- Уел, - сказал Николай Иванович.
Когда стол был накрыт, Моран уселся и налил себе чаю.
- Давайте же уедим эти пирожные, - провозгласил он. - Жаль, стол у меня круглый, иначе вы бы сразу поняли, что я сижу во главе стола.
- Да я это уже давно понял, - заверил его Николай Иванович. - Я ведь все-таки не варвар, как вы изволили выразиться, а преподаватель русского языка и литературы.
Моран скептически хмыкнул, но промолчал. Щенок занял боевой пост возле ног хозяина в надежде, что у того дрогнет рука, и какой-нибудь фрагмент пирожного упадет ему в пасть. Пока что, впрочем, чуда не случилось.
- Расскажите об Истинном мире, - попросил Николай Иванович.
Моран сунул пирожное в рот целиком.
- Истинный мир? - переспросил он и обтер крем с губы. - Для начала, там опасно. Весьма даже опасно.
Николай Иванович кивнул.
Морана это почему-то рассердило.
- Ну, и почему вы тут киваете, точно болванчик? Что такого забавного я сказал?
- Забавного - ничего, - ответил Николай Иванович задумчиво. - Мой жест был вызван, скорее, удовлетворением от услышанного.
- Вас удовлетворяет то обстоятельство, что в Истинном мире опасно?
- Да.
- Любите неприятности?
- А вы разве нет? - удивился Николай Иванович.
Моран предпринял попытку поковырять в зубах чайной ложкой, но после нескольких неудачных опытов отказался от этого намерения.
Наконец он сказал:
- Я - тролль. Ни один тролль не бежит от неприятностей. Напротив, в большинстве случаев мы сами их и вызываем. Добровольно.
- Это именно то, что я имел в виду, - подтвердил Николай Иванович.
Моран насупился.
- Намерены выставить меня дураком?
- До тех пор, пока вы сами этого не сделаете, я даже и пытаться не буду, - заверил его учитель.
- А я уже сделал?
- А сами вы как считаете?
Моран не ответил. Налил себе еще чаю и буркнул:
- Могли бы и поухаживать за хозяином. Расселись тут, как на именинах!
- Между прочим, это хозяину положено ухаживать за гостем, а не наоборот, - заметил Николай Иванович и протянул ему свою чашку.
- В книге "Кулинарные секреты" в главе "Этикет за столом" другое написано, - сказал Моран. - Уберите пальцы с чашки, обожгу. У меня сегодня нетвердый глаз и неверная рука.
- Где вы нашли такую странную книгу? - удивился Николай Иванович.
- Украл в районной библиотеке, - сообщил Моран.
- Там не могло быть такого написано.
- Почему? - прищурился Моран.
- Потому что районные библиотеки не комплектуются книгами, содержащими описание альтернативных правил поведения за столом, - отрезал Николай Иванович.
- Ну вы и ловкач! - восхитился Моран. - Впервые вижу, чтобы так ловко выкручивались из совершенно безнадежного положения.
- Что же в моем положении было безнадежного? - удивился Николай Иванович.
- То, что вы сморозили сверхчеловеческую глупость. Архиглупость вы сморозили, батенька! И все же нашли способ выставить дураками других. Конечно, этому обучают в педагогическом вузе. Как из умного человека сделать идиота, да еще и нажить на этом моральный капитал.
- Откуда вы знаете, чему обучают в педагогических вузах? - улыбнулся Николай Иванович.
- Откуда? - Моран растянул рот в ядовитой ухмылке. - Педагогический мир чрезвычайно тесен, дражайший мой учитель русской словесности… Кстати, вы намерены уедать последнее буше, или оставляете его на мои милости?
- Пожалуй, уем, - поразмыслив, решил Николай Иванович и забрал пирожное под сожалеющими взорами Морана и его собаки.
- Скажите, - после долгой паузы заговорил опять Моран, - а почему вас так интересует Истинный мир?
- Вы отправили туда моего ученика, - напомнил Николай Иванович.
Моран сморщил нос.
- Авденаго в той же мере мой ученик, что и ваш. Другие причины?
- Вы сами назвали. Я люблю неприятности.
- Что, серьезно?
- Вполне.
Моран побарабанил пальцами по столу и просвистел для ясности несколько знаменитых тактов из "Ленинградской симфонии" Шостаковича. Наконец он произнес:
- Могу я поинтересоваться - почему?
