Его торжественно доставили в ставшее в последнее время родным здание Тайной Службы, препроводили в кабинет графа да Унара, и там сразу окружили сам граф, маркиз Гизонга, господин главный бурмасингер Фафут и генерал Ангус да Галармон. И все они чего-то от него хотели, ужасно долго и путано объясняли, чего ждут от его скромной персоны. Разумеется, сами они говорили иначе: только вы, господин Папата, - говорили они, - только вы можете помочь нам в этом сложном и удивительно интересном вопросе, как не раз помогали в прошлом. Только ваши обширные знания и невероятные навыки работы со старинными изданиями, с этими огромными объемами текстов помогут нам прояснить самые загадочные и таинственные детали.
И тут они огорошили его сообщением, что им нужна подробная, обстоятельная справка о минотаврах. Об их происхождении, верованиях, легендах, исторических и государственных, если таковые имеются, деятелях. Словом, обо всем.
Держа ответную речь, господин Папата, сразу начал с главного: с того, что он поссорился с внутренним голосом и уже некоторое время с ним не разговаривает, что значительно замедлит работу, потому что во многих случаях он полагался именно на этот самый голос. Но тема, как и предполагали любезные господа, его, действительно, чрезвычайно интересует, и он приложит все свои скромные силы, чтобы достичь нужного результата, правда, не ручается за сроки. Он видит свою обязанность в том, чтобы предоставить обширную информативную справку по двум видам минотавров: так называемым ламархийцам, а также алайцам, то есть выходцам с континента Корх, которые ведут свой род от легендарных рийских минотавров, обитателей Алаульской долины. И хотя это всего лишь великолепный древний миф, однако же минотавры обоих видов существенно отличаются друг от друга. Вот в этом направлении он и собирается вести свое исследование.
Каждый миф есть одна из версий правды
Маргарет Атвуд
- То есть вы знаете, что минотавры бывают разные? - нервно спросил генерал да Галармон.
- А кто этого не знает? - уточнил господин Папата. - Правда, - сказал он после минутного раздумья, - природа производит на свет много странных существ.
Вельможи обменялись взглядами, какими всегда обмениваются сильные мира сего после общения с людьми науки и искусства. Обе стороны остро ощущают некоторую неполноценность собеседника и в то же время собственную ущербность, и никак не могут примириться с этим парадоксом. Но государственные деятели утешают себя тем, что их деятельность приносит практическую пользу, а ученые черви исчезнут с лица земли, ничего не изменив и не улучшив. А ученые, напротив, радуются, что потомки вспомнят их имена в связи с каким-нибудь полезным открытием или важным исследованием, а этих вот государственных мужей станут поминать недобрым словом при всяком музыкальном случае.
Вскоре после того Папата распрощался с вельможами, отметив, что те уж слишком чем-то взбудоражены, и это странно, если учесть, какое благолепие разлито сейчас по всей стране. Но поскольку ему было не с кем обсудить последние события, то он притих, стушевался и загрустил. И даже отменный ужин и вино редкого урожая, присланные графом для поддержания его трудового энтузиазма, не слишком порадовали беднягу.
Что же до графа, то он направил в помощь библиотекарю несколько доверенных слуг под руководством того самого лакея, который в свое время принимал Галеаса Генсена во дворце да Унара. Ему было особо указано на некоторые странности в поведении его подопечного. Начальник Тайной Службы приказывал оказывать господину Папате посильную помощь, заботиться о его насущных нуждах, всемерно потакать капризам, не огорчать и своевременно докладывать о происходящем, пускай слугам и кажется, что ничего существенного еще не произошло. В лакейской этот приказ истолковали несколько шире:
- А буквогрыз-то, видать, последнего ума лишился, - сказал старший лакей младшему, складывая походный ранец для переезда в здание библиотеки, чтобы постоянно находиться при персоне библиотекаря, - почему, спросишь? Потому граф приказал с него глаз не сводить, чтобы он по скудоумию не учинил над собой какой напасти.
- А нам с ним не опасно? - спросил его товарищ, более молодой и еще не такой опытный.
- Да он только в книгах понимает. А так стула от чашки не отличит. И безобидный, как мотылечек. Видал я, как он краюху хлебу отрезать намеревался: свечку ухватил и ну елозить. Смех один. Только ворчливый, это да. Ворчливый - жуть.
- Дались им эти минотавры, - пожал плечами младший лакей. - Вот скажи, зачем кому-то знать, откуда какие рогачи происходят? Нешто нет других дел на свете?
- Ты говори-говори да не зарывайся, - сурово оборвал его старший товарищ. - Когда господин граф занимается неведомо чем незнамо для чего не корысти ради - это и есть великая государственная политика, о которой потом будут писать такие вот буквогрызы, как тот, кого мы едем наблюдать и обихаживать.
- То есть, мы едем делать историю? - неожиданно проницательно уточнил младший слуга.
