С четырнадцати лет он взялся за настоящее оружие. По окончании эпохи Сокрушения Идолов взрослеть пришлось еще быстрее. Ройгар уже знал, как легко заполнить пустоту. Только позади его когорты почему-то всегда оставались воронье и гробы. Возможно в наступившем времени еще рано было жить так, как положено было дворянскому происхождению. Но он не осуждал тех, кто торопился вложить клинки в ножны. Каждый сам судил когда уже "довольно" и больше невозможно проливать чужую кровь, ведь обернувшись назад видишь пустоту, образованную собственным уничтожением, и разум предназначенного для жизни создания требует созидания. Он верил, что надежда на Создателя помогает многим в это непростое время, но никто и никогда не смог бы его убедить в необходимости служителей Его лишать жизни кого бы то ни было. Магия не раз спасала Материк и также губила его, но разве эта магия имеет что-то общее с жалкими попытками колдовства ведьм или обрядами чернокнижников? Пусть они на самом деле существуют, а не являются побасенкой церковников, но кто мог вручить в руки инквизиторов такое право, божественное, лишать жизни такого же как они сами, из плоти и крови… Безнаказанность и слепая вера остальных. Ведь смешно было смотреть иной раз на такую мелочность в охоте за ересью, когда самому королю давали советы те, кто мог взмахом руки в мгновение ока превратить небольшую деревеньку в пепелище. Теперь же Ройгар собирался наконец сделать тот шаг, чтобы заполнить гложущую его пустоту. И это заставит многих задуматься в обозримом будущем, прежде чем крикнуть "ведьма!" или приказать запалить новый костер, или бросить под предлогом ереси неугодного в каменный мешок и подвергнуть там пыткам. Потому что такой "вершитель судеб" уже не будет после содеянного спать спокойно, укрытый надежно церковным саном от подозрений. Так как молва донесет до него весть о таком же, кто, не смотря на принятый обет, например, принудил красивую женщину спать с ним под угрозой обвинения в колдовстве и костра. И поплатился за это своей головой, расставшись с ней как-то под вечер на пустынной тропе.
И снова была дорога. Долгая и серая в однообразии дней, что проходили мимо по обочинам трактов. Ройгар и Черные псы направлялись к одному из тайных укрытий ордена. Обильный снегопад был как нельзя кстати, когда они обогнули горный кряж и часть пути пришлось проделать по большому Северному тракту. До этого им везло и на пути не встречались случайные проезжие, которые смогли бы донести о подозрительных путниках. Но на большом северном тракте из-за скверной погоды, что укрывала их до этого, они не успели вовремя разглядеть небольшой обоз из направлявшихся им навстречу нескольких повозок и фургона, тащившегося в отдалении позади. Столкнувшись нос к носу рыцари не стали ждать. Крика одного из возниц "Черные Псы!" было довольно, чтобы они набросились на обоз как стая оголодалых волков. Ройгар видел, что молодым воинам претило убивать из необходимости, уподобляясь простым разбойникам, которые проделывали то же самое из жажды поживы в холодные феларские зимы.
Казалось, выбора не было… Когда дошла очередь до фургона и Ройгар спешился и отдернул полог, то его рука сжимавшая меч опустилась.
- Что вы ждете?!
- Кто там?!
Крики из-за его спины умолкли, когда он воздел руку, призывая к молчанию.
- Маэстро и вы, мэтр Лан, и все остальные, выйдите, прошу вас, - еле слышно попросил Ройгар и отошел в сторону.
Циркачи и барды вышли на холодный ветер, ежась и кутаясь в свои потрепанные плащи. Клара толкнула маэстро за широкую спину одного из циркачей, испуганно глядя на стоявшие полукругом фигуры в черном с оружием наготове.
- Мы же… не можем оставлять свидетелей? - пробормотал один из черных псов с поистине детской робостью.
Ройгар выхватил у одного из рыцарей заряженный самострел и, толкнув в грудь сказавшему, хрипло пробормотал: "Тогда стреляй!"
Маэстро с удивлением встречал направленные на него исподлобья опустившихся голов юношеские виноватые взгляды.
Клара удивлялась тому спокойствию, с которым Лан и Катрин взяли друг друга за руки и даже не пытались скрыться за чьей-то спиной.
