Глава XV
В отличие от Параши Катя, также в жизни не покидавшая Сабурова, не была слишком изумлена городом Дроздовом, представшим перед путешественниками на исходе следующего дня. (Был он между тем вдвое больше города Беловехи, через который проехала Параша.) С недоумением призналась она Нелли, что переживает странное чувство, будто все то новое, что открывается ее глазам, как бы не слишком ново.
- Порой мне чудится, будто много таких мест я перевидала с младенческих лет. Словно менялись они перед глазами куда раньше, чем я научилась понимать, что такое перемена. Я даже вижу себя, маленькую, подвешенную в большом платке за спиной у цыганки.
- Маленькая была ты в Сабурове, и мать твоя уж наверное не цыганка, - ответила Нелли, спешиваясь у коновязи. - Кстати о цыганах. Едва ли кто-то еще нас накормит, придется обедать нынче в этом трактире. Не скажу, чтоб мне это было по душе.
- А куда денешься? - спрыгнув следом, Катя любовно похлопала Роха по шее, а затем уже захлопотала с поводьями. - Все ж таки городище кругом. Вот в лесных харчевнях, сказывают, и впрямь страшно ночевать.
Распахнутые двери низкой постройки зияли, как черный беззубый рот. Нелли глубоко вдохнула и смело шагнула в темноту.
Сквозь маленькие оконца, не стекленные, а затянутые какой-то промасленной дрянью, едва ли можно было разглядеть что-то, кроме нескольких грубых столов и скамей, поэтому поглубже, в углу, горела сальная свеча. Угол был отделен от зала дощатой перегородкою, высотой по пояс человеку, что возился за нею спиной к входу, переставляя на полках посуду. Другая свеча стояла на столе между единственными в этот дневной час посетителями - двумя молодыми дворянами.
Небрежной походкой ступая по утоптанному земляному полу, Нелли приблизилась к ближнему от дверей столу и уселась на скамью. Надо думать, положено ждать, покуда прислуга подойдет и спросит, чего угодно откушать.
Катя, замешкавшаяся у лошадей, вошла за Нелли.
Сроду не доводилось Нелли сиживать за таким грязным столом. Казалось, бурую столешницу никогда не скоблили ножом, как делают это в деревенских домах.
- Лучше каждый раз ночевать в стогу или в лесу, чем в таких местах, - негромко сказала она Кате, с осанкою заправского лакея вставшей за ее спиной.
- В погожую ночь да летом - лучше. Ну как август студеный будет? - так же тихо отозвалась та.
- Здесь наверное клопы и блохи.
- Что подать молодому барину? - осведомился ражий детина с низким лбом, выбравшийся, наконец, из огородки. - Курники, крупеники, подовые нынче удались.
- Принеси курников, да человеку моему погодя еще щей, мне не надо. А главное - чаю.
- Чаю не подаем-с, - детина туповато глянул исподлобья. - Разве узвару или квасу.
- Ну ладно, принеси тогда квасу, светлого. - Нелли нахмурилась.
- Чай подают в заведении на площади, сударь, - оборотился к Нелли один из посетителей. - Там почище и заведена настоящая немецкая урна, которую наши острословы еще называют самоваром. Мне вспомнилося сейчас невольно, как сам я пострадал от местной дикости. Благоволите ли послушать?
Был молодой человек лет восемнадцати и глядел чрезвычайно непринужденно: без камзола, что валялся на лавке, в белой распахнутой сорочке и шитом розанами шелковом жилете, без парика, который успешно заменяли мягкие каштановые волоса, недлинные, но кучерявые, как руно. Румяное, курносое и добродушное лицо его располагало, хотя Нелли пришлось напомнить себе, что она - не дама нынче, следовательно, у молодого человека нету оснований спешно тянуться за верхним платьем.
- Охотно послушаю, сударь, - с улыбкой ответила она.
- Здешний дворянин Алексей Ивелин, - представился тот, подходя к Нелли.
- Роман Сабуров, еду из родительского имения.
- Дело было минувшей зимою. - Ивелин уселся напротив Нелли. - Как единственный наследник престарелой тетушки, что обитает в деревне безвылазно, решился я навестить родственницу. Само собою, клади набрал два возка, в деревне не добудешь ни чтения, ни помады с духами, ни мушек.
- Но о чем-то, однако ж, позабыли? - осведомилась Нелли.
- Ни об едином пустяке! Предусмотрел все, вот Филиппушка не даст соврать! - Ивелин кивнул на своего товарища, что сидел еще за прежним столом, на котором, кроме штофа и посуды, Нелли заметила стаканчик и разбросанные кубики костей. Тот белозубо улыбнулся из темноты: на вид он был годами пятью старше Ивелина. - В том числе запасся и чаем, отменным и дорогим, не сидеть же на сбитнях. Тетушка, зная мои свычаи, велела приказывать повару Сидорке готовить, что мне надобно. "Сидорка лучший кухарь в округе, ты, - говорит, - только скажи ему, голубчик, уж он расстарается лучше не надо". Достаю осьмушку чаю, свари, мол, и подай, как ворочусь из лесу, лес вокруг знатный. Намерзся, ну, думаю, хорошо сейчас напьюсь горяченького! Тем боле, сливки у тетушки на диво. Не успел салфетку взять, несет Сидорка на подносе серебряную миску с каким-то супом. Из-под крышки пар валит и дух луковый. Что за дела, любезной, я чай велел подать! Рассердился, понятно. Чай готов, барин, извольте кушать. Да миску-то и ставит передо мной. А уж как крышку снял, то-то я обомлел, не знаю, смеяться ли, плакать ли. Вообразите, сударь, миска до краев полна чаю, а в нем - петрушка настругана, морковь, лук репчатой. Увидал Сидорка мою физиогномию, повалился в ноги, да как запричитает: прости, батюшка, чуяло сердце-вещун, что перцу надо было больше класть! Мы вить не городские, сроду чаю проклятого не варили!
