- Каждый воин, готовый рискнуть головой в Жатве Черепов, должен предстать на Арене Шилов в час, когда откроется Великое Око. И прольется кровь, и погибнут слабые, а победитель получит немалую выгоду от моего покровительства. - Тиран понизил голос, и все же переполнявшая его сила была физически ощутима. Хонсю почудилось, что слова обращены лично к нему. - Но знайте: боги наблюдают за вами и они будут терзать души недостойных до скончания веков.
В течение следующих дней воины Хонсю исследовали город на склонах горы и разузнали все, что могли, о предстоящей бойне. Они вычислили все собравшиеся на Жатву отряды и установили наблюдение за их воинами. Это оказалось несложно, поскольку каждый вождь стремился похвастаться мастерством своих чемпионов.
Ардарик Ваанес любовался чувственным и смертоносным танцем клинков, которым развлекались мечники Ноты Этессея. Этим воинам-священникам были знакомы все ощущения, даруемые пляской клинков, а совершаемые ими убийства отличались редкостным изяществом и приносили бойцам неподдельную радость. Нота Этессей, андрогинный красавец неопределенного пола, предложил Ваанесу поединок и, отведав его крови, немедленно пригласил его в свою труппу.
В каждом бою с ними Ваанес чувствовал отголоски гибельного восторга, который разделяли между собой все члены труппы; с большим сожалением он отклонил предложение Этессея пройти ритуал посвящения и стать одним из них.
Кадарас Грендель, оставшийся равнодушным к утонченному мастерству Ноты Этессея, предоставил Ваанесу и Новорожденному возможность развлекаться без него и проводил дни, наблюдая за кровавыми забавами бойцов Паштока Улувента. Те рубили, как капусту, толпы обнаженных рабов, вооруженных лишь ножами и смертельным отчаянием, - и, конечно, эта беспощадная резня пришлась Гренделю больше по вкусу. Вскоре он и сам обагрил оружие на арене Улувента, причем кровожадность Гренделя настолько впечатлила хозяина, что через час тот спустился на поле и удостоил воина личной аудиенции.
Вотиир Тарк поднял на гору часть своих боевых машин. Механические чудовища ревели и неистовствовали: их моторы завывали, как души запертых в аду грешников, гусеницы давили пленных, а когтистые клешни разрывали людей на части. Корсары Каарьи Сэломбэра устроили броскую демонстрацию меткости и фехтовального искусства, но после недавних выступлений последователей Ноты Этессея Ваанеса трудно было удивить.
Сам Хонсю редко выходил за стены форта, все время отдавая изучению древних фолиантов Халан-Гола. Он не говорил, что пытается найти на заклятых страницах, однако с каждым днем его одержимость темными секретами безумных писаний лишь росла.
Новорожденный оставался рядом с Ваанесом и равнодушно наблюдал за убийствами и демонстрацией боевых навыков. Это существо было сильнее и искуснее большинства собравшихся здесь воинов, однако боль и смерть лишь недавно начали доставлять ему радость. В душе Новорожденного шла война: поучения его создателя схлестнулись с генетической памятью и неосознанными инстинктами, унаследованными от Уриила Вентриса.
Из всех воинственных группировок, собравшихся на Жатву Черепов, Новорожденному больше всего понравились локсатли - компания наемников-ксеносов, поселившихся в норах на склонах горы. Ваанес и Новорожденный наблюдали за тренировками локсатлей, проводившимися на площадке перед входом в их пещеры.
Их родоначальника и вождя звали Ксанеатом. Было ли это его настоящим именем или кличкой, данной людьми, оставалось неясным, что не помешало Новорожденному наслаждаться плавными, согласованными движениями воинов и восхищаться их преданностью членам клана.
Что-то в этой кровной связи порождало болезненный отклик в душе Новорожденного, и он пытался угадать, откуда взялось странное чувство. Было ли это обрывком памяти, погребенным глубоко в его измененном сознании, или частью чужой личности, вложенной в него Демонкулабой?
- Все они кровно связаны, - заметил Новорожденный, следя за тем, как локсатли, подобно кружащимся светлячкам, совершают серию молниеносных маневров, чтобы показать их скорость и реакцию. - Разве это не мешает им в битве?
- Каким образом? - поинтересовался Ваанес.
- Неужели они не испытывают страха и горя, когда погибает один из членов клана?
- Не думаю, что локсатли воспринимают это таким образом, - ответил Ваанес. - Звучит банально, но они не люди. Хотя в целом неплохое наблюдение. Помнится, я читал, что в древности некоторые правители формировали целые полки из жителей одного города. По замыслу, это должно было создать между солдатами более крепкую связь и помочь им в сражении.
- И как, помогало?
- Во время тренировок - помогало, но стоило начаться битве, как вид родных и близких, сраженных мечами и разорванных пушечными ядрами, совершенно подрывал их боевой дух.
- Так почему же локсатли это делают? - настойчиво спросил Новорожденный. - Если подобные подразделения так ненадежны, зачем создавать их? Разве не лучше сражаться одному или рядом с теми, чья судьба тебя не волнует?
