Софарита подавила вспыхнувший гнев, только щеки зажглись румянцем. Она закашлялась, и ей пришлось проглотить кровь и желчь, наполнившие рот.
- Я ранил твою вагарскую чувствительность? Если так, то извини. Закрой дверь и покажись мне.
Софарита повиновалась, размышляя над его вопросом. Хорошей ли любовницей сделал ее Верис? Нуждается ли женщина в мужчине, чтобы научиться любви? Впрочем, она не правильно поняла вопрос аватара. Для мужчины хорошая любовница - это та, которая умеет доставлять удовольствие ему. Верис не ее сделал хорошей любовницей - он сам был хорошим любовником. Она полагала, что аватару этого не понять. Софарита закрыла за собой дверь и скинула на пол шаль, оставшись в простом платье из белой шерсти, зашнурованном спереди серебряной лентой. Она стала развязывать шнуровку, но аватар встал и сам ловкими пальцами распустил ленту. Платье соскользнуло с ее плеч на земляной пол.
Аватар провел рукой по ее животу.
- Ты ни разу не рожала. Долго замужем была?
- Три месяца.
- Пошли, - сказал он и повел ее в спальню. Откинув одеяла, он опустился на колени у резной деревянной кровати, и Софарите на один безумный миг показалось, что он молится. - Клопов как будто не видно, - встав, сказал он и вдруг ударил ее по лицу - не наотмашь, но чувствительно.
- За что? - вскрикнула Софарита.
- За дерзость, - с сияющей улыбкой ответил он. - "Три месяца, господин"- вот как полагается отвечать. От чего умер твой муж?
- Его бык забодал, господин. - Ее лицо горело от пощечины.
- Печальный случай. Ну, ложись.
Софарита легла и отвернулась, пока он раздевался.
В постели он вел себя уверенно и на удивление нежно, а Софарита изо всех сил старалась показать ему, что ей это нравится. Когда он наконец оставил ее, она даже протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но он перехватил ее запястье и все так же дружелюбно сказал:
- Больше притворяться не надо. Мне было хорошо с тобой. Напряжение ушло.
- Я рада, что угодила вам, господин.
- Ты рада не этому, а тому, что твой отец не пострадает.
Встав, он быстро оделся и вышел в большую комнату. Софарита, полежав немного на родительской кровати, последовала за ним, подняла с пола платье, встряхнула его и надела на себя.
- Могу я уйти, господин? - спросила она.
- Посиди со мной немного. - Софарита присела к столу, и аватар налил ей вина, которое она послушно выпила. Кашель снова начинал клокотать в груди. - Знаешь ли ты, что скоро умрешь? - легко, почти весело, спросил мужчина.
Этот вопрос ошеломил Софариту.
- Вы хотите убить меня? ч Он, перегнувшись через стол, снова дал ей пощечину.
- Сколько раз тебе повторять? Ты так глупа, что не можешь запомнить самую простую формулу вежливости?
- Прошу прощения, господин. Я проявила неучтивость потому, что испугалась. Вы хотите убить меня, господин?
- Нет, я тебя убивать не собираюсь. У тебя в груди рак, и он уже съел одно твое легкое. Как долго ты кашляешь кровью?
- Уже несколько недель, господин. - В душе она знала, что больна неизлечимо, но не хотела этого признавать. Теперь пришлось. Вот уже несколько месяцев силы ее убывали, и она худела, несмотря на то, что ела досыта. Софарита втянула в себя воздух, стараясь успокоиться, но вдох получился неглубокий - глубоко дышать она уже не могла.
- Ну что ж, за удовольствия надо платить. - Аватар встал и навис над ней. Из сумки на поясе он вынул зеленый кристалл и приложил его к груди Софариты. Женщину пронзила боль, она вскрикнула. - Сиди смирно, - сказал он.
Тепло, заполнив ее живот, поднималось в грудь и сосредоточивалось на правой стороне тела, проникая все глубже. У Софариты закружилась голова, она пошатнулась, аватар удержал ее за плечо. Потом тепло стало понемногу иссякать.
- Вдохни поглубже, - велел аватар.
Софарита вдохнула, и легкие, к ее восторгу, наполнились воздухом.
- Ну вот ты и здорова. Теперь можешь идти.
- Вы подарили мне жизнь, господин, - прошептала она.
- При следующей нашей встрече я могу и отобрать ее.
Ступай и скажи отцу, что я доволен. Еще скажи, чтобы вынес на улицу труп Шалика - я хочу посмотреть на него перед отъездом.
Гончар Садау не имел ни малейшего желания доставлять царю голову его брата. Он видел, что бывает с людьми, прогневившими Аммона - их тела торчали на кольях у стен царского дворца. Садау не хотел, чтобы его посадили на кол. Въехав на мост через Луан, он огляделся. Поблизости никого не было, и он зашвырнул голову в реку. Она камнем пошла на дно.
Испытав большое облегчение, он потихоньку поехал домой.
