- Я очень боюсь… Мне так стыдно - ты не представляешь даже, что это такое - это мерзопакостно!
- Мам!
- Ладно… Но ты меня заранее прости…
Она безвольно упала в кресло, осторожно начала разматывать платок. Вадим подошёл поближе. Ближе к коже ткань из белой стала коричневатой, липкой. Он почувствовал запах гноя. Сглотнул. Перед последним слоем она немного замешкалась, набираясь сил, и решительно сняла повязки, повернулась к нему.
Бугры, гной, мерзость.
Вадим ничего не смог с собой поделать - отшатнулся. Ужас первых секунд быстро отступил, но было поздно - мама поняла, отвернулась, хотела снова намотать платок, но он её остановил. Прекрасное мамино лицо - самое любимое с детства бесследно ушло. Теперь о нём не напоминало ничего. Воспалённая красная кожа - каждый миллиметр покрыт мелкими прыщами, огромные неровные шишки на бровях и скулах, крупные сочащиеся гнойники на щеках, подбородке, лбу. Левый глаз почти скрыт под опухолью. Нос увеличился, наверное, втрое, став бугристым, бордовым как у алкашей. На шее та же картина, но там ещё и кожа начала отслаиваться - топорщилась кусками. Шишки покрывали всю голову, волосы на них поредели - выпадали. Вадим не узнавал маму. Такое чувство, что кто-то взял её необычные зелёные глаза и переставил на физиономию монстра. Впрочем, глаза тоже изменились - веки покрывали сизые ячмени.
- Всё. С меня хватит! - не выдержала мама, отвернулась, бесшумно заплакала, наматывая платок.
- Мам…
- Ничего не говори, я всё видела, я всё знаю! И не говори, что тебе всё равно как я выгляжу! Я - чудовище, урод! Врачи молчат, но я знаю, что даже если это пройдёт, останутся шрамы…
Он хорошо знал её, поэтому не стал утешать. Обнял. Прижал покрепче. Заплакал, вместе с ней тихо повторяя:
- Ты поправишься, обязательно поправишься, я обещаю.
Выплакавшись, она тихо сказала:
- Я знаю, что поправлюсь… Когда ты уснул… Мы с папой завели котёночка - Машку. Такая лапочка. А вчера Машка погналась за мухой, выпрыгнула с балкона и разбилась. Я её похоронила за гаражами… Бабушка сказала, что кошка забрала с собой из дома смерть…
Вадим ужаснулся:
- Мам, о чём ты говоришь? Ну, какая смерть? Рано тебе думать о смерти!
- Ага.
- Придумают же: кошки, смерть…
Весь день они провели вместе. Болтали о разной ерунде, смотрели телевизор, разобрали старые фотоальбомы. Около семи вечера мама пошла на кухню, открыть вино и принести закуску. Раздался нездоровый кашель - свистящий, неоткашливающийся. Что-то с грохотом упало. Послышался звон разбившегося стекла. Стон. Вадим уже стоял на ногах. Вбежал на кухню - кровь: на полу, подтёк с отпечатком ладони на кафеле, на дверце холодильника.
- Мама?!!
Мама хрипела на полу, прижимая руки к горлу - задыхалась.
Он ахнул. Можно быть готовым ко всему, но увидев родного человека трепыхающегося в луже собственной крови, никто не сохранит самообладания. Особенно, если это мама. Ему почему-то подумалось, что маму обязательно нужно поднять на ноги или хотя бы усадить на стул, тогда ей полегчает - кошмар закончится. Мама оказалась слишком тяжёлой, руки скользили, тут же испачкавшись в крови. Откуда же столько крови? Вадим повторял: "Мама, мама… Что с тобой? Как помочь?" - она хрипела, зачем-то отталкивая его. Отчаявшись, он вспомнил про телефон.
Скорая ехала дольше, чем вечность.
Мама хрипло дышала на полу. Каждый вдох давался ей с трудом. Из горла вместе с хрипом вырывалась слюна, смешанная с гноем и кровью. Грязная субстанция сгустками капала с лицевой повязки на линолеум. Он принес из зала тёплое одеяло - укрыл её. Принёс тряпки, немного обтерев её руки. Судя по всему, она хотела ему что-то сказать, но сил хватало не больше чем на один страшный вдох. Глаза застилали слёзы, стекали по щекам, падая в мамину кровь. Он пытался их утирать - без толку, картинка перед глазами плыла, теряя чёткость. "Мама, пожалуйста, не оставляй меня… Мама, держись… Мама, прости… Мама… Мама? МАМА???" - она перестала дышать как раз, когда бригада скорой позвонила в дверь.
Врач не суетился. Не испугался её наростов на лице. Проверил пульс, что-то записал, сделал инъекцию. Два рослых медбрата погрузили её на носилки, вынесли из квартиры головой вперёд.
- Я хочу ехать с вами, - плакал Вадим, - это моя мама, пожалуйста!
- Не получится, приезжай сам - вот адрес неотложки, - сухо ответил врач, привыкший к чужим слезам.
- Вы ей поможете? Скажите… Нет! Пообещайте!
- Мы сделаем всё возможное, - ответила спина спешившего врача.
- Вы обязаны!!!
Крик эхом отозвался на пустой лестничной площадке.
Дверь закрылась.
У Вадима началась истерика. Он горько рыдал сидя на полу. Разум говорил ему: слезами не поможешь, но он ничего не мог с собой поделать.
