– Я был бы признателен, если б данная информация не покидала стен этой комнаты. Но у нас возникла субоптимальная… э-э, случилось то, что, сказать по правде, перед нами предстали последствия эксперимента, пошедшего не так.
– Четко! – пришел в восторг альфа-центавр.
Если считается, будто передо мной – ответственные чужие, подумал Кверк, причем, уже не в первый раз, то у всейленной большие неприятности. Смятение предводителя не осталось незамеченным для альфы.
– Извините, – вымолвил он. – Продолжайте. Ай!
И он шлепнул сириусянина, который пробрался под стол, чтобы погрызть ему пальцы на ногах. У альфа-центавров на ногах пальцы особо сексапильны, причем на каждой ноге их по двадцать.
Кверк обхватил руками свою сияющую серую голову.
– Неужели мы не можем поддаться серьезу, прошу вас? Хотя бы на одну минутку?
– Ага! – завопил херувим. – Поддать Сириусу!
– Поддать Сириусу!
– Поддать Сириусу!
И херувимы повели за собой остальных в атаку на сириусян, коих прижали к полу и защекотали едва ли не до смерти. Взрывы хохота, биенье жирных белых крыльев, звяк и шлеп чужих тел, что боролись и катались по всему полу, одышливые мольбы о пощаде раскатывались меж стен зала. Антенны Кверка невольно завибрировали, а из большого черного глаза просочилась большая голубая слеза.
Один из херувимов дал сигнал остальным:
– Сссст. Ссссст.
Громко отдуваясь и задыхаясь, исподтишка тыча и пихая друг друга, собрание вновь угомонилось.
– Вкратце, – гнул свое Кверк. – Мы проводили эксперименты по гибридизации, а именно – по выведению помеси нефонца и землянина. Это, э-э, довольно трудное и рискованное предприятие. Мы надеялись, что вливание нефонских генов в человеческий генофонд произведет успокоительное действие на землян. Я в самом деле не понимаю, кстати, отчего вы закатываете глаза. Мы надеялись, что они станут здравомысленнее, натуральнее, сбалансированнее, менее агрессивными. Мы считаем, что им следует перестать ворчать насчет стояния в очередях или заполнения бланков в трех экземплярах. В конце концов…
– Бюрократы Всего Лишь Делают Свою Работу, – раздался насмешливый хор.
Как и все нефонцы, Кверк страдал от серьезного дефицита иронии. Он не понимал, что над ним насмехаются. Он просто решил, что все его наконец-то поняли. Самое время. Он бы улыбнулся, только нефонские лица по самой природе своей лишены выражений, поэтому он невыразительно продолжал:
– Небольшое, однако растущее число землян понимает и поддерживает наши усилия; мы располагаем полезными контактами в сообществах от Седоны на американском юго-западе до Муллумбимби на восточном побережье Австралии.
– Я как-то в Муллумбимби разжился отпаднейшей дурью, – прошептал херувим альфе. – Мне было видение Нирваны. Зашибись. Тринадцать далай-лам и Курт Кобейн сидят на таких здоровенных лотосовых подушках и грязно лабают джем.
– Повезло, – вздохнул альфа. – А нам от дури только хочется везде ходить и совать во все локти.
– Это может быть интересно.
– Ага, ну да – а у меня в прошлом от этого БОЛЬШИЕ НЕПРИЯТНОСТИ были.
– Ой, расскажи.
Кверк постучал по столу:
– Могу я попросить вашего внимания, пожалуйста?
– Позже, хряк, – пообещал альфа.
– Как вы можете вообразить, мы совершили много проб и ошибок. Нам пришлось проводить довольно большое число, э-э, сексуальных экспериментов на подопытных землянах как мужского, так и женского пола. – Вот теперь Кверк завладел их вниманием. – Хотя мы испробовали сравнительно обширный диапазон, э, биодинамических позиций и, кхм, механических аппаратов, с самого начала мы столкнулись с неимоверной трудностью получения образцов, у-у, спермы землян для оплодотворения нефонских яиц. Сходным же образом земные яйца не так легко, гр-р, проницаемы нефонской спермой. Посредством, эм, упорства и прилежания нам в конце концов удалось ликвидировать задиры процесса.
Вспыхнув бледно-голубым, Кверк сделал паузу и оглядел собрание.
За исключением трепетного шепота ангельских крыльев – вопреки всему своему модельному опыту херувимы с огромным трудом сохраняли неподвижность в возбужденном состоянии, – в зале царила тишина. Даже сириусяне пришли в восторг. Стало быть, скучные старые нефонцы в конце концов немножко пошалили, а? Остальные не могли дождаться перерыва на чай, чтобы организовать огромную треп-сессию и обменяться слухами.