- Да и нет, - ответил Ваанес, возвращаясь к привычной роли инструктора и наставника. - Многие воинские подразделения держатся на дружбе между бойцами и нежелании подвести товарища. Эти братские узы укрепляют отряд, но их следует закалить до полной несокрушимости, чтобы они выдержали испытание кровью.
- Как у Адептус Астартес?
- Не у всех из них, - желчно ответил Ваанес.
- У Ультрамаринов?
- Да, у Ультрамаринов, - вздохнул Ваанес. - Это в тебе от Вентриса?
- Думаю, да, - ответил Новорожденный. - Мне хочется считать тех, кто сражается рядом со мной, братьями, но никакого братства я не чувствую.
Ваанес расхохотался:
- В банде Хонсю ты этого точно не почувствуешь. Говорят, у Железных Воинов всегда были проблемы с дружбой, даже до того, как они присоединились к восстанию Хоруса.
- Следует ли считать это слабостью?
- Пока не знаю. Думаю, время покажет, - ответил Ваанес. - Кто-то дерется ради денег, кто-то - ради мести, кто-то - ради славы, а кое-кто - чисто ради убийства, но всех их в конце пути ожидает одно.
- Что?
- Смерть, - раздался голос позади них.
Новорожденный и Ваанес обернулись и обнаружили, что к ним подобралась тощая ведьма Гурона. В дневном свете истощенное лицо женщины еще больше смахивало на череп. Солнечные лучи придавали коже колдуньи нездоровую прозрачность и зажигали золотые искры в ее глазах. Мантия колдуньи мерцала, а волосы при каждом повороте головы извивались, подобно клубку черных змей.
- Да, - подтвердил Ваанес, - смерть.
Колдунья ухмыльнулась, обнажив пеньки пожелтевших зубов. Ваанес поморщился. Женщина казалась молодой, но гибельная сила, которой она служила, пожирала ее изнутри.
- Потерянный Сын и Слепой Воитель. Неудивительно, что вы так жадно следите за ратными потехами чужаков, чье мышление совершенно чуждо человеческому.
От близости ведьмы по коже Ваанеса побежали мурашки. Здесь, в кипящем котле Мальстрема, гнетущее присутствие имматериума всегда ощущалось на грани сознания, но колдунья словно притягивала тварей из варпа, и те спешили слететься на зов, как стервятники на запах падали. Ваанес почти слышал, как их эфирные когти скребутся в дверь его разума.
Оглянувшись на Новорожденного, бывший гвардеец заметил, что тот морщится и вздрагивает, как будто вокруг его лица вьется рой докучливых насекомых, которых он пытается не замечать.
- Чего тебе надо? - спросил Ваанес, схватив Новорожденного за руку и оттаскивая его подальше от омерзительной ведьмы. - Я ненавижу твое племя и не собираюсь тебя выслушивать.
- Не спеши отказаться от того, что я могу тебе предложить, воин Коракса, - прошипела колдунья и, вытянув руку, положила ладонь на грудь Новорожденного.
- Никогда больше не произноси этого имени, - рявкнул Ваанес. - Оно для меня ничего не значит.
- Сейчас, может быть, нет, но однажды тебе придется его вспомнить, - посулила колдунья.
- Ты видишь будущее? - спросил Новорожденный. - Ты можешь предсказать все, что случится?
- Не все, - признала ведьма, - но те, чьи жизни изменят потоки варпа, сияют ярче света во тьме. Их путь ясен для тех, кто умеет видеть.
- Ты видишь мой путь? - жадно спросил Новорожденный.
Колдунья рассмеялась. Пронзительный звук вспорол воздух, заставив локсатлей прервать показательный бой и завизжать от ярости. По их блестящей коже побежали мерцающие узоры, и в мгновение ока бойцы рассыпались, скользнув по горному склону к черным отверстиям нор.
- Судьба Потерянного Сына огненным копьем пронзает будущее, - сказала колдунья. - Как нить, она вплетена в картину гибели великого героя, падения звезды и возвращения великого зла, которое все считали поверженным.
- Ты говоришь загадками, - процедил Ваанес, пытаясь оттащить Новорожденного прочь.
- Подожди! - крикнул Новорожденный. - Я хочу узнать больше.
- Нет, не хочешь, уж поверь мне, - угрожающе сказал Ваанес, который заметил приближающегося к ним Кадараса Гренделя в запятнанных кровью доспехах. - Ничего хорошего из этого не выйдет.
- Потерянный Сын хочет услышать то, что я скажу! - взвизгнула ведьма, преграждая им посохом дорогу.
Из перчатки Ваанеса молниями сверкнули скрытые в ней когти. Лезвия длиной в локоть вонзились в грудь колдуньи, распоров ее сердце и легкие. Женщина умерла беззвучно - дыхание слетело с ее губ искрящимся облачком, а золотой свет в глазах померк. Ваанес с наслаждением втянул последний вздох колдуньи, упиваясь переполнявшими его болью и ужасом. Душа колдуньи оказалась столь восхитительна на вкус, что тело воина пронзила дрожь восторга, а радость убийства напрочь вытеснила у него из головы все мысли о последствиях.