- "Добродетели ума суть следующие: правая вера, знание, благоразумие, смирение, непрестанная в сердце память о Боге, память о смерти, чистые помыслы, удаленные от житейских и суетных вещей мира, как то: разнообразной пищи и пития, стяжаний, безполезных связей с людьми и подобнаго сему, чем оскверняется душа безмолвствующаго", - захлопнув том, он пояснил, - Это "Митерикон", послания аввы Исайи блаженной Федоре. Так вы хотите лишить послушницу всех этих чистых помыслов и возобновить ее "бесполезные связи с людьми"?
Глаза его теперь вовсе не улыбались, а были холодны и почти суровы. Столь же сухим и холодным тоном я процитировала в ответ:
- "Владыка всяческих, человеколюбивый Бог, всегда дает человеческому роду действительные средства к познанию будущего, и, желая, чтобы каждый преуспевал, восходя к совершенству, вразумляет нас мановениями Своей благости, постоянно привлекая к добру созданного по образу Его человека. Это из наставлений преподобного Ефрема Сирина". Вы хотите лишить молодую женщину этого вот привлечения к добру, спасения ближнего?
Гвискари расхохотался, вновь превращаясь в добродушного и веселого толстяка.
- Синьора профессор, я восхищен! - он позвонил в колокольчик, и на пороге немедленно появился сухопарый монах в серой рясе, подпоясанной веревкой. - Серджо, дорогой мой, свяжи меня с матерью Прокопией, и поскорее. Как зовут вашу протеже?
- Беатриче. Ее зовут Беатриче Каталани, - ответила я.
ЧАСТЬ 4. Moretta
Самая загадочная, самая романтичная маска "SERVETTA MUTA" (немая служанка), но более привычное название - "МORETTA" (Моретта, смуглянка). А в народе её называли "ОТРАДА МУЖЕЙ", так как на месте рта у маски изнутри был небольшой шпенек, который приходилось зажимать зубами, чтобы маска держалась перед лицом, - по словам Казановы, такие маски делали женщин загадочными, а главное… молчаливыми.
Это был овал чёрного бархата. Название, скорее всего, происходит от "moro", чёрный цвет. Этот чёрный великолепно подчёркивал благородную бледность лица и красный венецианский цвет волос. Недаром эту маску так любили дамы высшего сословия. Маска новолуния, маска обманчивой женской покорности и затаенного мужского страха. Маска молчаливой менады из мягкой кожи или бархата. Маска Гекаты. Маска ночной стреги, которая вечную Диану-девственницу могла превратить в алчную черную Венеру. Таинственная незнакомка, скрывающая свои лицо и голос… Возможность общаться только жестами… Загадочность и обольщение…
В наши дни маску моретты делают только на заказ. В магазинчиках, торгующих масками "маску молчания" не сыскать.
Удивительно, насколько эффективно работают службы церкви Единого, когда хотят.
Закатные лучи еще не позолотили окна моей гостиной, когда в дверях появилась синьора Пальдини и сказала:
- Синьора, возле дверей лодка. И мне кажется, вам лучше спуститься.
Возле водного подъезда Ка'Виченте действительно покачивалась на волне лодка - длинная, цвета охры, с довольно большой кабиной. Окна кабины были закрыты занавесками того же золотистого цвета, а на носу трепетал фиолетовый флажок со знаком Единого: двумя рыбками, будто нарисованными детской рукой. Личный транспорт архиепископа, надо полагать.
Из лодки ловко выпрыгнул уже знакомый мне секретарь в серой рясе, открыл дверцу и помог перебраться через борт хрупкой фигурке, закутанной в коричневый плащ.
- Синьора Хемилтон-Дайер, - он слегка обозначил поклон. - Монсиньор просил передать вам всяческое благоволение.
- Благодарю вас, - я столь же церемонно склонила голову.
Мужчина вернулся на борт, и лодка мгновенно сорвалась с места, оставив за собой длинный пенный след. Я повернулась к девушке.
- Беатриче, я полагаю? - она кивнула, не поднимая глаз. - Пойдемте, что-то похолодало. В доме будет теплее. Синьора Пальдини, попросите, пожалуйста, Джузеппину сделать нам кофе… Или чаю? В общем, чего-нибудь горячего. И, по-моему, из кухни пахло булочками с кремом.
Домоправительница присела в реверансе и исчезла за дверью кухни, а я пошла к лестнице. Девушка не последовала за мной: она стояла посреди холла, на мраморном полу, выложенной в шахматном порядке темными и белыми клетками, и с восторгом осматривала сверкающие зеркала, золоченые подсвечники в рост человека, хрустальные подвески люстр. Я вспомнила, как сама приехала сюда в первый раз - месяц прошел, а кажется, я живу в этом доме всегда…
- Пойдемте, Беатриче, - я мягко взяла ее за руку. - Мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели вашу комнату.
Девушка посмотрела на меня. Глаза у нее были серо-голубые, огромные на осунувшемся личике. Да что их там, вовсе не кормили, что ли?
- Вы здесь живете, синьора?
- Да.
- И зачем здесь я? - голос ее был твердым; кажется, у девочки есть характер. Это хорошо.
