- Отлично! Мои платья должны подойти, только нужно будет чуть убрать длину! Я привезла желтое, голубое - оно прекрасно пойдет к твоим глазам, и вот это, бледно-розовое с серебряной вышивкой. Но вышитое, мне кажется, больше пойдет для бала на Перелом года. Хотя все равно надо мерить. С какого начнем?
- Тише, дорогая, ты собьешь нашу гостью с ног таким напором! - рассмеялась я. - Беатриче, выбирайте, с какого начнем?
Девушка робко погладила шелк голубого платья, потом посмотрела на меня:
- Синьора, очень вас прошу, называйте меня на ты. А то я себя неловко чувствую…
- Хорошо, договорились.
Беатриче померила голубое платье, потом желтое, потом все-таки серебристо-розовое. Через полчаса обе девушки раскраснелись и трещали уже совершенно одинаково, пересыпая речь местными словечками и каким-то молодежным сленгом. В конце концов, остановились на голубом платье. Беатриче вновь надела его, а Чинция с торжественным видом достала из коробки, обтянутой белым шелком, черную бархатную маску.
- Моретта, синьоры! - торжественно провозгласила она.
- Это… для меня? - запнувшись, спросила Беатриче.
- Да. Если ты не возражаешь, конечно, - кивнула я.
- Нет-нет, это прекрасная идея! Только… там же должен быть такой шпенек, за который держат зубами? И, получается, ни разговаривать, ни есть, ни пить невозможно.
- Ну, это моретта, так сказать, усовершенствованная. Есть и пить, правда, ты и в самом деле не сможешь, пока будешь в ней, ну, если уж очень проголодаешься, можно будет снять. А крепится она вот так…
Чинция ловко приложила маску к лицу Беатриче и сказала:
- Er anta!
Та ойкнула, потрогала маску и бросилась к зеркалу. Да, моретта шла ей чрезвычайно, подчеркивая рыжевато-золотистые кудри и белоснежную кожу.
- Замечательно! Спасибо вам! А как снимать?
- Ataltane er! - и маска осталась в ладонях девушки.
- Ну, хорошо, - сказала я, когда обе юные синьоры наконец-то успокоились, - а теперь, может быть, ты расскажешь нам, чего ты боялась?
- Расскажу, - кивнула Беатриче. - Дело в том, что незадолго до… до того, как все случилось, меня остановил на улице пожилой синьор. Он долго что-то говорил о моей красоте, что у него была почти такая же дочка, а потом сказал, что его господин, очень высокопоставленный, один из нобилей, хотел бы… встретиться со мной.
- В интимной обстановке, надо полагать, - хмыкнула я.
- Ну, конечно, - согласилась девушка.
Уши ее горели, но она смотрела прямо и голову больше не опускала.
- И что было дальше? - Чинция наклонилась вперед и сжала руки, так что косточки побелели.
- Я засмеялась и пошла дальше, а он меня догнал и сунул в руку бумажку с номером коммуникатора. Сказал, что я не пожалею, если соглашусь, и что его господин очень во мне заинтересован.
- А ты?
Беатриче пожала плечами:
- Разорвала листок и ушла. Но дело в том, что я заметила причалившую гондолу с закрытыми занавесками. Кто в ней сидел, я не видела, но старик, как мне показалось, пошел к этому причалу. И на подушках был вышит герб, сокол на правом синем поле, в левом белом - оливковая ветвь…
- Сокол, значит… - лицо Чинции заострилось. - Хотите, дамы, я вас повеселю? Однажды я получила аналогичное предложение. Практически слово в слово. Только мне тогда было всего пятнадцать…
Беатриче взяла ее за руку и сочувственно сжала.
- Ужас какой, - сказала она. - Мне все-таки было уже двадцать, и я росла в компании мальчишек, умею за себя постоять.
- Да, а я в пятнадцать лет отлично знала все формулы алхимического превращения металлов, могла бы, наверное, водяной плетью слона убить, а такого вот старого развратника испугалась.
- И что ты сделала?
