Однако Кавиму по какой-то причине не тронули. Напротив - дикари забрали его с собой и лечили отваром лианы, от которой душа Кавимы отправлялась в мир мертвых, тело же, наоборот, возрождалось. Постепенно он набирался сил и уже мог худо-бедно объясниться на языке лесных индейцев, когда однажды ночью проснулся от воплей ужаса и тяжелых шагов огромного зверя. Громко трещали, ломаясь под ударами исполинских лап, ветви деревьев. В свете луны Кавима смог разглядеть гигантское животное, ростом как четыре человека, вставших друг другу на плечи. Оно стояло на задних ногах, опираясь на хвост. На глазах у Кавимы оно сломало огромную ветвь дерева и вонзило в нее зубы. Его маленькие глаза светились алым, и когти были острее, чем у ягуара. Его вид наполнил сердце Кавимы страхом, и он побежал вместе со всеми.
Позже лесные индейцы рассказали Кавиме, что это бродит в тоске древний бог Чиморте, лишенный разума. Он является людям в облике гигантского животного - его тело, разделенное с душой, живет в сельве, как дикий зверь. Иногда он приходит во сне к спящим женщинам и очаровывает их. Тех, кто поддастся, изгоняют на болота, где в огромном доме, полном волшебных вещей, заперта его душа. Оттуда никто не возвращался, и ушедших женщин оплакивают, как мертвых.
Кавима и раньше во время своих путешествий слышал эту легенду, но телесное воплощение бога увидел впервые. Вернувшись домой, он рассказал о нем касику Тувиге. Тот, вспомнив о следах, заинтересовавших когда-то русскую экспедицию, попросил Кавиму сделать рисунок животного и вот теперь привез его Алебуку, Белому Отцу, выполнив наконец давнюю просьбу генерала…
Максим шумно вздохнул.
- Потрясающе, - проговорил он. - Иван Тимофеевич, это же все равно что мамонта в Сибири отыскать! Иван Тимофеевич…
Глаза Максима затуманились. На несколько секунд он глубоко задумался, а потом широко улыбнулся и тряхнул головой. Теперь он знал, что делать.
Беляев покачал головой.
- В Сибири на мамонтов не молились, их ели, - сказал он. - Ох, не нравятся мне эти древние суеверия…
- Ты постарел, Алебук, - жестко сказал индеец, когда Максим ушел. - Мальчишка завтра же побежит в Чако.
- Ну что ты, друг мой, - возмущенно всплеснул руками Беляев, - он прекрасно все понимает, просто немного слишком увлекся своим зверьем. Надо же и на людей смотреть иногда! Эта история заставит его задуматься. Он же хороший, разумный мальчик!
- Авантюрист он, - неожиданно вмешалась Александра Александровна. - Яблоко от яблоньки…
- Ты ошибаешься, милая, - кротко возразил Беляев, - вот увидишь, теперь мальчик наконец-то возьмется за ум и подготовится в университет…
Пуэрто-Касадо, ноябрь, 1956 год
Максим растерянно стоял на пристани, мрачно озирая свое снаряжение. Ящики консервов, свертки сетей и веревок, гамак, москитная сетка, несколько ружей… Отдельно красовался завернутый в бумагу медвежий капкан, одолженный у соседа, бывшего начальника погранзаставы за Читой и страстного охотника, с невероятными приключениями и вне всякого здравого смысла дотащившего огромную железяку до Асунсьона. В шею Максима врезался ремень фотоаппарата. Совершенно непонятно было, как со всем этим добром добираться не то что до смутной точки в глубине сельвы, а хотя бы просто до гостиницы. Пароход ушел вверх по Парагваю, оставив Максима одного среди развороченной красноватой земли, луж и пыльных кактусов. Воздух дрожал и звенел; Максим в сотый раз остервенело хлопнул себя по шее и подумал, что Беляев ни разу не рассказывал, что Чако - это в первую очередь москиты, много, очень много москитов.
Максим зажмурился, смутно надеясь, что очнется дома, в Асунсьоне, и злобно застонал, когда москит впился ему в веко.
- Буэнос диас, синьор, - послышался откуда-то сверху неуверенный голос. Максим открыл глаза. Перед ним возвышался сидящий на облезлой чалой кляче маленький щуплый индеец. Вторая кляча, гнедая и не менее облезлая, топталась позади, привязанная за повод к седлу. Индеец смотрел на Максима с недоумением, явно не понимая, в какую категорию определить пришельца и на каком языке с ним разговаривать.
- Доброе утро, - уныло ответил Максим на гуарани. Индеец довольно хмыкнул.
- Меня зовут Хосе, - сказал он, слегка приподнимая потрепанную соломенную шляпу. - Я могу довезти ваши вещи до гостиницы.
- Огромное спасибо! - воскликнул Максим. - Вы меня просто спасете.
- Приехали по делу? - спросил Хосе, спешившись и с любопытством озирая баулы Максима.