- Я все расскажу за чашкой кофе. Если вам что-то не понравится, вы всегда сможете вернуться в монастырь.
- Вот уж туда я точно не вернусь! - ее передернуло.
- И об этом тоже расскажете.
За кофе и булочками Беатриче слегка оттаяла, и я, наконец, решилась спросить:
- Ну, как, вы готовы поговорить?
- Да, синьора, - ответила она, опустив глаза и сложив руки на коленях.
- Для начала - меня зовут Нора Хемилтон-Дайер. Вы можете называть меня по имени, если хотите. Я медик, но вообще сейчас в длительном отпуске. Мне понадобилась ваша помощь, поэтому я и обратилась к монсиньору Гвискари с просьбой - доставить вас сюда из монастыря.
- Синьора… Нора… я ничего не понимаю в медицине! Как же я смогу помочь?
- Я все расскажу. А пока, Беатриче, расскажите мне, как вы попали в монастырь?
- Но дело в том, синьора, что я этого не помню! - девушка посмотрела на меня. Сейчас, когда гадкий коричневый плащ был оставлен в гардеробной, на ней было серо-голубое платье и белый платок послушницы монастыря. Среди ярких красок моей гостиной глаза ее тоже стали ярче и засияли голубым.
- Как это - не помните?
- Мой брат… У меня есть брат, Гвидо. Он учится у синьора Паски, мага.
- Почему не в Университете?
- Так получилось, - она снова опустила глаза. - Из Университета он ушел, его там… не понимали, не давали тренироваться. А он говорил, что для мага самое важное - тренировки. Поэтому он стал учиться у наставника, частным образом.
- Понятно. Так при чем тут ваш брат?
- Ну, я… - она опустила глаза и стала дергать за ниточку, торчащую из белоснежного манжета. Потом снова взглянула на меня, - У меня был возлюбленный, Карло. И однажды он… остался у меня. На ночь, понимаете? Брата не должно было быть в городе, но утром он вдруг ворвался в мою комнату и увидел… нас с Карло. Дальше я помню крики, Карло вскочил с постели, потянулся за одеждой. Тут Гвидо рассмеялся… и все, больше я не помню ничего. Я пришла в себя от пощечины матери Прокопии, уже в монастыре.
- Вот как… - Я покачала головой. - В следующий раз надо покрепче запирать двери, дорогая Беатриче!
- Какой следующий раз, синьора! Неужели вы думаете, настоятельница выпустит меня из-под своего надзора?
- Ну, вы же здесь, не так ли? И это значит, что ни мать Прокопия, ни прочие… гарпии из монастыря авеллинок больше над вами власти не имеют. У меня есть для вас новости и информация, - я прищелкнула языком. - В основном, новости неприятные. Готовы ли вы их выслушать, или хотите сперва отдохнуть?
- Знаете, если я должна узнать что-то скверное, так лучше поскорее.
- Понятно. Итак, Гвидо, по всей вероятности, усыпил вас и отвез в монастырь. Не знаю, хотел ли он вас забрать оттуда через какое-то время, или был настолько зол, чтобы оставить навсегда, это уже неважно. Мы не знали имени его учителя, поэтому никак не могли выяснить подробности произошедшего. Все, что нам известно - он умер, наслав на вашего Карло посмертное проклятие.
- Карло… умер?
- Нет, он жив, но выглядит он теперь вот так.
Я развернула к Беатриче коммуникатор с картинкой: серебряная маска Volto, под ней живые карие глаза.
- Ох! - девушка побледнела. - И он целый год живет вот так?
Интересно, о брате она не спрашивала ничего. Что-то подсказывает мне, что их отношения вовсе не были безоблачными. Впрочем, это можно было понять хотя бы по тому, что монастырь он для сестры выбрал самый людоедский…
- Да. Меня попросили прооперировать его, убрать эту маску. Но без снятия проклятия можно даже не пытаться начинать операцию. Снять посмертное проклятие можно лишь с помощью кровного родственника.
- Я понимаю, - глаза Беатриче горели решимостью. - Все, что от меня зависит…
Она пристукнула по колену кулачком. Кулачок был небольшой, но вполне убедительный. Ой, кажется, все семейство Контарини ждут еще немалые сюрпризы!
- Пойдемте, - я встала. - Я покажу вам вашу спальню. И вот еще что… вы, наверное, захотите переодеться?
Девушка осмотрела свой монастырский наряд, потом кивнула:
- Да уж, хотелось бы.
- Мои джинсы вам, боюсь, не подойдут, но у меня есть отличная юбка с запАхом. Ванная комната вот здесь, - я распахнула дверь, - по-моему, все шампуни и прочее на месте. Отдохните, полежите в ванне, через часа полтора поужинаем, а завтра будем начинать новую жизнь.
- Ванна, с ума сойти! И горячая вода… Знаете, Нора, - она повернулась ко мне, - там, в монастыре, горячей воды не было. Совсем. Даже зимой мы мылись холодной. И как-то раз, в начале января, когда был особенно сильный мороз, я попросила на кухне горячей воды из чайника.
- И как, дали?