С тракту, пыля из-под копыт сверкающим на солнце снегом, путники свернули на проселочную дорогу, следуя карте отца Модеста.
- Мы вить не будем в Екатеринбурге?
- Незачем!
Нелли вырвалась далеко вперед. Неожиданно Нард, пряданув ушами, взвился в такую свечку, что она еле удержалась в седле.
- Ты чего вытворяешь, злая лошадь? - обиженно выкрикнула Нелли.
Отец Модест показался уже из-за поворота, догоняя ее.
- Ты слыхала? - крикнул он.
- Чего я могла услыхать, меня чуть конь не сбросил!
- Выходит, я не ошибся! Погоди покуда! Филипп! - отец Модест обогнал Нелли. За ним промчался Роскоф.
Дорога вскоре изогнулась вновь, явивши необычное зрелище. Дорожный возок, остановленный посередь, прикрывал с одной стороны человека, сидящего на снегу. В руке человек неловко держал пистолет.
- Что стряслось, сударь? - выкрикнул отец Модест. - Мы слышали издали стрельбу.
- По щастию, я цел, - отвечал тот. - Однако ж возчик мой, похоже, был в сговоре с разбойниками. Негодяя и след простыл, я не знал, ехать ли дале, опасаясь впереди засады. Изрядною группою нам, думаю, опасаться нечего, но скажу по чести… Ба! Так вить я и ласкался, что мы повстречаемся еще!
- Коли не ошибаюсь, господин Михайлов?
Нелли тоже узнала уже маленького человечка-натуралиста.
- Он самый и вседушевно рад встрече в таковую минуту.
- Я вить предупреждал Вас, что сей маршрут не самый комфортный.
- Я рискнул бы назвать его вовсе некомфортным, - засмеялся ученый муж. - Придется мне, верно, взбираться самому на облучок, а уж в ближнем селе наймем кого. Нет, ну подумать, каналья тот вить не торговался! Мне б насторожиться. Верно, хотел сразу все получить.
Наконец разобрались и поехали. Нелли теперь вовсе не уставала от верховых переходов, а пушистая маска мехом внутрь к тому ж приятнейшим образом щекотала лицо, удерживая благодетельное тепло в каждом своем волоске. Часто позволяли они с Катей себе пускаться галопом вперегонки, покуда весь поезд двигался шагом.
Отбились они и на сей раз: на редкость петлиста оказалась в этот день проселочная дорога, и очередной поворот укрыл девочек от остальных, выведя на берег черного озерка, отчего-то не покрывшегося льдом. Здесь они и остановились переждать.
- Верно, горячие ключи тут бьют, - заявила Нелли менторски. - Таковые почитают весьма полезными для здоровья.
- Глянь лучше, ровно волокли чего-то тяжелое к этому твоему полезному озерку, - Катя указала меховой перчаткою на поврежденные сугробы меж невысоких березок. Снег по обеи стороны промятого следа зиял острыми краями, словно праздничная пасха, из которой в неаккуратной торопливости выхватили кусок.
- Ну, может, зверь какой прошел, - Нелли не слишком занимала сия загадка.
- И следов не оставил, - хмыкнула Катя. - Тут волоком что-то волокли.
- А потом на лодке уплыли? - ядовито спросила Нелли: в прудике было шагов сорок. - Все одно должны были следы остаться.
- Так нету их, гляди сама!
- Вижу, что нету, однако ж не бывает такого.
- Верно, лихие тут дела творятся, - Катя огляделась по сторонам, насколько позволял башлык.
Но также удивляло Нелли и другое: запах опасности всегда веселил ее подругу, словно зажигая особый огонек в глазах. В этот же день Катя казалась озабоченною, и только. Хотя событий вдоволь - то разбойное нападение на ученого, теперь этот непонятный след без следов.
- А с тобой что творится? - спросила она напрямик.
- Да я вишь погадала все-таки на Новый-то год, - ответила Катя невыразительным голосом.
- Да когда ж ты гадала, я тебя все время видела!
- Так это по-Парашкиному, по-деревенски, нельзя тайком погадать. Воск лить, бумагу жечь. А по-нашему, по-цыгански, довольно просто за порог одной выйти.
- По чему ж ты гадала?
- А по луне.
- На кого? - Голос Нелли слегка дрогнул.
- Так на тебя и гадала. Верней, не только на тебя, да только на тебя незнамо что вышло.
- Уж тогда расскажи.
- Надо глядеть, как по луне тень двигается. Направо - хорошо, налево - худо. Ну да неважно, много тут особиц. А с твоей тенью вот чего вышло. Вроде как задвоилась она, да все сильней. А потом вторая тень как бы из первой вышла да сама по себе стала.
- Налево хоть вышла или направо?
- Направо. И вот еще чего странно. Когда тень на луну кладешь, надобно имя назвать.
- Так и чего?
- Да какая-то нелегкая меня попутала. Я знаешь, какое имя-то назвала? Роман.
- Сейчас я и есть Роман.
- Непонятно мне такое гадание. Ладно бы уж ничего не вышло, с чужого-то имени, а так не разбери поймешь.
