* * *
Чак, не оглядываясь, бежал между камнями. Он старался держаться так, чтобы между сендером и им были крупные валуны. Некроз его знает, старикашку, еще вздумает из "гатлинга" в спину палить. План Йоли карлику сразу не понравился - девчонка сумасбродная, может, выдумала невесть что. А вдруг дикарей имя вождя не остановит? Они ж людоеды, ты им: "Улла-Халгу!" - а они все равно сожрут. Он, Чак, поступит, как всегда, по-своему. То есть он станет действовать примерно так, как уговорились, но в план будут внесены кое-какие поправки. Например, попадаться в лапы людоедов Чаку не хотелось. Перед ним лежали скалы с зубчатыми изрезанными очертаниями, из ущелий поднимался зеленоватый туман, ветер рвал его в клочья и разносил по округе. И воняло здесь какой-то тухлятиной - то ли гнили туши зверей, убитых отравой, то ли сам туман такой запах имел.
Позади раздались крики: "Улла-Халгу! Улла-Халгу!" Чак оглянулся и увидел силуэты преследователей: двое кочевых верхом на ящерах упрямо гнались за ним. Заметили всё же…
- Настырные какие, - на бегу прохрипел Чак. - Мало им сендера с дедом и пулеметом, еще и меня хочется заграбастать.
Тут он с головой окунулся в полосу ядовитых испарений, рот пришлось закрыть. Гнавшиеся за ним людоеды сперва потеряли беглеца из виду, потом снова заметили и развернули манисов, вереща что-то на своем языке. Чак их речь маленько понимал, но сейчас не разбирал ни слова. Может, эти дикари, когда скачут за кем-то, в такой раж входят, что и сами себя не понимают? Налетел порыв ветра, потащил тяжелые полосы зеленого тумана, скрыл верховых, и вопли их смолкли.
Чак огляделся. Здесь у него был тайничок, как раз у подножия двухголовой скалы. Карлик нашел знакомый камень, перевернул его, вытащил маску со стеклянными глазами и длинным гибким шлангом, поспешно натянул. Дышать стало легче. Он побрел в туман, слыша позади надсадный кашель преследователей и сиплое шипение их манисов. Туман становился все гуще, он скрадывал звуки и делал окрестные скалы одинаковыми темными силуэтами. Пришлось вскарабкаться на груду камней, чтобы еще раз оглядеться. Чак определился с направлением и пошел дальше. Вскоре он остановился на краю довольно широкого ущелья. Под ним свивался спиралями туман, а среди тумана горбилась темная туша, похожая на спину гигантского маниса, в сто раз больше настоящего.
Чак отыскал привязанную к камню бечевку, потянул, с натугой выбирая слабину. К бечевке крепилась подвесная лестница: два тросика с перекладинами из дощечек. Он поставил ногу на ступень, взялся покрепче за тросы и, оттолкнувшись, шагнул в туман. Лестница плавно соскользнула с обрыва, Чак рухнул, мимо него вверх умчалась округлая туша полости, потом гондола, переделанная из древнего автобуса. Тросы дернулись в руках, когда он, пролетев мимо грузной туши, замершей в тумане, повис над пропастью. Подождал немного, покачался, как маятник. Потом стал карабкаться вверх. Маска помогала дышать в ядовитом тумане, но сквозь стеклянные кругляки видно было плохо, и карлик лез осторожно, на ощупь отыскивая ступени. Вот и темная туша, вокруг нее вьются зеленые туманные змеи… Чак нащупал вместо ступени плоский пол, нашел поручни справа и слева и пролез в проем.
- Ну вот я и дома, - пробурчал он сквозь маску.
* * *
Ляков изо всех сил удерживал на весу тяжеленный "гатлинг" и изо всех сил орал:
- Улла-Халгу!
Кочевники осадили манисов. Некоторые промчались немного вперед, развернулись - теперь со всех сторон были оскаленные морды ящеров. Звери щерили длинные желтые зубы, шипели. Один из наездников, рослый дикарь с волосами, торчащими в стороны, вскинул копье и прокричал:
- Улла-Халгу!
И тут же все завопили, повторяя на разные лады имя вождя. Ляков с облегчением опустил пулемет, уронил дрожащие руки и огляделся - вроде бы довольны, уроды пустынные. Во всяком случае никто не собирается немедленно вонзить зубы в стариковское тело. Кроме манисов, конечно, - эти скалятся очень даже хищно.
Когда кочевые наорались всласть, верзила с торчащими патлами указал копьем Лякову в грудь и заявил:
- Твоя хорошо!
- Йоля, Улла-Халгу, - повторил старик. Больше ему сказать было нечего.
- Хорошо! - энергично рявкнул дикарь. - Улла-Халгу, Йолла - хорошо! Моя радый быть.
- А уж моя как радый, - выдохнул Ляков.
Тут возвратились двое дикарей, преследовавших карлика. Оба надсадно кашляли, отплевывались, шатались на ящериных спинах, и манисы шагали с трудом, будто пьяные. Один вдруг резко опустился в пыль, дикарь повалился на бок, пополз, хватаясь за сухие стебли, потом изо рта его полилась зеленоватая пена. Упавший манис раскачивал башкой и одышливо сипел. Второй наездник выглядел получше. Он стал рассказывать на своем языке - Ляков не понимал ни слова. Людоед тыкал пальцем в зеленый туман и, округляя глаза, бормотал и бормотал.
