Зелг только-только успел подумать: вот здорово, что Бургежа и ему не придумал какое-нибудь особенно увлекательное задание, как вдруг процветающий издатель произнес:
- Жду вас завтра, успехов, голубчик. А я пока поищу мессира Зелга, а то странно выходит, все при деле, а он отлынивает. Притом, что навык письменной речи должен быть у него развит лучше, чем у остальных. Иначе зачем он столько лет учился в университете?
Герцог, собиравшийся было выйти из-за шкафа и поприветствовать Бургежу и демона, затаился в его спасительной тени. Добродушный Борзотар, как и все адские твари, давно почуявший его присутствие, проявил сострадание и не выдал его мастеру печатного слова. Мысленно возблагодарив благородного демона, Зелг нырнул в спасительный лабиринт стеллажей.
За шкафом с изданиями, посвященными истории Гриома и Тифантии, гном-каталогизатор горячо и шумно доказывал эльфу-каталогизатору, что тематический каталог важнее, чем алфавитный, потому что читатель вполне может забыть название предмета, но припомнить, о чем шла речь в принципе; а эльф отвечал приблизительно в том духе, что от гнома он вообще не ожидал услышать ничего путного.
Когда у оппонента кончаются аргументы, он начинает
уточнять национальность
Арк. Давидович
Футачики обнаружили, что квартальная подборка "Многоногого сплетника" сшита в обратном порядке, и искали виновного; а виновный прятался в коробке с обрезками бумаги и строчил объяснительную. Борромель, зависнув у стеллажей во втором ярусе, прилежно изучал "Энциклопедию подков". Такангор сумел-таки поселить в его душе страсть к этому малораспространенному в преисподней аксессуару, и теперь демон посвящал все свободное время знакомству с предметом, которым собирался украсить себя в ближайшее время.
Зелг прошел вглубь огромной библиотеки, надеясь, что хотя бы там отыщется островок тишины и покоя. Но в отделе рукописных изданий, летописей и семейных хроник бушевал тайфун. Знакомый нам библиотечный эльф Залипс Многознай, старшина всех кассарийских летописцев, изливал праведный гнев на новичка, упитанного гнома в зеленых шелковых нарукавниках и с внушительным лупоглазом на витом шнурке. Возмущенный несправедливыми обвинениями, гном высоко подскакивал, как квакша в погоне за мошкой, и тогда лупоглаз исполнял на своем шнурке сложные антраша.
- Вы намеревались опорочить правящую семью Кассарии! - верещал Залипс, тыкая сухим длинным пальцем, похожим на корень петрушки, в верхнюю пуговицу на синем бархатном жилете гнома.
- Вы не смеете приписывать мне такие кощунственные идеи! - кричал в ответ гном, тыкая пухлым пальчиком, похожим на бутон гладиолуса, в нижнюю пуговицу желтого шелкового жилета эльфа.
- Что ж вам приписывать, когда вы сами все откровенно понаписывали! - возражал Многознай. - Кто вас надоумил так исказить факты?
- Я не искажал никаких фактов! Где вы видите искажение фактов?
- Ах, так вы даже не видите искажения фактов? Интересно! А кто подверг уничижительной насмешке великий подвиг его светлости Зелга во время битвы с исчадием мрака, Галеасом Генсеном?
- Я не подверг! Я воспел на ста семнадцати страницах.
- А что вы написали на девяносто восьмой странице?
- Продолжил то, что писал на девяносто седьмой.
- Вы не выкручивайтесь про девяносто седьмую, вы мне отвечайте про девяносто восьмую, потому что потом вам придется отвечать не мне, а господину Думгару.
- Не стращайте меня злыми карами! - кричал гном, от ужаса ставший до ужаса отважным.
- Я доведу до господина Думгара, что вы считаете его не светочем и хранителем, а злой карой, - грозил эльф.
- Ябеда! - метко парировал гном.
- Вы сами подписали себе приказ на увольнение, когда написали в письменном виде, что только меткий Пук Яростной Тещи уничтожил волшебный жезл Генсена!
- Пфу, какие тавтологии, недостойные настоящего мастера слова! Какие мелкие жалкие потуги скомпрометировать мои профессиональные навыки. Вы не могли придумать что-нибудь элегантнее? Да кто ж поверит, что я посмел бы написать про какой-то - даже повторять не хочется, так противно - пук!
- Да как же не поверить своим глазам?
- Причем тут глаза?
- А что написано лиловым по желтому?
- Эпическое сочинение!
- Злокозненный поклеп!
- Вы завидуете!
- Я?! Вам? Ха-ха! Нет - ха-ха-ха!!! Чему же это я, интересно, завидую?
- Моему идеальному почерку и отточенному стилю.
- Ха-ха-ха-ха. После этой истории с, простите, Пуком Яростной Тещи, завидовать уже нечему.
- Где вы нашли это несусветное слово? Честно, вы спятили!
- Что вы делаете из меня сумасшедшего? Вот же у вас написано - Пук Яростной тещи!
- Где?!
