- Итак, мы встречаемся снова, Леррис. Или тебя следует называть "Мастер Леррис"? - промолвил он, остановившись у перегородки, отделявшей маленькие сени от мастерской.
Я снова поклонился и сделал это от души. Он был настоящим мастером своего дела, и некоторые его изделия, вроде того выставленного в витрине кресла, не только не уступали работам дядюшки Сардита, но, возможно, выполнялись с большим вдохновением.
- Не могу не выразить восхищения креслом для гостиной, - промолвил я. - Пожалуй, это лучшее такого рода изделие, какое мне случалось видеть.
- Ты это искренне, парень? - спросил он.
Я снова кивнул.
- Гиззард, кончишь ты торчать тут, как болван? Делать, что ли, нечего? По-моему, детали комода еще не готовы.
- Да, хозяин, - пробормотал Гриззард и с недоуменным видом направился к верстаку.
- Может, присядешь? - обратился Пэрлот ко мне.
- Только на минутку, почтеннейший.
Я занял кресло, указанное Пэрлотом, а он сел напротив,
- Ну так как, звать тебя мастером?
- Никоим образом, почтеннейший. Ты ведь не знал меня и не видел моей работы. Любой недоучка из Фритауна или Спилдара...
- Ты не таков, Леррис. Я видел твои изделия; они лучше, чем у любого подмастерья в Фенарде, и умение твое растет. Некоторые вещи сработаны на уровне мастера - скажем, кресло, сделанное тобой в прошлом году для Весселя.
Должно быть, у меня поднялись брови.
Пэрлот улыбнулся.
- Он поинтересовался моим мнением. А я, узнав, сколько он заплатил, сказал, что он может считать эту штуковину украденной у Дестрина и что это - лучшая вещь в его доме, не исключая гарнитура для столовой моей работы.
- Ты нам льстишь.
- Нет. Не льщу. И Дестрин, бедняга, тут ни при чем. Это - твоя работа. Мне интересно знать, что ты собираешься делать дальше? Прибрать к рукам Дестринову мастерскую и лавку, а его самого оттереть в сторону?
Голос его звучал безразлично, но темные глаза так в меня и впились.
Я медленно покачал головой:
- Порой мне хотелось бы поступить таким образом. Это самое простое решение, но нечестное и неправильное. Во многих отношениях. Я всего лишь подмастерье, и мне предстоит учиться и учиться.
Гриззард пытался одновременно и работать, и подслушивать, что давалось ему с трудом.
- Бострик никогда не достигнет твоего уровня, - заметил Пэрлот.
- Со временем и с опытом он станет неплохим ремесленником.
- Может быть, - улыбнулся мастер. - Но не недооценивай себя, молодой человек. Со времени своего приезда ты сильно изменился. Кроме того, есть большая разница между качеством твоих изделий и твоей души, - он расмеялся. - Бедный Дестрин, душа у него прекрасная, но... - Пэрлот пожал плечами.
- Не думаю, что можно хорошо работать с деревом, не имея гармонии в душе, - сказал я.
- Я тоже, мой мальчик, так не думаю. Но самая распрекрасная душа не является гарантией хорошей работы. Иметь гармонию в душе и быть Мастером гармонии - не одно и то же, - он поднялся и неожиданно спросил: - А что бы ты добавил к тому креслу в витрине?
- Ничего. Это твое творение. Другое дело, если бы мне удалось сделать что-то столь же прекрасное, но свое.
- Ты и правда так думаешь?
Я кивнул.
- Ну что ж, Леррис, передай Дестрину мои наилучшие пожелания. И постарайся сделать что можешь, пока ты здесь.
Поняв, что разговор окончен, я тоже встал, но перед тем, как выйти на весеннюю улицу, не торопясь, как следует рассмотрел кресло.
Сказанное Пэрлотом насчет Бострика вызвало у меня беспокойство. Как бы ни хотелось мне этого избежать, но вскоре следовало поговорить с Бреттелем. Дестрин продолжал слабеть, и все мои усилия могли разве что продлить упадок,
XLVI
Из оливковой рощи доносятся трели незнакомой птицы. Легкие шаги пересекают посыпанный гравием двор перед кавалерийскими конюшнями.
Над дверью конюшни чадит один-единственный укрепленный в держателе факел. Под ним тихо похрапывает юнец в зеленом мундире стражей самодержца.
Замедлив шаги, женщина с распущенными по плечам длинными темными волосами смотрит на спящего. На ней простая крестьянская одежда, но за спиной - солдатский вещевой мешок, ремни которого врезаются в упругие мускулы плеч.
Она тенью проскальзывает мимо часового в темноту конюшни и на ощупь считает стойла, пока не доходит до третьего.
Конь фыркает.
- Тихо, тихо, - шепчет она.
В полной темноте женщина снимает заплечный мешок и вынимает оттуда два тяжелых пакета со взрывным порошком. Проверив пустые седельные сумы, она осторожно помещает в каждую из них по пакету с порохом и застегивает все застежки.