Последовав примеру бардов, маэстро, мягко отстранив руку бородатой женщины, медленно вышел из-за спины силача. Они нашли этого громилу в Шаргарде вместе с молодой акробаткой, что сейчас испуганно смотрела из-за широкого плеча.
Какая-то грустная, теплая улыбка, полная смирения появилась на иссеченном морщинами лице старика…
Провожая взглядом устало сгорбившихся в седлах Черных Псов, протянувшихся вереницей дальше по тракту, Лан вздрогнул.
- Кто это были, маэстро? - голос барда тоже дрогнул, но с горечью, а не дребезжанием страха.
- Это… дети, которым пришлось слишком быстро повзрослеть.
- Да уж, скоры они взрослеть как я погляжу! - сипло вскрикнула Клара, нервно надкусывая жевательного табаку, - Чуть не поубивали нас!
- Они бы не стали, - как-то растерянно ответил маэстро, - Они не могли. Я же помню их почти всех. И что с того что они подросли? Они же были детьми. Мы же вызывали улыбки и радость на этих лицах когда-то.
Клара уже собиралась сказать все, что она думает о таких детях, но Катрин вовремя успела ее остановить.
- Теперь я понимаю, почему вы не опасаясь странствуете по белому свету, - задумчиво произнес Лан.
Маэстро ответил неожиданно громко, словно призывая всех присутствующих в свидетели:
- И тем лучше, друг мой, что мы снова собираем всех, кто дарил людям радость. И снова едем по тракту от города к городу, как в старые добрые времена. Ведь всегда есть дети, которые любят смеяться и радоваться.
* * *
Узник погасил свечу у себя в камере и забился в самый удаленный от лунного света проникающего через зарешеченное окно угол. На удивление стражников он даже не попытался подобраться поближе к решетке, куда доставало тепло от горящего в комнате охраны камина. Ночь в имперском городе выдалась на редкость холодной, словно феларские зимы тем самым напоминали о том, что скоро их холод окончательно пересечет границы по Светлянке и направится дальше к Вигпату, а затем на встречу своим братьям - пронизывающим горным ветрам с пиков возле Швигебурга.
Узник вжался спиной в стену, блаженно вздохнув, ощущая кожей ее сырой холод. Полуприкрыв свои белесые глаза он наслаждался темнотой, чувствуя ее обволакивающее успокоение для изможденного тела и отдохновение для глаз с расширившимися кошачьими зрачками. До стражников иногда долетали его вздохи и бессвязное бормотание на странном языке.
- Ну и бывают же эльфы, - пробормотал один из охранников, содрогнувшись от хриплого стона за решеткой в коридоре, - Откуда они такие взялись?
- Говорят, они родом из подгорных дебрей. Вот свет дневной им и помеха, - значительно подняв в руке обглоданную куриную ногу возвестил второй, - Однако дерутся как черти… Да и похожи чем-то на них.
Двое его приятелей хохотнули с набитыми ртами:
- Точно!
- Угу, рога надставить и в самый раз.
- А, может, какая курва и наставила?! А? Братцы? А то чего ему маяться по белу свету, ежели солнышко шкуру подпаливает?!
- Заткнитесь! - бросив куриную кость в камин оборвал общее веселье тот стражник, что был старше прочих, - Этот темный эльф храбро бился вчера. И третьего дня тоже! Пусть и под палящим солнцем. Так что потише - у нас в империи не поднимают на смех того, кто бьется на арене до последнего! Неважно какого роду и племени!
- Оно конечно, кто бы спорил… - пробубнил один из насмешников в ответ.
- К тому же он защищает двух женщин, ведь на арене по нашим законам им нет места. Не женское это дело воевать. Вот и отдувается за обеих, хотя мог и отказаться, - поддакнул второй.
- А как так вышло? - поинтересовался третий, обращаясь к оборвавшему их веселье, и добавил, собираясь разнообразить вечер занимательной историей, - Расскажи. Ты же обещал?
- Ну, слушайте…
Карасу постепенно приходил в себя. Последний поединок сильно измотал его, ведь пришлось сражаться с островитянином, который так здорово владел коротким копьем, что выучки темного эльфа едва хватило.