- Мы всегда делаем историю, - отвечал старший, и крыса, тащившая в свою нору огарок свечи, на мгновение замерла в восхищении. Она не ожидала от старого лакея такого полета философской мысли.
* * *
Гугиус Хартдор спешился на поляне у черного базальтового мавзолея и окинул пейзаж взглядом настоящего ценителя.
Поляна была разгромлена по высшему разряду: земля почернела и оплавилась, как если бы здесь как следует откашлялся простуженный дракон; древние исполинские деревья, покореженные неведомой силой, из стволов и ветвей которых в произвольном порядке торчали самые разнообразные конечности и проступали сквозь кору искаженные ужасом и болью морды и лица, топорщились иглами и шипами. Несметное количество деталей, милых сердцу настоящего художника, как то - обломки оружия, фрагменты доспехов, черепа и скелеты, разбросанные в живописном беспорядке там и сям - навевали безысходность и тоску. Всякий, кто случайно забрел в это гиблое место, должен был умчаться очертя голову и потомкам своим заповедать избегать этого кошмара до скончания времен.
Рыцарь пробормотал несколько слов на языке, который показался бы странным любому, кроме высших иерархов геенны огненной, и замер в ожидании. Строение было задумано зодчими как место вечного упокоения в самом прямом смысле этого слова - ни намека на вход. Огромная, цельная на вид глыба, размером с городской дом, сплошь покрытая вырезанными в камне рунами, стояла в непроходимой Меокайской чаще, в самом сердце Тифантии, и никто из смертных не знал о ее существовании.
Когда рыцарь с орлом на гербе произнес заклинание, с мавзолеем стали происходить странные вещи. Он окутался красным дымом, во все стороны от него побежали по траве языки пламени, но ничего не подожгли, а растворились в воздухе, словно привиделись. Затем раздался дикий скрежет, как если бы кто-то наматывал старую-старую якорную цепь исполинского корабля, и, наконец, на поверхности черного камня обозначилась дверь неровной формы, и открылась со скрипом. Из мрака вырвался затхлый воздух, на рыцаря пахнуло могильным холодом и тлением. Затем раздался протяжный вой, от которого, по замыслу исполнителя, кровь должна была стыть в жилах. Гугиус ухмыльнулся и шагнул в темный провал.
- На беду свою, смертный… - произнес шелестящий голос, затем замолк на секунду и сменил тон. - А, это ты. Что-то ты зачастил в последние века.
- Да вот вспомнил об одной штуковине, которая у тебя завалялась с незапамятных времен.
- Здесь, между прочим, не Бюро "Что упало, то пропало". Ты сюда заявляешься, как к себе домой. А здесь покоится средоточие ужаса, воплощенный мрак, враг живого, ну, это тебя не касается.
- Меня и остальное не касается, - заметил рыцарь. - Слушай, не ворчи, лучше назначь цену, а то я спешу.
- Вы, молодые, всегда спешите. Нет, чтобы посидеть, поговорить со стариком. Чего хихикаешь?
- Вспомнил, как ты свалился с деревянной лошадки, когда праздновали твое четырехлетие. Визгу было - кто бы подумал, что это будущий кровавый завоеватель, великий воин и - как там тебя воспевали в Жаниваше - Коротконогий Жезл Ада и Бич Сусликов.
- Ты же знаешь, что это неправильный перевод! - голос даже задохнулся от возмущения.
- Я знаю, ты знаешь, а кто еще?
- Вечно ты ворвешься в мою мирную обитель, нарушишь блаженный покой и испортишь настроение.
Гугиус шагнул вперед, под каблуком что-то хрустнуло.
- Что характерно, именно мирная обитель, - прокомментировал он.
- Сами напросились, - сказал голос. - Во всех путеводителях написано, что Меокайская чаща непроходима, изобилует смертельными ловушками, опасна и для людей, и для существ. Чего непонятного?
- Да смотрел я эти путеводители. Ты когда антирекламу заказывал - тысячу лет назад или еще раньше? Слог архаичный, текст невнятный. Все нормальные создания воспринимают эти предупреждения как обычный древний треп.
- Тогда какие ко мне претензии? - отчетливо ухмыльнулся голос. - Ладно, выкладывай, за каким ветром тебя занесло в такую даль в таком неприглядном тельце?
- Тельце, конечно, еще то, - согласился Гугиус. - Но знал бы ты, какие у него мозги. Буквально плавятся от любого усилия.
- Сочувствую.
- Он трещит по швам, вот-вот развалится, - пожаловался рыцарь. - Дай мне заклинание, и я пошел.
- Какое еще заклинание?
- "Слово Дардагона".
- Опять ты затеял какую-то авантюру.
- Нет, - ответил Хартдор. - Не опять. Это все еще тот, прежний план, и должен сказать тебе, я доволен тем, как все получается.
- От тебя за версту разит древним ужасом. Где только выкопал?
- Ты не поверишь.
- Чем больше смотрю, тем больше верю. Это как же ты сумел?