– В конечном итоге нам удалось успешно вывести три гибрида, все женского пола для удобства будущего межпородного скрещивания. По мере их развития вместе с тем мы обнаружили, что земные гены, по всей видимости, у них доминантны. Гибриды постоянно сбегали из своего Центра социализации и приставали к бродячим клингонам и прочим отталкивающим типам. – Голос Кверка посуровел. – Им не удавалось соответствующим образом реагировать на директивное воспитание. Иными словами… – он умолк и вздохнул, – они выросли неисправимо дикими, недисциплинированными, неконтролируемыми и, хотя довольно разумны, неспособными к обучению нефонским ценностям.
– Ууааа! – завопил впечатленный альфа-центавр. – Когда с ними можно познакомиться?
– Что ж, это подводит нас к цели настоящего пленума, – ответил Кверк с облегчением: хоть кто-то проявил непритворный интерес к вопросу. – Видите ли, мы еще толком не придумали, что с ними делать, когда – мы не знаем, каким именно образом, – они умудрились угнать космолет, равно как и все резервы топлива целой планеты. У нас есть все основания полагать, – сурово завершил Кверк, – что они уже достигли Земли.
– Отпад! – воскликнул завистливо херувим.
– Четко!
И вот едва ты решишь, что находишься на одной с ними волне, подумал Кверк, как понимаешь, что они все с таким же успехом могут оказаться какими-нибудь марсианами. Он выдохнул нежный серебристый колокольчик вздоха и продолжил:
– В сумме, нам настоятельно потребно отправить на Землю экспедицию, дабы, э, изловить их – разумеется, нежным и любящим манером – и вернуть как их, так и космолет. Поддержите ли вы нас?
– Йей! – Сириусянин вскочил на стол, хлопнулся на руки и захлопал в воздухе всеми четырьмя своими жирными зелеными ножками. – Мы едем на Землю! Мы едем на Землю! Мы едем на Землю!
Весь зал взорвался торжествующим пандемониумом.
– Отпад!
– Дальняк!
– Нас посчитайте!
– И нас тоже!
– Когда летим?
– Что мне надеть?
– Уже приехали?
– Чего мы ждем?
– ИП, звони дом!
– Прошу вас – вы же не станете снова поднимать эту тему, правда?
– Шучу, шучу.
– Мне нужно в туалет!
– Гардеробный стресс! Гардеробный стресс! Мне в самом деле совершенно нечего надеть на Землю!
– Не надевай ничего.
– Ага!
– Поддай мне лучом, Скотти!
– Ииппиии!
– Рок-энд-ролл!
Элизабет-Бэй, что располагается с благородной стороны от Кингз-Кросс, на первый взгляд – не особо рокенролльный пригород. Не Ньютаун, это уж точно. Если Элизабет-Бэй ходит с синими волосами, это, скорее всего, оттеночный шампунь. Богема Элизабет-Бэя – художники, киношники, музыканты и актеры, которые тусуются в крохотных шикарных кафе пригорода, а не делают свое дело, – тусуется там не слишком долго, ибо в большинстве своем эти люди достаточно взрослые, чтобы понимать: если вообще не будешь делать дело, долго художником, киношником, музыкантом или актером не пробудешь, – соображение, коим пока не вполне озарило их некоторых младших коллег в Ньютауне.
Однако в Элизабет-Бэе стоял самый наирокенролльнейший отельчик всего Сиднея – "Особняк Себел". В то или иное время в нем квартировали "Потрясные Тыковки", Бьорк, "Зеленый День", Аланис Моррисетт, Билли Идол, "Королева", Род Стюарт, Джо Кокер, Синди Лопер и даже инопланетоид Майкл Джексон.
В это воскресенье Гостящей Рок-Звездой в "Себеле" был не кто иной, как Эбола Ван Аксель, ведущий вокалист американской смерте-металлической банды "Крученый Ублюд" на последнем отрезке их гастрольного турне "Ё… Тебя Мир". Обычно Большой Эб скорее сдох бы, чем поднялся в такой час – примерно три пополудни. Но сочетание джетлага, жутких наркотиков и поклонения целого табунка энергичных молоденьких поклонниц в этот день привело его на шезлонг к бассейну на крыше – бледная волосатая колбаса, затянутая в оболочку черной кожи и в темных очках. Эб чувствовал себя хрупко и поглощал сэндвичи с устрицами и арахисовым маслом с официантской тележки, стоявшей рядом; он едва терпел довольные визги эвит, плескавшихся в воде.