Глава II
- Кабы нам на Волге не застрять, покуда лед не окрепнет, - говорил отец Модест. - Мостов тут нету, только переправа водная. Дальше Ярославль минуем да Нижний Новгород, но в города нам нет надобности. Между Казанью и Самарой проедем, а там хорошая дорога по тракту в Пермь. В Перми уж остановимся на недельку. Большая река впереди, Тобол, а Каму так только притоками увидим. Екатеринбургу уж боле полувека, отчего-то все думают, что нынешняя Государыня его ставила. Дале Омск, сей град - дитя, два года ему всего. Берегом Иртыша до Барнаула, сие город-недоросль, двенадцати годов. Ну а там уж рукой подать, не больше недели пути.
- Ох и расстоянья в России, - изумлялся Роскоф. - Сколько ж на самую дорогу уйдет, Ваше Преподобие?
- Месяца два, а то и три, как уж фортуна. Ежели бы почтой ехали, так наверное три, зато, конечно, покойнее казенной дорогою. А проселочными трястись я по прямой давно путь выездил, вот, взгляните по карте.
Роскоф и отец Модест склонились над исцарапанным трактирным столом, углубившись в потрепанное по краям географическое изображение.
"Может статься, проселками и короче, только куда ж мы едем так далеко и что там позабыли?" - подумала Нелли, со скуки уткнувшись в добытую в Твери потрепанную книжку журнала. Журнал назывался "То да сё" и был старый-престарый. Так, в нем давалося подробное описанье "изумительной думающей механической куклы для игры в шахматы", а Нелли в малолетстве еще слыхала, что отлитая эта в виде турка кукла была лишь ловким обманом: живехонький шахматист прятался в ее основании, передвигая фигуры при помощи хитрых рычажков.
- Позволите ли взглянуть на сие, господа? - приятным, чуть хрипловатым голосом вмешался проезжий с другого конца стола. До сего момента казался он вполне углубившимся в содержимое своих дорожных сумок, в коих наводил порядок.
- Извольте, сударь, - отец Модест обязательно передал карту. - Вы интересуетесь познавательности ради или с сугубою целью?
- О, еще с какою целью! - воскликнул проезжий. - Позвольте, уж кстати, представиться. Леонтий Силыч Михайлов, личный дворянин. Действительный член Императорской Академии Наук.
- Филипп Антонович Росков, дворянин из Бретани.
- Модест священник Преображенский, а сей недоросль племянник мой Роман.
- Душевно рад составить знакомство. - Проезжий раскланялся. Нелли не умела различать у взрослых возраста, когда были они старше Ореста или Филиппа. Вроде бы Михайлов глядел одних лет с отцом Модестом, но, может, и старше. Был он невысок ростом и мелок чертами лица, однако ж приятен. Главными составляющими его приятства были заурядные серо-зеленые глаза, сами по себе небольшие, но то и дело начинавшие лучиться таким доброжелательством, что тут же делавшиеся огромными, а также хрипловатый сей ласковый голос. Пегонькой паричок его, застегнутый пряжкою, казался коротковат и торчал назади кверху забавным хвостиком. Щеки казались выбритыми довольно небрежно, как у человека, не слишком о наружности тщеславного. Получивши карту, Михайлов тут же уткнулся в нее.
- Восхитительно! Но постойте, сие путь исключительно зимний?
- Ни в коей мере, сударь, что Вас смутило?
- Тут нету селений, - Михайлов ткнул пальцем в карту, - кто ж переправит летом через сей приток Тобола?
- Тут броды, - отец Модест улыбнулся.
- Все в Вас изобличает опытного путешественника, Ваше Преподобие. Однако ж Вы едете в партикулярном платьи. Видимо, не по епархиальной необходимости?
- На сей раз - по обстоятельствам семейным, - отец Модест улыбнулся Нелли одним уголком губ. Нелли прикрыла книжкою смешливую гримасу. Что же, они вить и впрямь с отцом Модестом родня, хоть и через сказочного царевича Георгия. Так что в известном смысле странствие их впрямь можно было объяснить семейными обстоятельствами.
- Великая до Вас просьба позволить скопировать сей маршрут. - Михайлов убедительно прижал ладонь к сердцу. - Не прошусь в спутники, но также имею следование до Барнаула и хотел бы сберечь время. Я, видите ли, господа, натуралист, и еду дале Барнаула с целями ботаническими. Ласкаюсь увидеть круговерть цветения от пробуждения Натуры после зимнего сна до осеннего увядания.
- Выражаясь аллегорически, Вы - служитель богини Флоры, - любезно вставил Роскоф.
- Самой прелестной из богинь!
- Но не рано ль Вы пустились в путь? - отец Модест поднял бровь. - Даже и без моего маршрута Вы застанете свою богиню спящей под белоснежными покрывалами. Теперь вить середина декабря.
- Ах, сударь, Вы не знаете правил жизни любителей диких мест! - Михайлов рассмеялся. - Я еду впервые в те края. Путь мой на Алтай. В Барнауле надлежит мне обосноваться, дабы иметь место для регулярных возвращений. Там же должно подготовить все для неповрежденного хранения собранных растений, а возможно, и жуков с бабочками. Без спешки надобно также сыскать надежных, знающих проводников и подрядиться с ними. Так что хлопот мне довольно.