- Ну, как-нибудь в сем годе да прояснится. - Нелли обернулась: их уже нагоняли. Леонтий Михайлов так смешно гляделся на облучке, что и смурное расположение Кати развеялось.
Глава VI
- Наконец-то исполняются сокровеннейшие чаянья моего сердца, - витийствовал Михайлов в постоялой избе. К великому изумлению Нелли, у содержателей оказался настоящий самовар. Чай же, добавленный какими-то незнакомыми травами, источал упоительный аромат. К чаю подали свежие баранки и даже чернослив. - Премного раченья моего приложено было к тому, чтоб сия експедиция состоялась. Ох, и медленно мелют некии жернова! Видите ль, господа, делания картографические либо выхождения руд - да, сие всем понятно. Ботаническую же науку почитают за безделку, ну и ассигнуют соответственно, то есть в наипоследний черед.
- Остается лишь пожелать исследователям ботаники всяческого богатства, - Роскоф с удовольствием добавил себе кипятку. - Дабы любознательство свое иметь возможность удовлетворять из собственного кармана.
- За пожелание благодарю, да только со мною как раз наоборот, - засмеялся Михайлов, берясь перстами за черносливину. - Обучался на медные деньги, подобно великому Ломоносову. Доводилось ли Вам слышать во Франции о сей монументальной фигуре?
- К стыду моему, на родине я науками пренебрегал изрядно, посему не ведаю, знают ли Ломоносова там. Однако ж в России о нем не узнать невозможно, вить я здесь второй год.
- Давненько ж Вы из отчих краев, - Михайлов, к неприятному удивлению Нелли, изрядно намявши ягоду, оставил ее в плошке и взял вовсе другую, кою тут же отправил в рот.
- Да, весьма, - Филипп не поддержал беседы.
- Вот, к примеру, пустяк, - Михайлов втянул носом поднимающийся над чашкою пар. - Что за трава придает неповторимость сему напитку? Похожа на мяту, но вместе с тем не мята. Чуть отдает плодом лимона.
- В этих краях сию траву называют душицею, - отвечал отец Модест, прихлебывая напиток. - Соцветья ее мелки и фиолетовы. Но латинского названья я Вам едва ли скажу.
- А есть ли оно?! - торжествующе воскликнул Михайлов, вновь принимаясь мять в чашке черносливину. Новую на сей раз. Нелли пришлось напомнить себе поговорку, что хорошее воспитание сводится не к тому, чтоб не делать невоспитанностей, но в том, чтобы не замечать, как их делают другие. Так что невоспитанна, по всему, выходила самое Нелли, поскольку даже поморщилась откровенно, когда натуралист отложил замусоленную ягоду и ухватил свежую. - Может ли быть название латинское, Ваше Преподобие, коли само растенье едва ли описано? Как, несомненно, и неизвестен науке тот лист, что Вы зовете баданом.
- Придется, однако, Вам запастись терпением, прежде чем сии сокровища подымутся из недр земли.
- Я терпел десяток лет, - печально отвечал Михайлов, и отец Модест сочувственно кивнул.
В отличие от Параши, к разговору прислушивающейся (Катя драила на конюшне Роха скребницею), Нелли заскучала. Мысли ее оборотились к недавнему разговору о Венедиктове.
"Отчего ж он на нас боле не нападает? Не может же он не знать, что мы намереваемся теперь уж его погубить, да все мы вместе и ларец у нас! Вон, как он тогда наскочил - Филипп чуть кровью не изошел!"
"Причин несколько, - отвечал отец Модест. - Одна из них самая простая, но немаловажная. Уж слишком мы далеко, чтобы пытался он нас нащупать. Сие не означает, маленькая Нелли, что оный Венедиктов бездействует ныне. И он приуготовляется к нашей встрече как то в его силах. Забудь сейчас о Венедиктове, Нелли, поскольку вспомнить о нем тебе еще придется".
- Роман! Не уснул ли ты часом, племянник? Леонтий Силыч уж второй раз спрашивает, проходишь ли ты начатки ботаники?
Нелли вздрогнула: голос живого отца Модеста прозвучал куда громче воображаемого.
- Нет вовсе.
- А какова же Ваша учебная программа, молодой человек, и кто ее составлял?
- Частию гуверна… гувернер, частию папенька. Учу я арифметику, Евклидову геометрию первую книгу, французский да немного латынь, родную речь, конечно Ломоносова да Сумарокова вирши, географию городов и стран, рисование да гишторию.
- Вот то, о чем я сокрушаюсь, господа! Толком три предмета полезных да языки, а сколько балласта зряшнего! Вирши! - Михайлов брезгливо повел носом. - Рисованье! Хлам гишторический! Где ж физика? А химия? А вить мы почти на пороге нового века, каковой станет, не сомневаюсь, веком великого развития наук естественных и точных!
- Коли люди отстанут в нем от версификации да гиштории, едва ль на пользу пойдут человекам знания естественные.
- А без гиштории человечество не увидит собственного своего лица! - горячо вмешался Роскоф. - И повторит ошибки прежних дней!
- Мы доживаем век торжества материи над духом, - вздохнул отец Модест. - И нам, людям взрослым, уж не изжить в душах своих печальных его следов, как бы того ни хотели сами. Ласкаюсь, новое поколение будет щасливее.