- Пошла к дяде и все ему рассказала. Я не сказала, это было на ежегодном праздничном обеде в Ка"Контарини, а на этот обед приглашают только нобилей. Поэтому мне кажется, что истории наши про одного и того же человека. Вот только герб такой мне незнаком, он не венецианский… - Чинция длинно выдохнула, встряхнула головой и улыбнулась. - На следующий день я уехала учиться в Медиоланум, в магическую школу-интернат. Там было, конечно, довольно строго, но здорово.
- И кто был этот… нобиль, удалось выяснить? - поинтересовалась я.
- Не спрашивала. Тогда не спрашивала, а вот сейчас непременно спрошу.
- Погоди минуту, - я позвонила в колокольчик и попросила синьору Пальдини принести нам по бокалу белого вина. Ну и что, что нет еще полудня? Кажется, нам всем нужно остыть.
Вино было ровно нужной температуры, несколько кусочков острой горгонцолы с медом окончательно подняли мне настроение, и. отставив бокал, я предложила:
- Давайте так, дорогие мои: вечером мы все при любых обстоятельствах увидимся с Пьетро. Вот и обсудим с ним и эту историю, и прочие вопросы. А сейчас, я думаю, тебе, Беатриче, предстоит встреча с маникюршей, косметичкой и прочими кудесницами.
- А зачем мне косметичка, если я буду в маске? - удивилась девушка.
- Ну, хотя бы просто для удовольствия! - фыркнула Чинция. - И потом, сама подумай, в маске ты будешь два или три часа, а лицо тебе всю жизнь носить! Его беречь надо, а мне что-то подсказывает, что в монастыре у тебя со смягчающими масками было плоховато. И, знаешь что? а попробуй пока до салона и после него побыть в маске! Может, тебе моретта не подойдет категорически, тогда надо будет другую выбрать. Кстати, проверим, можешь ли ты в ней говорить…
Проверка показала, что говорить моретта не мешает, но тембр голоса изменяет. У меня засигналил коммуникатор, и я махнула девушкам рукой, выпроваживая их. Слава светлым богам, звонила Альма!
- Ну, наконец-то! - воскликнула я, увидев ее лицо на экране. - Я тут без тебя просто как без рук! Где ты?
- Совсем рядом, у меня оказалась оказия до Медиоланума, так что сейчас я сяду в поезд и буду в Венеции через три с половиной часа, - невозмутимо сообщила моя секретарша.
- Прекрасно! Я встречу тебя на вокзале.
Отключившись, я готова была от восторга сплясать джигу, если бы умела. Конечно, синьора Пальдини с домом управляется прекрасно, все происходит будто бы само собой, но вот деловые вопросы тоже требуют решения… На радостях я связалась с Родерико Ди Майо и сообщила, что, весьма вероятно, проблема наша будет решена к концу следующей недели. Пообещав держать его в курсе, я отключилась и вдруг поняла. что ужасно хочу спать, вот просто сил нет держать глаза открытыми. Попросила синьору Пальдини разбудить меня через два часа и еле добрела до спальни…
Венеция встречала Альму Хендерсон мелким дождичком и довольно сильным ветром. Массимо подхватил ее чемоданы, я взяла шляпную коробку и мы почти побежали к стоянке гондол. На причале Альма затормозила, и ее лицо, обычно невозмутимое, приняло встревоженный вид.
- Это что, мы на этом будем добираться?
Я обернулась: рука в серой печатке указывала на мою гондолу - обычная гондола: черная, узкая, длинная, с высоким носом и кормой, с черной же кабиной и красными бархатными подушками на сиденьях.
- Ну, да, конечно. На чем же еще?
- Там вода! И ветер!
- Альма, - я заговорила чуть громче, чем следовало, чтобы заглушить непочтительное фырканье Массимо. - В Венеции всюду вода. И транспорт только такой. Даже скорая помощь и городская стража передвигаются на лодках. В этом нет ничего страшного, поверь мне.
Она мученически вздохнула.
- Ты же знаешь, меня укачивает!
- Первый раз об этом слышу, - пожала я плечами, подталкивая ее ближе к лодке. - И Массимо управляет гондолой гораздо лучше, чем Райан, который пытался водить экипаж.
Этот аргумент должен был ее сразить: Райан, предмет последнего недолгого романа Альмы, сумел разбить три экипажа, прежде чем понял, что дешевле нанять водителя.
Моя секретарша мученически вздохнула и полезла в гондолу.