Все могло бы сойти благополучно, если бы он не рассказал о случившемся своему двоюродному брату Орису. Тот поклялся молчать, но проговорился жене - тоже, конечно, под большим секретом. К концу дня вся деревня знала, что приключилось с Садау. Последним оказался сержант городской стражи, который сообщил об этом своему капитану.
На рассвете следующего дня к дому Садау явились четверо царских солдат в красных, вышитых золотом кафтанах, с длинными мечами и плетеными щитами. Горшечника выволокли из постели и привели во дворец.
Садау никогда еще не бывал во дворце, а царя видел только издали, когда тот катался по Луану в Лебяжьей Ладье во время весеннего половодья.
Солдаты за всю дорогу не сказали ни слова. Садау шагал между ними, поглядывая снизу вверх на суровые лица.
- Я ничего худого не сделал, - сказал он, но они не ответили.
Впереди замаячил Красный Дворец, сложенный из глины, Добываемой в верховьях Луана, и окруженный колоннами из точеного песчаника. Статуй снаружи не было, хотя Аммон, по слухам, заказал в городе Эгару два позолоченных изваяния собственной особы. Впрочем, Садау, которого солдаты ввели в огромные парадные двери, было не до статуй.
Внутри узника отдали на попечение двух царских стражников - здоровенных, в бронзовых панцирях поверх черных шелковых рубах. На головах у них торчали черные остроконечные шапки из лакированного шелка, украшенные серебряной звездой.
Садау провели по ступеням в большой зал, где на стенах горели бронзовые лампы и сновали десятки слуг. Вельможи возлежали на диванах или восседали на подушках, пол был устлан роскошными коврами. В дальнем конце зала стоял золотой трон, а по бокам - две золотые статуи Аммона в человеческий рост, со скрещенными руками, с суровым выражением на женоподобных лицах.
Стражи, подведя Садау к пустому трону, поставили его на колени. Он смотрел на статуи, ища в их чертах хоть какого-нибудь снисхождения.
Стройный молодой человек прошел через зал и сел на трон.
Садау заморгал, переводя взгляд то на него, то опять на статуи, Сходство не оставляло сомнений. Глаза царя были подведены черной охрой, веки припудрены золотым порошком. Волосы темные и длинные, выбритые виски тоже напудрены золотом.
- Тебе поручено что-то передать мне? - небрежно осведомился Аммон.
- Я побоялся доставить тебе это послание, о повелитель, - дрожащим голосом ответил Садау. Лиловые глаза наводили на него страх.
- Говори.
Садау зажмурился.
- Аватар велел передать, чтобы ты не вторгался больше на их земли.
- Мне нужны его подлинные слова, горшечник. Говори дословно.
В животе у Садау стало жарко, к горлу подступила тошнота.
Он сглотнул.
- Он сказал, что если ты еще раз вторгнешься на его земли, он придет…
- Продолжай.
- Придет в хлев, который ты называешь дворцом, и выпустит тебе кишки, и заставит съесть их.
Царь, к удивлению Садау, рассмеялся громко и весело. Горшечник открыл глаза, а царь поднялся с трона и подошел к нему.
- А голова моего брата?
- Я бросил ее в Луан.
- И что же с тобой, по-твоему, следует за это сделать, человек? - Царь стоял так близко, что Садау чувствовал запах его жасминных духов.
- Не вели сажать меня на кол, о повелитель! - взмолился гончар. - Казни меня милосердно. Я не хотел тебя оскорблять.
- Сочтешь ли ты справедливым, если я велю отрубить тебе голову и бросить ее в Луан?
Садау тупо кивнул - все лучше, чем на кол.
- Пошлите за палачом, - приказал царь. Долго ждать не пришлось: вскоре к горшечнику подошел громадный детина с большим кривым тесаком. Садау затрясся. - Послание царю следует доставлять незамедлительно, - сказал Аммон. - Всем известно, что цари шутить не любят и кровь льют, как воду.
Наклони голову.
Садау заплакал и покорно нагнулся, подставив шею палачу.
Царь махнул рукой, и перед Садау легла тень поднятого тесака.
Гончар крепко-накрепко зажмурил глаза. Тесак свистнул в воздухе, но палач в последний миг остановил его, и холодный металл лишь слегка коснулся шеи. Садау без чувств повалился на пол.
- Отнесите его домой, - сказал молодой царь, - и скажите, чтобы в будущем остерегался секретов. Секреты - как зерна пшеницы. Их можно долго хранить в себе, но они все равно пробьются к свету.
- Будет исполнено, повелитель, - с низким поклоном ответил один из стражей. - Но могу ли я прежде задать тебе вопрос?
Царь кивнул, и стражник, откашлявшись, спросил:
- Почему ты оставил ему жизнь?
- Потому что это в моей власти. Хочешь спросить еще что-нибудь?
- Нет, повелитель.
- Хорошо. Когда доставишь горшечника домой, приведи в мои покои Анвара.
Стражники подняли недвижимого Садау и вынесли его из дворца.