- Я приехал ловить зверей, - ответил Максим, чувствуя себя идиотом. - Вот таких, - и он зачем-то протянул индейцу рисунок, бережно хранящийся в нагрудном кармане рубашки и уже порядком истрепавшийся.
Издалека донесся крик парохода. Желтая вода ходила плоскими волнами, и на них плясали радужные нефтяные пятна. На кактус налетела мелкая пичуга, ловко нырнула между страшными иглами и упорхнула, унося в клюве изувеченного жука. Хосе сощурился, поправил шляпу и одернул переступающую с ноги на ногу лошадь.
- Я ловил зверей для одного бородатого гринго, - гордо сказал он, рассматривая картинку. - Два… Нет, три года назад. Тот гринго был совсем сумасшедший - забил зверьем весь дом синьоры Паулы и платил деньги даже за лягушек. Я учил его ловить оранжевых броненосцев - глупые звери. Я поймал ему много животных. Но, конечно, не таких больших, - и он снова уважительно взглянул на набросок мегатерия, рядом с которым Максим для масштаба нацарапал дерево. - Говорят, гринго написал об этом книгу… Говорят, это хорошая книга, смешная, - индеец сморщился.
- Я тоже напишу потом книгу, - выпалил Максим прежде, чем успел обдумать эту потрясающую идею. Он с детства зачитывался рассказами о приключениях и путешествиях, не спал ночами, глотая страницу за страницей, и мысль о том, что, обнаружив и изучив мегатерия, он сможет сам написать нечто подобное, заворожила его. Не просто найти животное, а потом со снимками и описанием заявиться к какому-нибудь маститому палеонтологу (какому именно и что будет дальше, Максим собирался придумать потом), а написать целую книгу! Назвать ее "Сквозь дебри Чако за мегатерием" - что-то в этом роде… Максим едва не заорал от восторга, представив яркую обложку.
- Говорят, этот гринго написал, как мы с ним охотились, и даже как я принес ему броненосца и напугал синьору Паулу, - ухмыльнулся Хосе. - Но он даже не назвал мое имя. Индейцы ему все на одно лицо.
- Я назову твое имя! - быстро сказал Максим. - Я всем расскажу, какой ты хороший охотник и проводник! Я напишу книгу на испанском, и ты сможешь прочесть ее сам.
Хосе пожал плечами.
- Я не умею читать, - сказал он. - И я не знаю, где водятся такие звери.
Максим торопливо вытащил карту.
- Все очень просто, - сказал он. - Смотри: надо переправиться через реку и идти прямо на северо-запад.
- Долго идти?
- Примерно до границы с Боливией, - небрежно ответил Максим и покраснел.
Сделать вид, что пятьсот километров через болота и леса Чако - всего лишь небольшая прогулка, не вышло. Узкие глаза Хосе широко раскрылись, стали почти круглыми. На секунду Максиму показалось, что индеец сейчас разразится руганью, но тот вдруг хлопнул себя по коленям и рассмеялся.
- А ты еще безумней, чем тот гринго, - проговорил он, утирая слезы.
ГЛАВА 4
ИДЕАЛЬНАЯ МОДЕЛЬ
Москва, сентябрь, 2010 год
Сергей Тихонов любил рынки - за яркие краски, неожиданные сочетания, ритмичные линии, любил пеструю толпу и неожиданные запахи. Любил бродить с фотоаппаратом или пустыми руками, между рядами, шумно и насмешливо торговаться, запоминать лица и сценки или просто бездумно глазеть по сторонам. Любой базар завораживал его - будь то огромная барселонская Бокерия или пыльный придорожный развал в Турции. Именно там Сергей купил небольшой кальян и, вернувшись в Москву, обнаружил, что добыть табак для него - дело довольно хлопотное и дорогое. Именно тогда жаждущий кальянных посиделок приятель и привел его впервые на самый странный рынок из всех, на которых довелось побывать Сергею.
В гостинице "Севастополь" на Каховке уже много лет никто не жил. Каждая комната здесь была превращена в магазинчик, в котором торговали копеечным китайским ширпотребом, всякими игрушками, сумками, канцелярией и прочим ассортиментом ларьков в переходе метро, но главное - бусами. Суровые деловитые тетки закупали их килограммами и развозили по всей стране, выдавая потом за авторские украшения или местные сувениры. Но по большому свету нанизанные на леску стекло и камень были не готовыми вещами, а полуфабрикатом, материалом для всевозможных украшений.
Сергею нравилась пестрота этих магазинчиков, стены, сплошь увешанные нитями бус, прилавки, под стеклом которых тускло поблескивали камни. Нравилось наблюдать за рукодельницами, азартно роющимися в мешках, набитых разномастными бусинами. Бродить по коридорам "Севастопольской" можно было весь день. Дня у Сергея не было, но потратить хотя бы час на бестолковое, но приятное блуждание он мог.