- Копируйте, сударь, мне отнюдь не жаль, но должен предупредить, что сия дорога трудная. Наше щастие, что зима, летом можно утонуть в непролазной грязи.
- Всесердечно благодарен, а трудностей дорожных я не страшусь! - Михайлов проворно вытащил из плоской твердой сумы, висевшей у него на боку, собственную карту и грифелек-карандаш. - Надолго я вас не задержу, господа, а в свой черед готов поделиться превосходнейшими рединками от гнуса, коих у меня в возке преизрядный запас.
- Неужто для Алтая сей запас сделан? - отец Модест расхохотался.
- Для мест таежных, коих в тех горах немало, - удивился Леонтий Силыч.
- Алтай - особая страна, - лицо отца Модеста как-то странно просветлело. - Гнуса в тамошних лесах нету, ни комаров, ни мошки.
- И даже в хвойных? - Михайлов, несомненно, опасался розыгрыша.
- В черни? Нет, и хвойные леса чисты, к тому ж елей растет мало, все больше пихты.
- Похоже, мне пощасливилось беседовать с тамошним уроженцем.
- О нет, просто на Алтае довелось мне немало бывать. Вы станете щасливы в своем путешествии, сударь, ибо растительность тамошняя необычна и прекрасна. Много полезного находят в ней местные целители, - отец Модест покосился на Парашу, уворачивавшую в полотно трактирные пироги. - Язычники-ойроты напоят Вас отваром из бадан-травы, который непременно надлежит пить с молоком. Ни с чем не сравним изысканный аромат сего бледно-розового цветом напитка, бодрит же он не хуже привычного Вам чаю. Округлые листы его напоминают формою простой подорожник, но притом бруснично-красны, когда созреют. Но красных листов ойроты не берут, надобно, чтобы лист почернел кореньем в земле.
- Подумать робею, что мне предстоит первому описать сии чудеса. Правда ли, что реки Алтайские несудоходны?
- Сущая правда, сударь. Даже столь широкие реки, каковою является Катунь. Они мелки и так быстры, что Вы едва ли сможете зайти в воду по пояс. Дно же не зарастает ни илом, ни водорослями из-за стремительности водной, даже песку на нем Вы не увидите, один лишь шлифованный струями камень.
Никогда еще Нелли не видала отца Модеста в таком странном настроении: он походил на человека, еще не пробудившегося ото сна, но торопящегося пересказать дивное сновидение, покуда оно держится в памяти.
Михайлов завершил уже черкать свою карту.
- Положительно, только остаток приличия препятствует мне проситься в компанию, - он с поклоном передал карту отца Модеста владельцу. - Но надеюсь все же на беседы, когда дорога вновь нас столкнет.
- Вы преувеличиваете ценность моих сведений, ибо скоро узрите все сии красоты собственными глазами, - улыбнулся отец Модест. - Однако ж нам пора.
- Экой странной человек, - заметила Нелли, прыгая в седло: день был солнечен и скучать в возке не хотелось. Тем боле, что совсем тепло.
- Я и не знала, что среди господ бывают травники, - Параша медлила захлопнуться дверкою.
- Сей не травник в твоем понимании, Прасковия. Он не лечит, но описывает травы для книг, следовательно, для него нету различия между теми травами, что ты особо собираешь, и теми, которые для тебя бесполезный сорняк. А вот досадно то, - отец Модест нахмурился, - что Нелли не послушалась меня еще в Твери. Теперь сей ученый муж будет попадаться нам по дороге, и уж переменять маски поздно.
Нелли была только рада. "Надобно купить тебе женское платье, - говорил отец Модест. - Так меньше нас запомнят дорогой. Посуди сама, зачем троим мужчинам, то есть тебе да нам с Филиппом, прислуга-девчонка?" - "Ну так пусть Парашка и оденется опять барышней", - отбивалась Нелли. "Хорошенькое дело, барышня без служанки! Нет, так уж лучше всего мальчик-слуга при двух мужчинах, да барышня с девочкой. Не упрямься, маленькая Нелли". Нелли и не упрямилась, но тянула покупку как могла. А теперь и не понадобится, и очень хорошо.
Нелли выпрямилась в седле и полетела галопом. Хорош, ах, как хорош мужской наряд, и лицо уже привыкло к дорожному ветру. А ветер играет гривою Нарда и напрасно пытается забраться в бобровую шубу.
- А ну наперегонки? - выкрикнула румяная Катя, придерживая треуголку.
- Вот надумали, лошадей в пути палить! - Роскоф сам с трудом сдерживал то ли коня, то ли себя. - Коли это и есть русский мороз, то мне он по душе!
- Ежели считать сие морозом, то соотечественникам Вашим бывшим не стоит зимою воевать с Россией! - расхохоталась Нелли.
- Что за глупая мысль! - рассердился Роскоф. - У Франции нет с Россиею границ, и делить нам нечего. Уж больно смело надо вообразить, что родится в Прекрасной Франции маниак вроде Александра Македонского да положит завоевать все на своем пути. Величье Империи - не в войнах с цивилизованными соседями, но в умножении колоний.