Пройдя во тьме в дальний конец конюшни, она кладет вещевой мешок на пол. Найдут ли его здесь - не имеет значения. Поутру ее отряд выступает в поход против мятежников Фритауна.
Еще более тихими шагами она выбирается наружу. Пересекает двор и возвращается в свою комнату. Там, не обращая внимания на лежащую на узкой койке светловолосую женщину, она зажигает свечу, сбрасывает крестьянскую блузу и юбку и погружается в ванну, куда заранее набрала холодной воды.
- Кристал... посреди ночи... - бормочет блондинка, садясь и спуская ноги на пол.
- Никогда больше... ни за что.
- Ты о чем?
- Неважно. Видишь там ножницы? - темноволосая указывает на свою койку.
- Ну. А что?
- Дай-ка их мне.
- Но ты ведь не...
- Да. Как я сказала, никогда больше, даже ради всего наилучшего.
Насухо вытеревшись; она надевает линялое белье.
- Но в этом нет смысла.
- Есть. Как раз в этом-то и есть.
Отрезанные черные локоны падают на пол, и ее губы растягиваются в улыбке.
XLVII
Свежий северный ветерок и распустившиеся на клумбах цветы делали прогулку достаточно приятной, невзирая на то, что Бострик шагал так неуклюже, что я все время опасался столкнуться с ним на ходу. Казалось, будто его длинные ноги вышагивают сами по себе, независимо от туловища.
Ни на одной из улиц Фенарда не имелось таблички, хотя все они как-то назывались: Проспект, Ювелирная, Рыночная и так далее. Многие названия я запомнил, прислушиваясь к разговорам. Однако сомневаюсь, чтобы даже коренные жители Фенарда знали наименования всех его бесчисленных тупиков и проулков.
Тем паче, что названия менялись. Из разговора Дейрдре с Бостриком я понял, что в былые времена улица Зеленщиков звалась Трактирной. Лишь Проспект - единственная в Фенарде совершенно прямая и поддерживаемая в порядке улица - всегда оставался Проспектом. Возможно, это было связано с тем, что он представлял собой путь от южных ворот мимо рыночной площади прямо ко дворцу префекта.
Поскольку денек выдался на славу, у меня не было никакого настроения возиться с деталями письменного стола. У Дестрина наступило пусть временное, но улучшение. А Дейрдре, напротив, сопела носом и чихала из-за цветения цветов. Я вызвался пройтись к рыночной площади - взглянуть, не прибыли ли торговцы тканями. И позвал с собой Бострика.
Тот был рад возможности выбраться из мастерской, где я донимал его поучениями, а Дейрдре - жалобами на плохое самочувствие.
- Мы и вправду прогуляемся, почтенный подмастерье?
- Если, конечно, ты, Бострик, не предпочтешь остаться с почтенным хозяином мастерской и поддерживать огонь.
- Поддерживать огонь, должно быть, большая честь...
- Бострик!
- ...но все же я предпочел бы прогулку.
Порой мне казалось, будто Бреттель избрал Бострика именно потому, что под его откровенно ироничной почтительностью и незамысловатым юмором скрывалось нечто куда более глубокое.
Мы шли по улице, когда зацокали копыта, и мы увидели скачущего в сторону дворца одинокого гонца.
- Интересно, что за новости он привез?
- Вид у него не шибко радостный. Может быть, самодержец... - Бострик осекся, когда всадник в сером мундире войска префекта налетел прямо на нас, словно нас и не было. Солдат ехал, вперив взгляд куда-то вперед, и вид имел совершенно отсутствующий.
У него не было никакой ауры, вообще никакой, лишь глубокая пустота, в самых глубинах которой слабо ощущалась белизна.
- Что это? - Бострик посмотрел на меня. - Что это с ним?
Я покачал головой, хотя догадывался, в чем дело.
- Ему надо куда-то попасть. Так надо, что он прет напрямик, никого не замечая.
Остальные прохожие - мужчина в синих шелках, торговка с мешком, рыжеволосый подросток с выбитым передним зубом - отступали с дороги гонца, похоже, не заметив в нем ничего необычного.
По другую сторону Проспекта, между двумя серыми каменными зданиями, начиналась улочка, створ которой окаймляли две клумбы с ранними ярко-красными цветами. Мужчина в голубой рубахе и сером кожаном жилете свернул туда чуть ли не украдкой.
- Это что за улица? - спросил я Бострика.
- Которая?
- Вон та, между клумбами. Ты, вроде бы, все здешние переулки знаешь.
- Это, собственно, даже и не улица... - промямлил он, покраснев.
- Может, площадь? - насмешливо спросил я, довольный тем, что, похоже, малость его смутил.
- Не совсем улица... - упрямо повторил он, глядя куда-то в сторону.
- Что ты имеешь в виду? - настойчиво спросил я.
- Ладно. Я тебе покажу. Сам увидишь.
С этими словами Бострик неожиданно повернулся и припустил через Проспект чуть ли не бегом.
Мостовая была узкой, не более половины рода в ширину, зато ее устилали полированные мраморные плиты, не имевшие ни выщербинки, ни царапинки.