- Сочиняете, сударь, ей-же-ей, сочиняете! - воскликнула Нелли, отирая слезы. Давно, с последней встречи с Орестом, она так не смеялась.
- Я не сочиняю, а вот один приятель мой сочинитель из столицы клялся сложить о моем курьезе изрядную поэму, - Ивелин ненадолго нахмурился. - Уж не знаю, может, теперь и забудет, коли напомнить некому. Вы бы, сударь, перебирались за наш стол. Не почтите за обиду, что как недорослю могу я предложить Вам не водку, но только компанию.
- Если персона моя приятна также и Вашему товарищу, - отвечала Нелли, косясь при этом, не несут ли наконец обещанную снедь.
- Безусловно приятна, - Ивелин бросил приятелю укоризненный взгляд. - Вам и не представить, сколь отрадны новые лица в однообразии здешней жизни!
- L'uniformite naquit un jour d'ennui. Однообразие родилося в тоскливый день. Филипп де Роскоф, - молодой человек поднялся и самым учтивым образом раскланялся. - Не обессудьте, что не назвался сразу, но мне новые лица представляются чем-то вроде сновидений, и стряхнуть странную дремоту души удается не враз.
Нелли поняла между тем, что второй собеседник не старше в действительности Ивелина, просто черты его удлиненного лица несли энергическую решительность человека, уже перенесшего в жизни немалые испытания. Темно-русые волоса его были собраны лентою в самый простой конский хвост, а скромный оливковый костюм украшал лишь узкий серебряный галун, однако француз, а это был француз, производил изящное впечатление. Впрочем, Нелли сто раз слышала от мадамы Рампон, что только так оно и должно быть с настоящими французами - в какие отрепья их ни наряди.
- Отчего же, сударь, Вы томитесь сим однообразием, вместо того чтобы разнообразить свои дни? - спросила она, пересаживаясь.
- Ефимка, плут, долго еще ты станешь морить нашего гостя голодом! - крикнул между тем Ивелин в темную глубину трактира. - Сей миг подавай, иначе намнем тебе бока!
- По разным причинам, - с белозубою улыбкою отвечал Роскоф. По русски изъяснялся он бегло и свободно, разве только слова звучали как-то слишком коротко, а буквы все произносились будто писаные, не завися друг от дружки. - Алексис сослан за шалости под родительское крыло еще в начале лета, я же нашалить не успел, но родителей своих боле не увижу.
- Они умерли? - тихо спросила Нелли, не обратив внимания на оловянную тарелку с пирогом, словно чудом возникшую перед ней сразу после оклика Ивелина.
- Благодарение Богу, они живы и здоровы. - Роскоф улыбнулся вновь. - Не гадайте, сударь, могу опровергнуть все предположения разом. Я никаким дурным поступком не отвратил от себя их любящих сердец, меня никто не оклеветывал, и я не преступал законов. И тем не менее увидеть милых родителей мне не суждено. Быть может, я расскажу Вам о том позже, Ваше лицо внушает расположение. Не угодно ли Вам неделю-другую погостить у меня и скрасить тем однообразие, уже упомянутое Алексисом?
- Я был бы душевно рад, сударь, но должен спешить, - отвечала Нелли, с опаской надкусывая пирог. - Садись да ешь, Платон, там, где нету даже вилки, легко справиться самому.
- И то верно, голубчик-барин, - Катя приняла глиняную миску с дымящимся супом. - Овса лошадям задай, чучело гороховое.
- А право, превосходная мысль, - радостно воскликнул Ивелин. - Неужто правда Вы так торопитесь? Будь Вы годом-другим старше, я б решил, что спешите в полк. Но оно, пожалуй, рановато. Или бежите от кого?
- Скорей догоняю. - Курник оказался вкусен. Нелли, поморщившись, отпила кислого квасу из сомнительного стакана. Она не ощущала никакого стеснения с Ивелиным: он напоминал Орестовых развеселых приятелей, но пристальный взгляд Роскофа ее несколько смущал.
- Так мне и показалось, - Роскоф потянулся было за штофом, но задержал на нем руку, не наполнив стакана. Нелли заметила на руке его каменный перстень с гербовой печаткою. - Я вить не напрасно Вас приглашаю, сударь. Не по душе мне Ваша осанка.
- Что? - Нелли поперхнулась квасом и раскашлялась. Ивелин, смеясь, по-свойски стукнул ее между лопаток ладонью.
- Не угодно ли пофехтовать со мною немного? - Роскоф кивнул на Орестову шпагу, которую Нелли все-таки носила, хоть и благоразумно не собиралась вначале.