Звонила бабушка. Услышав бодрое: "живем прекрасно", похоже, расстроилась.
Убирая в карман телефон, Лоренца вспомнила, как бабушка пила чай, морщилась и ворчала, что променять Петербург на какую-то дыру - это безумие. Прадедушка, который в свое время вывез семью в Ленинград, перевернется в гробу, потому что Елена мало того, что сама спятила, так еще и тащит за собой ребенка. Куда? Зачем? Ответить на эти вопросы Лоренца не смогла бы, но было все равно неприятно.
Резко запахло "Красной Москвой".
- Значит, вернулись! - сказала бабушка.
Лоренца подскочила на месте. Снова она, что ли, заснула?
Бабушка была одета в темное и плотное - не по погоде, - платье, волосы спрятала под кружевную шапочку, украшеную по краю тесьмой и бисером. На ногах она носила разношенные ботинки поверх мужских черных носков, эти распухшие конечности, казалось, принадлежали другому человеку - так странно сочеталась обувь с почти элегантным платьем. Ничего удивительного - старые женщины с больными ногами не всегда думают о красоте.
- Мы незнакомы, - пробормотала Лоренца. Теперь, когда первое ошеломление прошло, она видела, что женщина просто очень похожа на бабушку. Черты ее лица были острее, волосы - темнее, а глаза не карие, а бледно-голубые, почти совсем выцветшие. Но манера поджимать губы и складка на переносице - точь-в-точь как у бабушки. К тому же от незнакомки разило знакомыми духами.
Старуха усмехнулась:
- Ты-то меня не знаешь, а я ваших помню хорошо… Уехали они. Далеко уехали. А Елка-то вернулась. И ты вот приехала.
Лоренца сделала шаг назад. Елкой маму звали только домашние. Откуда могла знать это имя чертова бабка из другой страны, из другого мира. Но вотпрос так и остался на кончике языка: подошел троллейбус и нахлынувшая толпа их разделила, а потом, когда тротуар снова освободился, старуха уже исчезла.
Села ли она в троллейбус, или просто растворилась в воздухе, Лоренца не заметила. Она пожала плечами, перешла на другую сторону улицы и принялась набрасывать в альбоме смешного ангелочка, то ли амурчика, который хитро поглядывал на летнюю публику. Но желание рисовать пропало. У нарисованного ангелочка прищур получился недобрый, да и вышел рисунок криво… Должно быть потому, что перед глазами все стояла старуха. Знакомое - и совсем чужое, - лицо. Темное, как ночь, платье, на котором лунно серебрилась круглая брошь под воротником…
Она сильно нажала на карандаш и грифель сломался. Вот оно! Рисунок на броши она где-то уже видела. Коронованная змея. Та же, что и на монете, найденной в купе.
Стало зябко, хотя стены плавились от жары. Лоренца спрятала альбом и зашагала вдоль по проспекту.
Итак, она свихнулась. Заснула прямо в центре города и увидела кошмарный сон. Это вариант номер раз. Другое объяснение - старуха действительно была. И странная брошь у нее из того же мира, что и монета… Черт, что я несу? Может тут всякие украшения со змеями в каждой лавке валяются. Или валялись года три назад, когда бабулька брошку покупала.
А сходство с бабушкой… Может, показалось? Бабушка ведь правда отсюда родом, потому и похожа.
Но обмануть себя не удавалось. Старуха была не просто похожа. Словно родная сестра - похищенный в детстве близнец.
По дороге попался "Макдональдс", Лоренца хотела было зайти, но ограничилась рожком мороженого.
Бабушка "Мак" ненавидела лютой ненавистью и всякий раз пилила внучку, стоило той направить стопы в сторону богомерзкого заведения. "Как можно не то что есть, в руки-то брать такую еду! Лерик, почитай, что умные люди пишут!", - "Бабушка! - закатывала глаза Лоренца, - туда не толькое есть ходят! Там, вообще-то, сортир бесплатный" - "И за этим туда не надо!" - звучал совсем уж странный ответ.
Когда Лоренца - тогда еще Лариса, Ларчик, Котенок, - была совсем крошечной, они жили все вместе. В смутных воспоминаниях бабушка оказывалась мифологическим существом, всесильным божеством, властным карать и миловать. Она решала все: какой будет суп, что смотреть по телевизору, как одеть Ларочку на прогулку. Когда мама пыталась делать по своему, начинался скандал - долгий и противный. То и дело поминался отец ребенка, которого никто из родни не знал и не видел, в конце концов мама сдавалась и дня два приходила в себя.
Потом умер давно разведшийся с бабушкой дед и оставил дочери квартиру в пятиэтажке на Железноводской. "Сдавать! - скомандовала бабушка, - или съезжаемся!". Но мама неожиданно взбунтовалась и решила жить отдельно. Ларе об этом рассказали намного позже, а тогда она только и поняла, что живут они теперь вдвоем с мамой, спать она будет в своей комнате, а не за шкафом, и что бабушка осталась там, в старом доме с башенкой возле Смоленского кладбища.