Дикарь с чудной прической отдал приказ, кочевые развернули манисов в степь. Вожак обратился к Лякову:
- Моя к Улла-Халгу. Твоя с моя одно идет.
- Вместе идем, что ли?
- Да, да, моя, твоя, Много Смертей! Вместе!
- Много смертей?
Дикарь показал на "гатлинг".
- А, вождю отдать? - Ляков торопливо закивал. - Моя ехать, вместе ехать!
Он завел сендер и медленно покатил за дикарями, последним плелся отравившийся туманом манис с кашляющим седоком. Ляков глядел на его согнутую содрогающуюся спину и прикидывал, как бы ловчее удрать. Пока что бешеная девчонка не подвела - вышло, как она обещала. Но что потом? Ляков привык к тому, что везение непременно когда-нибудь заканчивается и тогда нужно убегать, просто смываться без всяких там размышлений.
Старик чуть повернул руль, забирая левее. Впереди был холм, и колонна наездников огибала его с правой стороны. Ляков решил, что он свернет в противоположном направлении, как будто хочет встретиться с дикарским конвоем по другую сторону холма, а сам махнет в степь - лишь бы путь был свободен. "Если там ровное место - врублю газ, только меня и видели, - подумал он. - Небось эти голозадые уже все здесь, и манисы под ними устали. Второй погони им не осилить, и в засаде никто не ждет. Теперь оторвусь".
Старик, сворачивая в объезд, то и дело вертел головой, оглядывался - как там дикари, не следят ли, не зыркают в его сторону с подозрением? Потому он не сразу сообразил, как это вышло, что его сендер, обогнув холм, оказался в толпе кочевых. Может, полсотни, а может, и целая сотня людоедов, размахивающих копьями и орущих:
- Улла-Халгу! Улла-Халгу!
Пока Ляков прикидывал, как удрать от тех, кому он сдался, за холмом уже собралась целая толпа. В нее и вкатился сендер. Манисы выворачивали в его сторону уродливые головы на длинных шеях, шипели и скалились. Дикари орали.
Делать нечего, Ляков остановился. К нему подъехал тощий, дочерна загорелый парнишка с волосами, заплетенными во множество косичек, часть которых спадала на лицо. Из-под жестких, словно из проволоки свитых, прядей хитро блестели черные глаза.
- Йолла молодец, Йолла не обманула, - заявил молодой, склоняясь через борт сендера, чтобы взглянуть на "гатлинг". Говорил он сносно.
- Ты переводчик, что ли? Толмач? - строго спросил Ляков. - Веди к главному вашему, к Улла-Халгу. Йоля мне наказала к нему доставить оружие.
Раз уж сбежать не вышло, придется делать вид, что он старательно исполняет, чего было велено.
- Я и есть Улла-Халгу! - Парнишка улыбнулся, оскалив крепкие белые зубы. - Хорошо!
- Хорошо, конечно, - кивнул Ляков, не сумев скрыть тоскливые нотки в голосе. - А теперь чего будет?
- Теперь пойдем на злого Левана. У нас пулемет, мы его победим!
- Патронов-то негусто, - осторожно заметил Ляков. - Знаешь, что такое патроны?
Парнишка его не слушал - протянул тощую лапку и гладил длинные стволы "гатлинга". Он любил оружие и выглядел в этот миг совершенно счастливым.
Не дождавшись ответа, Ляков предложил:
- Так что, Улла-Халгу, я свое дело исполнил, поеду теперь?
- Поедешь, - вождь оторвался от пулемета, - с нами поедешь. Мне сендер нужен. С манисовой спины из этого пулемета нельзя стрелять. С сендера можно хорошо стрелять.
Это Лякову не понравилось, но по крайней мере его не волокли жарить и есть, да и кочевые вокруг казались вполне сытыми. Вон как животы у всех оттопырились!
- Сейчас поедем, - продолжал Улла-Халгу.
- Лучше ночью, - возразил Ляков. Теперь, когда он очутился в битве на этой стороне, ему было выгодно, чтобы дикари победили. Если Левана с бандой уничтожат, все сразу встанет на свои места. Ляков уцелеет один из всех, как уже бывало не раз, а мстить ему за предательство будет некому. Когда старик представлял, как озлился на него новый атаман, сразу делалось жутко до желудочных колик. Леван умел внушать страх. Пусть с ним дикари разделаются, да и с остальными тоже.
- Ночью наш народ не воюет, - улыбнулся Улла-Халгу.
- Я знаю, - терпеливо принялся объяснять старик, - и все это знают, и Леван знает, поэтому ночью вас не ждут… Не спеши, погоди до ночи. - Потом он подумал, что за день его могут и съесть - кто знает, что на уме у кочевых? - и спросил: - Жратвы-то у вас хватит до ночи? Не оголодаете?
- Хватит, хватит! - Вождь совсем разулыбался. - Вчера много взяли, солонину взяли, кукурузу взяли, просо взяли, другие припасы взяли. Я научил народ кашу варить. Великий вождь Улла-Халгу знает много!
И тут Лякова как по башке молотком шарахнуло: кашу - из чего? Припасы, взятые у Кижана! Он крепко задумался. Теперь, когда нет возможности немедля бежать, пришло время раскинуть мозгами. А дураком Ляков не был - долгая жизнь, полная опасностей, приучила его взвешивать и рассчитывать.