- Вот! Полюбуйтесь!
- Лук здесь написано! Лук!!! Это просто такая завитушка для красоты!
- Вот вообразите, потомки с трепетом откроют этот том с описанием славных деяний своих предков…
- Откроют они, как же, дождешься.
- Это вы правы, к сожалению. Но не станем отвлекаться - допустим, все-таки случайно откроют. И прочитают буквально, включая эту вот завитушку. Вы понимаете всю глубину разыгравшейся трагедии? То есть вас уже давным-давно нет на свете, но ваша стрела, фигурально выражаясь, попала в цель, пронзив века.
- Позвольте, это почему меня давным-давно нет на свете?
- Потому что кто-то уже давным-давно убил вас за эти закорлюки вредоносные.
- Меня?
- Вас, вас.
- Убили?!
- Вы всегда переспрашиваете?
- Кто? Я?
- Да. Вы.
- Переспрашиваю?
- Да.
- Нет! Никогда.
Залипс немного попыхтел, как пыхтит всякий, кто хотел бы слегка превысить служебные полномочия и вынести подчиненному строгий выговор с расчленением, но боится, что его неправильно поймут.
- А вы не хотели бы перевестись в канцелярию? - спросил он с надеждой.
- Мне говорили, что вы деспот и интриган, - вспыхнул гном.
- Меня предупреждали, что не стоит доверять вам такую важную работу.
- Кто вас предупреждал?
- Внутренний голос. А вас кто?
- Интуиция.
Оба замолчали, тяжело дыша и протирая - эльф запотевшие очки, гном - лупоглаз. Их воинственный вид говорил о том, что как только они восстановят силы, спор непременно продолжится. Губы шевелились, брови взлетали, уши подрагивали, ноздри раздувались. Залипс предполагал развивать дискуссию в таком направлении: летописи ценны своей точностью, а не напрасными завитушками, как прекрасная дева прекрасна собою, а не ленточками и бантиками. Гном намеревался использовать лучшую защиту, то есть нападение, и обвинить начальство в передергивании фактов, отсутствии вкуса, нетерпимости к представителям других рас и баранировании каллиграфии. Последнее радовало его особо. Он представлял, как эльф спросит, что это такое, а он ответит, что вы, голубчик, смотрите на все новое, как баран на новые ворота. И даже простой неологизм вам невнятен. Собственно, с этого он и начал, когда отдышался.
До ушей Зелга донесся протестующий вопль Залипса:
- Мне невнятны неологизмы?! Хорошо! А как вам такой неологизм? Вы мордопухла, милейший. Истинная мордопухла! Мордопухлейшая из мордопухлых мордопухл!
Тут гном некстати вспомнил, что его дедушка служил в тяжелой пехоте и орудовал огромным молотом, как зубочисткой; а эльф еще более некстати вспомнил, что пережил уже два нашествия Генсена и одно интервью для "Сижу в дупле", - и филологический спор перешел в рукопашную стадию.
Герцог попятился и спрятался среди книжных полок, пока его не заметили и не призвали в третейские судьи. Строго говоря, это и было его основной работой - утверждать торжество справедливости, мирить подданных и отыскивать истину, но именно сегодня он хотел бы посвятить немного времени себе лично.
Зелг остановился перед длинным рядом полок и принялся с удовольствием разглядывать книжные корешки, резные тубы со свитками, стопки пожелтевших листов заманчиво нестандартных размеров, деревянные и глиняные таблички с клинописными знаками. Лучший читатель из всех возможных, он радовался любой находке. Его в равной степени интересовал исторический роман о героическом переходе Хао-Рена через Пальпы на древнеступах или фундаментальное научное исследование на ту же тему. Он был готов изучать путеводители разных стран в надежде когда-нибудь туда попасть и все увидеть своими глазами, или атласы звездного неба, невзирая на то, что вряд ли ему придется воочию убедиться в правильности описания созвездий; стихи и статьи, огромные неподъемные фолианты и газеты, выходившие так давно, что никто из нормальных людей уже не мог припомнить события, которые в них преподносились как имеющие всемирно-историческое значение. Он любил биографии государственных и научных деятелей и их мемуары; справочники и словари; пособия для начинающих и рассказы в картинках. Юному герцогу было интересно все. А кассарийская библиотека, кропотливо собираемая веками, если не тысячелетиями, знатоками, которых никто не ограничивал ни в средствах, ни в идеях, казалась ему сокровищницей, древним кладом, сродни тем, которые ищут, рискуя жизнью, поколения смельчаков.
Он с любопытством перелистал сборник тегупальпских скоробормоток, заглянул в зоологический атлас "Потупорылые собаки - проблемы и решения", дал себе честное слово дочитать однажды жизнеописание императора Бурхлидия "Бурный друг века" и обратил нежный взор к соседней полке, обещавшей новые открытия. В этот момент и возник за его спиной один из эльфов-библиотекарей. Не станем утаивать его имя от нашего любознательного читателя и скажем, что звался он Гробасием Публилием Третьим.