Следуя за вереницей теней, мы постепенно начали спускаться в неглубокую лощину. Там красная скала открывала в своем основании ряд черных пещер. Наверняка вход находился в одной из них… Кентавр продолжал напряженно суетиться рядом, из последних сил взывая к моему состраданию:
Остановись! Умоляю, колени склонив раболепственно, ибо
Жить не смогу, твоего не услышав ответа. Раз уж и боги тебя
Не пугают, певец с мужеством львиным, а также упрямством,
Коему только с ослиным сравненье найдется… Именем громким
Твоим заклинаю: остановись, Сергиус Гнидас! Смиренно
Алкаю ответа в пустыне…
Я чуть не споткнулся! Как он меня назвал?
– Как он тебя назвал?! – Два маленьких грозных истребителя вертикального взлета, белый и черный, взмыли с моих плеч в возмущенном единодушии. Та-а-к… кому-то сейчас крупно не поздоровится…
* * *
Анцифер и Фармазон – мои личные духи и для окружающих, как правило, невидимы. Зато вполне… ощутимы! Классическая голова Кентавраса недоуменно дернулась из стороны в сторону, от пощечины справа и от оплеухи слева. В глубоко-синих глазах обиженно сверкнула влага.
– Прекратить самосуд! – как можно суровее попросил я. Ангел повиновался безропотно, а нечистый дух еще покочевряжился, изображая тяжелую внутреннюю борьбу с переполняющим его праведным негодованием.
– Послушайте, дорогой Кентаврас, – угрожающе-дружелюбным тоном начал я. – Возможно, мне показалось… Возможно, у меня слуховые галлюцинации… Возможно, я не там расставил смысловые акценты, но вы вроде бы только что обозвали меня "серой гнидой"?!
– Истинно так! – честно подтвердил злосчастный, собственноручно подписывая себе смертный приговор.
Как же иначе сказать мог бы язык непослушный,
Если ты сам имя чудное назвал, на себя же кивая? Но, впрочем,
Часто певцы, дар от Орфея успешно приемля, с тем же талантом
Себе имена раздают, и такие порою… Волосы дыбом!
– Сергей Гнедин, а не Серая Гнида! – взвизгнул я, по-детски топая ногами.
Кентавр прислушался, с чисто лошадиной грацией поводя ушами, и радостно заявил:
Вот же опять ты вдохновенно и ярко "Сергиус Гнидас" сказал…
Что ж я, глухой и не слышу? Муза какая тебя нарекла столь отвратно?
Но не волнуйся зазря, я же с первого раза имя запомнил твое. И уже не забуду…
Я в бессильной ярости заскрипел зубами.
– Серега, давай ему по сопатке накостыляем! – взвился обнадеженный Фармазон.
– Ни за что! Кент лишь ошибается в произношении, что вполне извинительно и никак не может служить доказательством злого умысла. Русские имена очень трудны в переводе на древнегреческий, а рукоприкладство все равно не метод! Всегда можно договориться… Так что отойди, а не то в глаз получишь! – вступился покрасневший ангел.
Похоже, опять назревала драка, но я спешил вперед, и никакие разборки не входили в мои планы. Чтобы не искушать судьбу, стоило еще раз попытаться найти разумный компромисс. Для начала заткнуть дебоширов… Это легко, я просто поймал обоих за шкирку и сунул себе за пазуху, в складки туники. После чего вежливо обратился к Кентаврасу:
– Давайте поговорим напрямик. Так сказать, как мужчина с мужчиной! Без всяких гекзаметров, предельно коротко, на уровне "да" и "нет".
– Как в Лаконии? – ужаснулся кентавр.
– Именно! – непреклонно подтвердил я. – А теперь ясно, внятно и по существу – чего вы от меня хотите?
– Любви.
– Чего-о-о?!
– Любви… – застенчиво признался породистый нахал. – Любви твоей хочу и ласк телесных, лобзанья губ и единенья тел.
– Ничем не могу помочь! – жестко отрубил я, когда наконец отдышался и мысленно призвал все громы Олимпа на голову извращенца. – Ваших внезапно вспыхнувших чувств никак не разделяю, поскольку давно женат и даже имею малолетнюю дочь.
– Я буду любить вас всех!
– В каком смысле?
Любить тебя, любить твою жену, и дочь твою любить я стану!