Странные мысли приходят в минуты горя. Вот и ему вдруг подумалось, что когда через несколько часов мама вернётся, то сильно расстроится из-за беспорядка на кухне. Шмыгая носом, роняя капли из глаз, он взял ведро, принялся чистить пол, стены, собирать осколки.
Вода в ведре стала красной.
Целое ведро маминой крови.
Он снова разрыдался. Так не пойдёт. Подставил голову под струю ледяной воды - чуток отлегло. Напился холодной воды. Но когда вытирался, почувствовал от полотенца запах ландышей - её запах. Опять заплакал. Окончательно помогли успокоиться, выписанные ему лекарства - бета блокаторы. Он нашёл отцовские сигареты - папа курил, когда выпивал, то есть часто. Вышел на балкон. Затянулся. Чуть не упал (с непривычки сильно закружилась голова), но вместе с дымом пришло лёгкое успокоение. Быстро оделся, деловито упаковал сменные мамины вещи в пакет, собирался было выходить, но вспомнил, что без денег. В шкафу нашёл старинную шкатулку, доставшуюся маме в наследство от бабушки - родители всегда хранили деньги в одном и том же месте - взял несколько купюр.
Вадим добрался до неотложки около девяти. И почему скорая всегда увозит пациентов не в ближайшую больницу, а обязательно в соседний район? На город наступал вечер - это особенно чувствовалось в длинной тенистой аллее, по которой нужно было пройти от остановки. Дневной жар отступил, лёгкий ветерок теребил лёгкую рубашку. Мимо шли в обнимку парни и девушки: улыбались друг другу, целовались. Маленькие дети звонко смеялись, подрезая прохожих на самокатах. У всёх всё здорово! Вечер шептал отдыхающим: "Жизнь прекрасна!".
Он не вписывался в эту идиллию. У него случилось горе.
Украдкой смахнув слёзы, вошёл в приёмную. На скамейках ожидали своей очереди бомжи, пьяная тётка спала прямо на полу, судя по запаху - ей не хватило сил добраться до туалета. Молодой гопник зажимал повязку на кровоточащем плече. У приёмной стойки никого не оказалось. Вадим знал, что ждать внимания в больнице, тоже, что ждать у моря погоды. Смело прошёл за дверь с надписью "реанимация".
- Молодой человек, а вы куда? - окликнула его немолодая женщина, похожая на уборщицу.
- Мою маму сюда привезли, я хочу знать, что с ней.
- Так ждите в приёмной!
- Я ждал больше часа!
Видно его ложь сильно напоминала правду, так как женщина мгновенно поверила, пообещала разыскать лечащего врача Ирины Крымовой и скрылась в дебрях больничного муравейника.
Вадим ждал двадцать минут, дважды выходил курить, договорившись с гопником, чтобы, если что, его позвали.
Из реанимации вышла высокая женщина с красивыми белыми волосами, убранными в тугой пучок. Он сразу догадался, что это к нему.
- Вадим Крымов?
- Да, это я.
- Я лечила вашу маму при поступлении, - она сделала небольшую паузу.
И тут он всё понял. То о чём нельзя даже думать в отношении родителей, то, что он гнал от себя прочь последние часы, то, что невозможно представить - произошло.
Вадим попятился:
- Лечили? Она умерла…
- Ваша мама поступила к нам в крайне тяжёлом состоянии - сердце остановилось ещё в пути. Мы пытались сделать всё возможное, но…
- Она умерла…
Он не слышал врача, ничего не видел вокруг, обо всём забыл. Перед глазами стояла фотография мамы - её любимая, где ей всего двадцать пять, где она в Крыму с подружкой, ещё не знает, что Крым станет её фамилией, ещё не знает его отца и его. Фотография медленно таяла в пустоте. Мама умерла.
Перед лицом маячила салфетка.
- Что?
- Я говорю, у вас кровь пошла носом, - сказала встревоженная врач.
- Ах, это… Извините, у меня бывает, - взял салфетку, утёрся, повернулся к выходу.
- Постойте, куда вы? Необходимо подписать документы!
- Конечно, как скажете, я всё подпишу… всё подпишу… конечно… как скажете…
Вадим шёл по уже почти тёмной аллеи, продолжая повторять какие-то оправдания. Не замечая этого, сел на скамейку. Подбежала крупная мохнатая собака, обнюхала его ногу, убежала. Всё, что его окружало, осталось где-то далеко - в другой жизни, в другом времени.
Ему было плохо.
Слёзы помогают пережить беду, но и им некоторые беды не под силу - слёз не было. Мыслей не было. Мамы не было. Внутри тихонько ныла боль ещё неосознанной утраты. Как же так? Ведь мама - вечный человек! Она может заболеть, постареть, уехать на неделю, но она не может исчезнуть навсегда. Это невозможно. Смерть и мама - две несовместимые вещи. Он мог бы привести миллион причин, по которым мамы не умирают, но логика рушилась, разлетаясь в пыль перед стотонной безапелляционной действительностью.
- Вот ты где! Еле нашёл. Держи пивасег - тебе нужнее…
Перед Вадимом стоял раненный бритый гопник из неотложки, протягивал тёмную бутылку "Девятки":
- Спасибо, - Вадим взял бутылку, отпил.
Гопник сел рядом:
- Друган, я слышал врачиху. Блин, хреново тебе…