Божество смирилось не сразу. Первые недели она обрывала телефон, то и дело заявлялась без приглашения, пыталась забирать Ларису из садика - воспитатели были предупреждены и ребенка не отдавали. Длилась эта мелодрама с полгода, наконец бабушка утихла, появляться стала реже, и постепенно снова вросла в их жизнь. А когда Лариса пошла в школу, где продленку обещали, но не сделали, обходиться без бабушки стало совсем нелегко. Та охотно предложила помощь, и незаметно сумела снова встать во главе семьи. Железная рука оделась в бархатную перчатку, но правила бабушка уверенно, ни капли не сомневаясь в том, что ей и только ей принадлежат жизни дочери и внучки.
Дома Лоренца достала монету и внимательно изучила узоры. Ошибки не было - на старухиной броши свились в клубок точно такие же змеи.
Внизу мама пекла пирожки к чаю и напевала. После переезда она стала совсем другой: моложе и еще красивее. Не шла - летела. Снова стала петь - просто так, а не когда в компании уговорят и почти насильно втиснут в руки гитару. Лоренца подумала, что если пойти к ней сейчас, в лучшем случае мама просто отмахнется: ну, глупости! В худшем - забьет тревогу, опять потащит по врачам. Теперь уже невропатологом не отделаешься.
И отчим… Она понятия не имела, что мама ему рассказывает. Если попросить, промолчит, наверное, но кто знает…
- Ты с ума сошла! - сказала тогда бабушка.
Она с тоской поглядела на дочь. Та лишь безмятежно улыбнулась:
- Знаешь, возможно!
Бабушка бросила выразительный взгляд на Лоренцу. Послушной девочке полагалось уйти к себе и закрыть дверь, дабы не слушать разговор взрослых. Но Лоренце давно надоело быть послушной.
- Тебе сорок лет! - припечатывала бабушка, прибавляя четыре года, - у тебя дочь. Ты думаешь, что творишь? Девочке нужна нормальная семья…
- И она у нее будет.
Бабушка говорила долго. Она умела выискивать самые больные места и бить по ним с безукоризненной точностью. Когда Лоренца была маленькой, ей приснилось, что вокруг мамы порхают красивые разноцветные мотыльки. Сон был красивый и яркий, но потом пришла бабушка и принялась насаживать мотыльков на булавки. "Вот видишь, - приговаривала она, - так будет порядок!". В ту ночь Лариса проснулась в слезах, мама долго ее утешала. Что сон был плохой дочка сказала сразу, а про бабушку рассказать постыдилась.
Сейчас радужные мотыльки вольно кружились по комнате и легко ускользали от бабушкиных рук.
- Елена! - простонала бабушка, - опомнись! Лерик девочка большая, взрослеет… Ты ее к взрослому мужчине в дом тащишь, да сын еще там…
Мама поняла не сразу, да и до Лоренцы не сразу дошло. Бабочки выцвели и устало опустились на ковер.
- Убирайся вон, - тихо сказала мама.
Она встала, подошла к бабушке вплотную. На секунду Лоренца испугалась, что бабушка сейчас ударит маму по лицу. Но та сдержалась, хотя ее рука готова была уже взлететь, чтоб отвесить пощечину.
- Как ты со мной разговариваешь? - бабушка попыталась было перейти к обороне, но силы были неравны - тот, кто защищал сейчас маму незримым присутствием, был старухе не по зубам.
И она сникла, съежилась, отступила. Хлопнула дверь. Больше бабушка не появлялась до самого отъезда, только звонила. На вокзал пришла почти к отправлению поезда, с Еленой попрощалась довольно холодно, внучку обняла и ушла не дожидаясь, пока вагон тронется, унося ее дочь к победителю, ради которого та оставила мать свою, дабы быть с ним одной плотью.
И могла ли мама не рассказать ему то, что взволновало бы до глубины души?
Лоренца еще раз взглянула на монету, повертела ее в руке, а затем положила в кармашек на груди рубашки. На случай, если старуха с брошкой попадется опять. Что говорить при встрече, она не представляла и очень надеялась, что встречи не будет.
3
Волокита с бумагами закончилась и они поехали, наконец, к морю.
Мама ждала этой поездки давно, она с поезда готова была рвануть туда, к соснам и песку. Лоренца к природе всегда была равнодушна, а море любила южное. Побывать там ей довелось лишь однажды.
- Тебе понравится, - говорила мама, - места там сказочные.
- Мне нравятся другие сказки, - буркнула дочь, - про города. Ты же знаешь - не люблю я дачи.
Мама рассмеялась:
- Колючка ты! Там не дача - нормальный дом со всеми удобствами, во двор бегать не придется.
Она протянула руку чтоб погладить дочь по волосам, Лоренца чуть отстранилась, мама вздохнула:
- Колючка и есть. Там хорошо. Море удивительно красивое. Сосны… Воздух чудесный.
- Ты же там не была!
- Фотографии видела. И рассказывал он… Лара, ну что случилось? Тебе тут плохо?
- Мам, ну сколько раз я просила…
- Хорошо, Лоренца, Лоренца! Придумала тоже. У тебя красивое имя, зачем еще… - мама явно проглотила слова "кличка какая-то", или что-то не менее обидное, - зачем это?
- Мне нравится.