Уверен, что столь многомудрый муж взял в жены не последнюю корову…
Наверняка она высокогруда и крутобедра, словно ваза с Крита,
А дочь от матери отстанет ненадолго, едва лишь минет ей…
– Не надо, понял!!! – Последние слова у него вырвались, когда я молча поднял ближайший булыжник, услужливо подсунутый Фармазоном. Видимо, у меня было очень выразительное лицо… Кентаврас опечаленно вздохнул и повесил нос:
Девы летят от меня резвокопытным кобылам подобно…
Запах им мой ноздри калечит, бесспорно… Нимфы бегут,
В воды ныряют нерейды, разве козу где поймаю, но редко…
Ныне стада пастухами и лютыми псами хранимы. Гоняют…
Куда уж тут ткнешься, однако…
– Мыться не пробовали? – Если все дело исключительно в запахе, то тут я понимал любую девушку.
– А что, помогает? – заинтересовался он. Боже, на что я трачу время… Мне-то какое до всего этого дело?!
– Финская баня, хороший шампунь, гель для душа и приличный мужской дезодорант! Не успеваете записывать, запоминайте так. Мне пора.
Не оставляй же меня, о певец благородный, имеющий в сердце
О друге случайном заботу! Мне лишь позволь поцелуем горячим
Выразить всю благодарность за теплый совет и участье…
Кентавр опять раскатал губки, пришлось его экстренно переключать на другой объект.
– Коза!
– Где?!
– Вон там, за поворотом, хвостиком мелькнула!
– Хорошенькая? – вытянул шею сторонник свободной любви. Я злорадно кивнул. Савраска рванул с места так, что только пыль взвилась…
Ну, вот и ладушки, а нам пора к Аиду. Анцифер и Фармазон высунули головенки у меня из-за пазухи и церемонно пожали друг другу ручки. Обычно это обозначало боевую ничью, а следовательно, мой поступок по отношению к доверчивому кентавру можно было отнести в разряд плохих, но хороших. Удобно-о… Я выпустил близнецов, и мы втроем направились в самую главную пещеру, благо периодически мелькающие тени достаточно точно подсказывали путь.
Вход был обыкновенным, потолок высоким, ничего такого ужасающе специфического на первых порах не обнаруживалось. Наверное, я все же подсознательно ждал чего-то вроде черепушек со скрещенными косточками или резиновых мертвецов голливудского разлива. Увы… Все чистенько, аккуратно, без паутины, интимный полумрак, подземельная прохлада, разве что красные дорожки не выстелены.
– Фармазон, а не напомните ли вы мне, что это, собственно, за место – Тартар? К сожалению, мои знания ограничиваются общеобразовательной школой и неглубоким изучением древнегреческой литературы в институте.
– Да нет проблем, – охотно кивнул черт. – За историческими анекдотами и дорогу скоротаем, и уровень твоей чахлой культуры хоть чуть-чуть повысим. Циля поправит, если я где увлекусь… Итак, все началось с одного мрачного типа по имени Хронос. Мужик был любвеобильным, детишек стругал каждую ночь, как папа Карло. Потом выяснил у одной шизанутой гадалки, что именно из-за детей он и потеряет власть. Ну, ясен пень, папашка не придумал ничего умнее, как жрать собственных младенцев сразу же по прибытии жены из роддома! Супруга, кстати, особо не протестовала, хныкала в своем будуаре, но чтоб мужа упрекнуть – так ни-ни! Однако же сорвалась эта дамочка… Дескать, что ж я тут рожаю без передыху, аки крольчиха озабоченная, а он тока жрет, гад?! Ну и сныкала последнего сынулю в пещерке, а Хроносу кирпичину в подгузнике подсунула. Ничего, заглотил – не поперхнулся… Так вот потом этот уцелевший младенчик на поверку оказался самим Зевсом Громовержцем! Что он сделал с родным папулей, когда вырос, я тебе говорить не буду… Уважение к богам, как таковым, теряется махом! Циля, руки прочь! Я ж не касался твоего христианства… Могу продолжать?
– Дальше продолжу я, – с истинно ангельским терпением овладел собой легковоспламеняющийся Анцифер. – Зевсу удалось победить Хроноса и даже выпустить из его утробы остальных языческих богов. В том числе и Аида, который впоследствии, на правах старшего брата, взял себе во владение самую большую вотчину – мир мертвых. "Райскую жизнь" здесь практически никто не получает. Богов много, каждый смертный уж кому-нибудь из них чем-то не угодил. Таким образом, некоторое наказание несут все. Владыке Тартара нельзя отказать в изобретательности, он, несомненно, философ и большой знаток человеческих слабостей. Мучения, которым он подвергает несчастных, разумеется, ими заслужены и вполне справедливы. В любом случае, посмотреть на это весьма поучительно…
– Ребята, а что, по-вашему, здесь могло понадобиться Банни?
Они не успели ответить, тоннель сделал поворот, представив нашему взору жуткую сцену: высокий костистый старик вздымал огромное каменное весло, готовясь опустить его на голову загнанной в угол волчицы!