- Ты говорила мне, что любишь, Кэт, - негромко сказал эрл, мир которого неотвратимо рушился, - ты говорила мне, что любишь.
- Да, я любила тебя, стремительный и пылкий. - Новая улыбка расцвела на ее совершенном, безупречном и столь чарующем лице, улыбка горькая и невыразимо печальная, как нежно-розовый восход или закат. - Я любила тебя всей душой, но… всему приходит конец. Нет и бесконечной любви, ты слышишь?.. Как я и предсказывала, тебя постигла печальная участь твоих предшественников, - с видом довольного ребенка кивнула она. - Судя по тому, как быстро ты откликнулся на брошенный безумным Дали зов о помощи, ты все еще любишь меня… - Она пристально взглянула в его лицо, и глаза ее внезапно наполнились расплавленной сталью. - Надеюсь, эта милая шутка станет точкой в наших затянувшихся отношениях. Возможно, она поможет тебе избавиться от изветшавшего чувства. Прощай.
Даниэль опустил глаза. Он стоял неподвижно и тихо, не двигаясь и ничего не предпринимая. Раб покрылся потом, ожидая, когда первым знаком дрогнет неподвижная прямая спина. Шестеро цепко всматривались в застывшую фигуру молодого эрла, готовые ко всему. Они слишком хорошо помнили, как именно в такие моменты сломались пятеро из двенадцати его предшественников, и знали, чем это грозит. Также они считали, что знают, каков в бою стоявший перед ними молодой человек, и не собирались его недооценивать.
Наконец Даниэль поднял голову.
- Катарина… - только и сказал он, а глаза его пылали, и темнокожий раб увидел, как мелко дрожат длинные холеные пальцы.
- Что?.. - тихо и насмешливо спросила она, и лицо ее стало словно хищная маска.
- Катарина, - медленно повторил он, с трудом разлепляя сухие губы, - я не смогу без тебя жить… Тебе все равно?
Глаза его были черны как ночь, и часто-часто вздрагивала жилка на высокой шее, укрытая тенью черных, небрежно расчесанных волос.
- Да, - буднично ответила она, - знаешь ли, завтра у меня праздник, и я хотела бы встретить его с новым кавалером. А то по дворцу уже пошли вполне понятные слухи о нашей бесконечной близости. Ты понимаешь меня, Даниэль?..
- Позволю себе заметить, что вы слишком милостивы с этим уродом, принцесса, - раздельно произнес один из шести, выступая вперед. - Если он сейчас же не уйдет, я - разумеется, с целью сохранить ваше драгоценное время - отрежу ему мочку левого уха. Или что-нибудь еще, как вы захотите. А мои друзья помогут мне. Вы не представляете себе, как он будет орать.
Даниэль низко поклонился, затем повернулся и пошел к выходу. Рука его прижалась к груди, а вторая беспомощно свисала, будто перебитая в уличной драке.
- Мой эрл! - внезапно воскликнула Катарина с неподдельной болью в голосе, с режущей сердце тоской. - Мой эрл!..
Юноша дернулся, рывком поворачиваясь назад, руки его дрогнули, словно он хотел прикрыть ими лицо; раб внезапно вспомнил, как давным-давно умирал на окровавленном горячем песке темнокожий отец, защищавший его, пронзенный тремя копьями имперских всадников. И дрогнул, снова увидев его лицо.
Даниэль смотрел на принцессу, черные глаза пылали на белом лице, которое отражало невыносимую боль и молило: "ЛЮБЛЮ".
- Вот видите, как вы неосторожны, - сочувственно и нравоучительно покачала головой Катарина. - Вы не избавились еще от отягощающей вас собачьей преданности. Я советую вам сделать это побыстрее. А не то вы, чего доброго, в страдании возненавидите его причину. То есть меня… - Она помолчала и затем добавила: - Успокойтесь. Почитайте… Философы советуют всегда быть спокойными… Вы поняли меня, Даниэль?
Он смотрел в ее глаза, и в лице его появилось новое, пугающее выражение. Шестеро мгновенно опустили руки на рукояти длинных мечей; дочь генерала Бринака что-то едва слышно зашептала, зажмурив глаза, в уголках которых все ярче и ярче блестели слезы.
Катарина не опускала взгляда. Кажется, она чего-то ждала.
Даниэль повернулся и снова пошел вперед. На этот раз никто не посмел его остановить. И только у самого выхода он вспомнил об этикете, остановился сам и спрятал в ножны кинжал. Затем вышел через арку.
- Вы можете отдыхать, господа, - бросила принцесса, поворачиваясь к телохранителям, когда эхо его шагов стихло и мрамор опять помертвел, - не думаю, что сегодня для вас найдется работа.
- Мы будем готовы вечером и ночью, - пожал плечами дородный детина, которому происходящее доставляло истинное удовольствие, - и если он вернется, встретим его так же, как тех троих.
- Мы будем готовы каждую минуту, прекраснейшая, - бросив на него насмешливый взгляд, возразил тот самый, все желавший чего-нибудь отрезать. - И позаботимся о том, чтобы он позабавил вас не меньше капитана Гавейры.
- А если он не явится? - поинтересовалась мадам Венри, изгибая красивую нарисованную бровь.
- Устроим охоту? - Старший вопросительно взглянул на Катарину.
- Да, может быть… - плавно двинулось плечо, - но только после дня рождения, - и легко шевельнулась небрежная кисть.
Воины низко поклонились и дружным четким строем направились на нижний этаж. Именно там находились их смежные комнаты. За безопасность принцессы они не волновались: проникнуть во дворец без высокого дозволения было невозможно.
- Ты видел его лицо, Лагер? - поинтересовался невысокий крепыш, обращаясь к старшему.
- Видел, - ответил тот, - ничего особенного. Все они одинаковые.
- А мне показалось, что лицо у него было необыкновенное, - возразил тот.
- И чего там у него было, Керье? Сопли? - ухмыльнулся Большой, в свойственной ему примитивной манере.
- Мне показалось, - негромко ответил Керье, - что лицо у него было необыкновенно отрешенное, как у человека, которому наплевать решительно на все, даже на свою жизнь. - Он задумчиво глянул в окно и добавил: - Прошлые любовники ненавидели ее, а этот, боюсь, выше ненависти, и уже через день станет равнодушен.
- И зачем ты это говоришь? - поинтересовался Лагер, считавший, что умнее остальных телохранителей должен быть именно он.
- А затем, чтобы вы помнили… господа, - спокойно ответил Керье. - Никогда не имели дело с берсерком, холодным как лед?..
- Почему ты плакала, Винсента? - тем временем спросила Катарина; женщины уже поднялись в комнату принцессы, предназначенную для игр и развлечений, и сидели теперь у столика за полуденной карточной игрой.
- Я не плакала, Ваше Высочество, - быстро и как-то беззащитно ответила та.
- Почему ты называешь меня ТАК? - нежно спросила Катарина, глядя на подругу внимательным и чуть затуманенным взглядом. - Я чем-то обидела тебя?
- В самом деле, милая, - улыбнулась Венри. - Неужели ты сочувствовала этому юному и красивому, но бесконечно недалекому самцу?
- Сочувствовала, - ответила за нее принцесса, положив карты на столик. - Только я не понимаю почему. Скажи одно слово, и любой мужчина этого королевства, исключая Краэнна, Гиллара, папу и лично твоего отца, окажется среди твоих слуг или в твоей постели. Ты сможешь творить с ним все, что захочешь. Но жалеть их?..
- Простите меня, - вздохнула Винсента, поднимая на инфанту Катарину дель Грасси свои печальные серые глаза.