Перед выступлением Леван объяснил водителям, как будет развиваться атака, но времени, чтобы растолковать все до тонкостей, у него не было. Тем не менее маневр прошел как по писаному: мотофургоны повернули в стороны и затормозили в нескольких десятках шагов от руин, где сгрудились дикари на манисах. Инерция вынесла бронированные прицепы, так что борта оказались обращены к врагу, бандиты выставили стволы в бойницы и дали дружный залп.
Дикари заверещали в другой манере, спеша разъехаться и развернуться к новому врагу. Однако среди остатков стены им было не протолкаться, ящеры спотыкались, шипели, норовили вцепиться друг другу в холку, несколько уже было ранено… тут в промежуток между бронированными стенами фургонов вкатился сендер. Снулый встал, приник к прикладу "гатлинга", и громоздкое оружие ожило в его руках. Гильзы посыпались, заплясали по капоту, покатились на землю, но их звона не было слышно - грохот выстрелов разом заглушил все звуки. Снулый трясся и будто подпрыгивал, так что щеки ходили ходуном.
Свинцовый шквал опрокинул дикарей, ящеры взвивались на задние лапы, сбрасывали седоков, пули рвали и их, и людей. Бандиты в фургонах перезаряжали, стреляли, нутро прогретых солнцем кузовов наполнялось пороховым дымом. Дикари даже не пытались напасть, они спешили убраться из-под обстрела. Те, кому повезло не оказаться в середине свалки, гнали манисов прочь, куда придется. Некоторых настигли пули. Кочевые выли, били манисов пятками. Среди руин, в толчее, потери были куда страшнее, тела валились друг на друга, залитые своей и чужой кровью дикари ползли под прикрытие стен, взбесившиеся манисы топтали их, сбрасывали седоков и сами падали под пулями…
Снулый расстрелял патроны и отвалился от приклада "гатлинга". Леван выпрыгнул из фургона, держа в руках два пистолета - "беретту" и большой ствол, прежде принадлежавший покойному Мархаду, - заорал и побежал к руинам. Бандиты с небольшим опозданием бросились следом. Пространство между обломками стен было сплошь покрыто неподвижными и вяло шевелящимися телами. Из-за груды камней вскинулась голова маниса с раззявленной пастью, из углов которой сочилась кровь. Леван выстрелил, развернулся навстречу раненому дикарю, тот одной рукой направил в него копье, а другую прижимал к располосованному пулей боку. Выстрелив, Леван пригнулся, ржавый копейный наконечник прошел над его головой. Еще выстрел - и кочевник упал. Леван побежал дальше, позади топали и надсадно пыхтели его бойцы. Ворвались в руины, стреляли, били прикладами… Кровь хлестала потоками - жадная иссушенная земля Пустоши мгновенно впитывала эту алую влагу.
Леван первым добрался к середине развалин, где дикари прикончили южан. Вот они, все четверо, истыканные копьями. И мешки при них. Стало быть, Леван не ошибся, позволив им унести все ценное с собой. Вот теперь добро и вернется. Эта трезвая мысль остудила разгоряченный злобой разум. Леван перевел дыхание и огляделся. Шипели умирающие манисы, громко выл Кудря, которому ножом сильно порезали бедро, еще один бандит ругался и стаскивал куртку, чтобы перевязать раненую руку. Остальные рыскали в развалинах, отыскивали дикарей, еще подававших признаки жизни, и добивали.
- Патроны береги! - рявкнул атаман. - Прикладом бей, копье найди, что ли!
К нему подошел Ляков:
- Хорошо поработали. Десятка три прикончили, никак не меньше, даже побольше, наверное. А у нас - никого не потеряли, только пара царапин.
- А ты сосчитай этих. Пройдись да погляди, сколько чумазых мы положили. Сосчитай, сосчитай для порядка.
- Ага. Атаман, я велю, чтобы пару манисов на мясо разделали? Попируем нынче, а?
- Валяй, - важно кивнул Леван.
Ему очень понравились почтительные нотки в голосе старика. Раньше Ляков не так разговаривал, хотя за Левана первым голос подал и вообще держался правильно. Однако после победы манера его изменилась, сделалась заметно более подобострастной. Еще бы - когда б не Леван, сидели бы они, запершись на собственном подворье, и слушали, не начнется ли где на окраине поселка стрельба, не подожгут ли какую-нибудь постройку в фермерском хозяйстве. Потом погорельцы бранили бы "защитников", если б, конечно, остались в живых. Но после того как кочевых в бегство обратили, не стыдно фермерам в глаза глядеть. Какие бы они ни были бандиты, Ляков, Кудря и остальные, а каждому хочется казаться героем.
Атаман отозвал Снулого и тихо сказал:
- Дохлых кочевых с тобой обойдем, кохары с них срежем. Это сейчас важнее всего.
К Левану подошел Дуля. Посопел, потоптался, наконец, собравшись с духом, заговорил:
- Леван, темнеть скоро начнет. Убраться бы… Не могу, когда темно. Душа прямо стонет!
