- Нет автобуса, - жаловалась Жиежула, - сын меня по субботам возит… Ну, я тебе уже рассказывала. Хорошие у меня сыновья. Как они гнались за ней - не догнали. Вышла, вышла замуж за змея этого. А ты послушай: я ж вместо нее, - Жиежула опять затряслась от смеха, - я ж ему гусыню подсунуть хотела! Ты представляешь! Вот было бы смеху. Но хитер, мерзавец. Увез мою девочку. Ты видела город на дне моря? - вдруг спросила она, резко и требовательно.
- Какой город? - Лоренца совсем уверилась, что бабка свихнулась.
- Город в море, а море тихое… Тогда его и увидеть можно, и колокола услышать. Говорят, он не тут затонул - ну, неправда. Здесь он. Женщина одна его из колодца ведром чуть не вытащила, город этот. Но так его не возьмешь, крепко он засел. Выкупить можно - серебром и кровью. Ну да не о том говорим… Увез он девочку мою. Твоя мама как, замужем счастлива?
- Это их дело! - огрызнулась Лоренца.
- Да не буду, не буду говорить… Ты же поняла, что мы не чужие. Хочется знать мне. Но нет - в дом к вам не пойду. Не бойся. И не убегай от меня больше!
- А я от вас и не убегала! Это вы исчезли, слова не сказав.
- Убегала… Неслась по лесу, но сыновья у меня быстрее. Не бойся. Вот и автобус.
- А колу не пей, - совсем бабушкиным голосом сказала Жиежула, забираясь в автобус, - лучше в гости заходи, настоящим квасом угощу.
Автобус вильнул, взметнул за собой облако серой пыли и скрылся за поворотом. Лоренца осталась на дороге одна. О странном разговоре напоминал только красный след на ладони, оставленный ручками пакета. И это в маленькой лавочке бабулька столько всего накупает, когда прогуляться выходит? А в "Максиме", наверное, полную тележку перед собой толкает и забивает провизией весь багажник машины своего замечательного сына.
Маму Лоренца застала в гостиной. Елена разложила перед собой клубки и крючки, и листала рукодельный журнал. Она хотела связать занавески, которые сочетались бы со скатертью, и никак не могла выбрать модель.
- Все такие красивые, - пожаловалась она дочери, - а ты что посоветуешь?
Лоренца ткнула наугад в картинку, мама наморщила лоб:
- Хм… Коротенькие? Знаешь, а ты права. Это то что надо. Рисунок очень хорош и к скатерти подходит. С изюминкой… Вот, их и свяжу. Как думаешь, - кивнула она на клубки, - хорошо будет смотреться?
- Мама, - собралась, наконец с духом Лоренца, - у нас тут родня на сохранилась?
- Родня? - мама подняла бровь, - насколько я знаю, нет. А почему ты спрашиваешь?
- Просто в голову пришло, - смутилась дочь. Врать было неприятно.
- Дед рассказывал - никого не осталось. Потому и не ездили сюда.
Лоренца захотела чаю с бутербродом. Мама упоенно вертела в руках светло-серый льняной клубок и думала только об уюте, который воцарится в этом, да и в городском доме, когда она развернется вовсю. Талантов у нее было немало, мама умела и свечи лить, и мыло варить, и шить, и вязать. "Потом разберусь!", - решила Лоренца, наливая воду в чайник, - пусть вяжет.
В кармане она нащупала ту самую монету и расстроилась: забыла Жиежулу спросить, не вспомнила про денежку. А могла бы - расходящийся ворот старухиного платья был застегнут той самой брошкой со змеями.
Лоренца подняла глаза и вдруг увидела город на дне моря.
Видела она его уже не раз. Точно такой же календарь был и в городском доме. По приезде она даже поддразнила отчима: любимая картина? Тот засмеялся и сказал, что картина, да. Нравится, но все проще: делали что-то для музея, вот их благодарные заказчики календарями и завалили.
Город пах сыростью и йодом. Стены домов потемнели, в окна вплывали рыбы, но в окнах светились тусклые огоньки и время от времени мелькали человеческие силуэты. Или почти человеческие.
Спокойно и равномерно рокотал прибой. От его шума было некуда деваться - голос моря был слышен в воде, или очень влажном воздухе - уже трудно было разобрать. Наверное, море схлынуло и оставило город открытым вечернему небу. Но волны были все ближе, брызги летели ей в лицо, потом в глаза плеснула волна, Лоренца вскрикнула и сжала кулаки. Море заливало улицы. Утопая, Лоренца успела заметить, что равнодушные рыбы вновь поплыли вдоль стен, скользя пустым взглядом по окнам.
В ладонь больно врезалось ребро монеты и наваждение пропало. Календарь на стене, чайник закипает. Хлопнула дверь - Ажуолас вернулся.
Лоренца повертела в руке монету, спрятала ее обратно в карман и тихонько выскользнула из дома.
Идти до моря было недалеко, а быстрым шагом - тем более. Берег словно вымер. Даже чайки пропали.
- Ну и где вы? - вслух проговорила Лоренца, - что вам надо от меня? Что за… Я домой хочу!