- Извольте, - тотчас отозвался Николай Иванович. Казалось, он ожидал этого вопроса. - Я и сам посвятил этой теме некоторое время… Вас ведь - виноват! - не было здесь в восьмидесятые?
- Где это меня не было? - надулся Моран. - В Питере, что ли?
- Вообще - здесь, - Николай Иванович сделал неопределенный жест, как бы пытаясь охватить весь вообразимый мир. - На планете Земля.
- По-вашему, я - инопланетяшка вонючий? - вспыхнул Моран.
- Я этого не утверждаю.
- Нет, утверждаете… Это обидно, знаете ли. А вот, положим, сказал бы кто Пушкину, что он инопланетяшка? Да за такое сразу же к барьеру! В девятнадцатом веке все порядочные люди так и поступали. Положим, Лермонтов… Я имею в виду дуэль с де Барантом, - прибавил Моран многозначительно и застыл, подняв палец.
- Экий вы вспыльчивый, - сказал Николай Иванович без улыбки. - Ну так и вызывали бы. А я бы с охотой принял ваш вызов.
- Лучше вам этого не делать, - покачал головой Моран. - Я лучше вашего и шпагой владею, и пистолетом. Убью ведь.
- …я бы принял вызов, - повторил Николай Иванович, - да все это пустое. Ничего обидного для вашей чести я в виду не имел.
- Да? А "инопланетяшка"?
- А вы разве не..?
- Не! - отрезал Моран. - Истинный мир - здесь, на той же самой планете, что и неистинный. То есть ваш.
- Теперь вы обзываетесь, - указал Николай Иванович. - Наш мир - тоже истинный. Не хуже вашего.
- Да? - прищурился Моран. - А почему же он не называется "истинным"?
- Потому что он считается единственным. Нет противопоставления, нет альтернативы. Просто "мир" - как таковой. Один для всех.
- Что с неизбежностью доказывает узость ваших взглядов.
Николай Иванович развел руками:
- Увы!
- Вернемся к восьмидесятым, когда меня не было в вашем "единственном" мире, - предложил Моран. - Пропустим такие важные подробности, как "к барьеру!" - "желаете драться?" - "поэт роняет молча пистолет"… Поэт - это вы, между прочим. Я бы вас убил, - он облизнул губы кончиком длинного языка и вздохнул. - Ну так что же восьмидесятые?
- Тухлое время, - сказал Николай Иванович. - Некоторые воображают, что оно являлось таковым только для России, поскольку у нас тут была эпоха застоя, но вот что я вам скажу: оно во всем мире было отвратительным. Нечто вроде отрыжки шестидесятых. Протухло абсолютно все: этические ценности, эстетические… - Он покачал головой. - Я мог бы приводить примеры, но вам они мало что скажут.
Моран надулся.
- Я читал литературу!
- Одной литературы мало, - вздохнул Николай Иванович. - Лица, одежда, приветствуемые модели поведения, даже дурацкие телесериалы… Здесь все важно.
- А говорили еще, что русская культура литературоцентрична, - упрекнул Моран.
- Сейчас мы с вами обсуждаем не русскую культуру, а общую атмосферу восьмидесятых годов двадцатого века, - напомнил Николай Иванович. - И я вам говорю, я, живой свидетель, что время это было омерзительным.
- Что ж, было и прошло, - пожал плечами Моран. - Какое значение это имеет теперь?
- Я вам скажу.
- Ну так говорите. Что вы смотрите на меня и безмолвствуете?
- Я был в те годы молод, - произнес Николай Иванович.
- Не убедили! Все когда-то были молоды. Даже домоуправ.
- Моя молодость пришлась на восьмидесятые, - повторил Николай Иванович.
- Ну и что? - демонстративно не понимал Моран.
- На тухлые восьмидесятые, - с нажимом добавил Николай Иванович.
- Иными словами, у вас была тухлая молодость?
- Да.
- И что теперь с этим прикажете делать?
- С этим - уже ничего… Но с той самой поры я полюбил неприятности.
Моран вымазал пальцем остатки крема с блюдца и позволил псу облизать.
- Поэтому вам и хотелось бы очутиться в Истинном мире? - спросил наконец Моран.