Леван криво ухмыльнулся - дескать, трус ты, Дуля. Но в глубине души и сам он чувствовал страх перед надвигающейся ночью. Близко крылатая тварь или далеко, а страх этот всегда при них, беглецах, остается. И всегда готов проклюнуться из глубины, прорасти холодными руками, которые стискивают сердце, едва закатится солнце.
Леван кивнул подручному:
- Рюкзаки чернявых собери! Скоро двинемся восвояси, вот только закончат манисов на мясо пластать. Так что не трясись. До темноты будем уже за столом сидеть, бабы нам добычу поджарят.
- Ага… - без особого восторга отозвался Дуля. - А чего ты всем сказал, что добычу Мархада отдаешь?
- Я атаман, и все, что есть в клане, - мое, - негромко ответил Леван. - Какая разница, чей карман добро оттягивает? Здесь и карманы все мои.
- Дык я же не атаман. И Снулый тоже. Нам-то…
- А вы держитесь ко мне ближе, и вам перепадет неплохо. Собирай, Дуля, рюкзаки чернявых.
Хотя Леван делал вид, что не разделяет страхов Дули, но и ему снова сделалось немного не по себе, когда стало темнеть. Теперь они, выжившие на прииске, - меченые страхом. Никогда от этого не избавиться, никогда не забыть пережитого…
* * *
На обратном пути Леван молчал. В фургоне шумели его бойцы, показывали друг другу снятые с мертвецов костяные ожерелья. Они тоже страх пережили - перед боем всегда хоть немного, а струхнешь, - но их перепуг обычный, понятный. А Леван угрюмо молчал и нет-нет да бросал взгляд в бойницу - как там солнце, не село еще?
В поселок колонна ворвалась с веселым гиканьем. Бандиты скалились, размахивали трофеями и весело орали, если из окна или поверх забора на них глядел кто-то из местных. И фургоны они украсили трофеями - привязали к бортам подобранные на поле боя копья и везде, где только можно, накрутили ожерелья из раковин и панцирей пустынных тварей, которые сорвали с мертвецов.
Немалую ценность представляли собой кохары - особые вышитые мешочки, такой таскает на шее всякий кочевник. По вышивке можно определить, к какому племени принадлежит дикарь, а содержимое запахом отпугивает смертоносных тварей Донной пустыни. Леван велел все кохары отдать ему. Все, кто собирается путешествовать по Донной пустыне, стараются обзавестись таким мешочком - он хранит владельца не хуже, чем стальная броня, - и платят за него серебром, не торгуясь, собственная-то жизнь дороже серебра. Атаман уже прикинул, что это добро можно продать, а на вырученное серебро накупить оружия. Мархад хапал по-мелкому, на серьезную добычу не замахивался. Леван дела поведет иначе. Так что прежде всего оружие. Но это уже после сезона дождей.
Охранять особняк оставались двое бойцов, теперь они с завистью поглядывали на удачливых товарищей. Небось, провожая колонну, радовались, что опасность их миновала, а теперь завидуют. Ляков побежал распорядиться насчет мяса, а Леван подумал, что хоть пару кохаров не мешало бы продать поскорее и накупить выпивки. С ним клан быстро поднимется, победа будет следовать за победой, а что ж за победа, если не спрыснуть ее? Теперь хмельного много нужно!
Он отдал необходимые распоряжения, велел Дуле присматривать за порядком, а сам побежал наверх.
Сана ждала его в комнате. Робкая, смирная, покорная.
- Никто не пришел, - еле слышно пролепетала она.
- Это ты о чем? - Леван уже успел позабыть, что, уезжая, дал женщине поручение.
- Фермеры, урожай. Ни один не…
- Некроз с ними! Завтра прибегут, да еще наперегонки поскачут, чтобы вперед соседей успеть. Сожгу пару халуп - быстро образумятся.
Сана глядела на него странно. Потом вдруг бросилась на грудь, обняла, стала целовать. Росту она была небольшого, пришлось тянуться, чтобы атамана в губы чмокнуть. Леван позволил ей поласкаться, потом увлек к кровати, ну а дальше… дальше уже и сам остановиться не мог. Так и продолжалось, пока Снулый не постучал в дверь и не объявил, как всегда, коротко:
- Столы накрыты.
Леван сел в кровати, пошарил вокруг себя, отыскал рубаху.
- Погоди, - встрепенулась Сана, - я ж тебе чистую приготовила, атаман! И халат самый нарядный, как полагается главе клана! Уж я торопилась, чтобы ушить его после жирного.
- Молодец, - одобрил Леван. - Все понимаешь. Да приоденься сама, за столом рядом со мной сядешь.
Сана шуршала шмотками, а Леван улыбался. Все верно, все правильно. Надавать по морде, отправить на кухню, чтобы там бабы унизили, а после пригреть, обласкать - и будет как шелковая. Так и вышло. Потом его взгляд упал на потемневшее окно, где красным злым глазом торчала луна, и удовлетворение вмиг пропало. Пришел страх.