Она не выдержала и расплакалась. Еще немного, и мама поймет: что-то не так. Господи, ей и до психушки недолго! Рыбы, змеи, дома, бабушка - или двойник, кто их, глюки, разберет, - с иностранным именем. Рассказать кому - и наденут на тебя одежды с длинным рукавом, и повезут в красно-белой карете.
Море было тихим и некрасивым, как на плохом рисунке.
- Идите к черту! - прошептала девочка.
Она достала монету, подержала ее немного на ладони и без сожаления швырнула в воду. Монетка весело запрыгала, по серой глади, оставив на ней пять "блинчиков".
К черту! К черту ваши тайны.
Она зашагала к дому, но чуть не дойдя до калитки, свернула в сторону, уселась на траву и зарыдала с новой силой.
Ну чего она добилась? Утопила сувенир? Ай да молодец! Ничего страшного, даром досталось. Только что это изменит? Голова на место встанет?
- Лариса!
Ажуолас неловко топтался рядом, потом приобнял сестрицу за плечи, утешая. Тут же виновато отвел руки.
- Ну, что случилось?
- Не могу я больше! - ревела сестрица, - не могу!
- Тебе плохо с нами?
Лоренца затрясла головой. Лучше б он ее не жалел, от этой неожиданной доброты все обиды и жалобы на жизнь полезли наружу. Хорошо хоть выговорить их вслух рыдания не позволяли.
- Маму твою позвать? - спросил брат.
- Не надо! - испугалась Лоренца. У нее даже слезы высохли, - пожалуйста, не говори… Она правда решит, что мне плохо, а мне…
- Тебя кто-то обидел?
- Не обидел. И мне тут… Знаешь, даже и хорошо. Просто непонятно.
- Это пройдет, - пожал он плечами, - привыкнешь. Подожди, я вот починю велосипед, кататься научу. Будешь с нами ездить.
- Ага, починишь, - буркнула Лоренца, отыскивая носовой платок, - если Аустея разрешит.
Ажуолас рассмеялся.
- Она в Лондон едет до конца лета. Запрещать некому.
- Так что же случилось, - спросил Ажуолас, когда она оттерла глаза и щеки мягким, пропахшим лавандой, лоскутом. Лоренца уже немного успокоилась, хотела отшутиться, но замерла, не в силах шевельнуться.
Бабушка, - или Жиежула, - стояла в конце дорожки. Как всегда в темном. Она показалась немного выше, чем днем, на шоссе, платье на ней было длинное, ноги закрыты подолом и Лоренца не видела, те же безобразные ботинки на ней, или бабка переобулась. А вот лицо переменилось. Жиежула смотрела с нескрываемым ликованием. Радость была нехорошая, Лоренце хотелось то ли спрятаться, то ли камнем швырнуть, только бы не видеть кривой улыбки и сверкающих глаз. Брошь на темном платье сияла, как светляк.
- Что там? - обернулся Ажуолас, но видение уже растаяло, или же бабушка-Жиежула успела шагнуть вбок, под защиту густых кустов. В сумерках разглядеть, кто там прячется, было трудно.
- Ничего, - прошептала Лоренца. Брат покачал головой:
- Тебе не идет вранье.
Лоренца вздохнула:
- Если рассказывать начну, никто не поверит, что правда.
Они уселись на траву. Пахло цветами и дымом - из трубы ближайшего дома выплывали светло-серые клубы. В маленьком костеле неподалеку запели колокола. Теплело. День-два - и снова можно будет валяться на горячем песке.
- И сегодня она снова со мной говорила. Она откуда-то нас знает, но родни тут точно не оставалось… - закончила Лоренца и подняла глаза.
Ажуолас внимательно смотрел ей в лицо. Как ни странно, он ей верит, - поняла она. Брат слегка нахмурился и спросил:
- Она так и назвалась? Жиежула?
- Ну да, - непонимающе протянула Лоренца, - а… что-то не так?
- Ты слышала это имя раньше?
- Не слышала никогда. Это она все про нас знает. И про маму, и что бабушку Региной зовут.
- Регина? Она сказала - Регина?
- Ну да… Не совсем так, у нее акцент сильный.
- Нет, - покачал головой Ажуолас, - она ее по другому назвала.
Он замолчал, отвернувшись. Лоренца поежилась.
- И что же? - дернула она брата за рукав, когда пауза стала совсем невыносимой.
- Потом, - отмахнулся парень, - я сам не уверен. Папе можно сказать, но он сегодня не приедет. Давай я с ним сначала поговорю.
Так. Отчим все узнает. Лоренце стало тошно и пусто - доверилась, называется. Но отговаривать Ажуоласа не стала. Пусть рассказывает, хуже уже не будет.
Единственное, о чем она промолчала, это о монете. Стыдно было детской выходки.
Пили чай, заваренный с душистыми травами, ели вкусный пирог. Мама уже перевернула лист календаря и вместо подводного города Лоренца разглядывала полуостров на фоне закатного неба. Два костра на берегу светились, словно глаза. Огромный, добрый усталый зверь прилег у воды, смотрит на воду и вот-вот заснет.
Но ей и город когда-то казался добрым.
После ужина довольно скоро разошлись спать. Мята, намешаная в чай, замечательно усыпляла. Лоренца подумала, что выговориться перед Ажуоласом действительно стоило - стало намного легче. Он теперь будет ворочаться. А она - спать.
Монета звякнула о мостовую разрушенного города.