7
У благородных хищных птиц есть правило: никогда не охотиться на дичь рядом со своим гнездом. У "благородных донов" с "Цирцеи" было сходное правило: не заниматься "промыслом" в тех портах, куда они заходят отдохнуть и пополнить запасы провизии. Например, в Альяссо.
Единственный раз они нарушили это правило - слишком уж велик был искус! Единственный!.. - и он оказался роковым для всего экипажа.
Началось, как водится, с женщины. Подвернулась одна: подошла тихонько, уточнила, когда отплывают. Угорь еще схохмил насчет того, чтоб и не надеялась, на борт не возьмут, женщина на корабле - всегда к несчастью. Она снова спросила, верно ли, что завтра поутру отплывают. Ну да, отвечали ей, да, а тебе-то какая с того печаль?
"Продать хочу кое-что".
И показала перстень.
Шкипер повертел его в руках и вернул: дешевка, к тому же наверняка ворованная.
Она принялась упрашивать, ее отталкивали, смеялись, не желали слушать. Знали, что никуда не денется. Потому к ним и пришла: здесь, в Альяссо, никому продать этот свой перстень не сможет.
Она, как и следовало ожидать, не отставала. Сбили цену втрое против той (признаться, мизерной), которую она просила вначале.
"А еще такие же возьмете?"
"Сколько?"
Она запнулась, словно решала что-то для себя, что-то важное. Потом твердо вымолвила: "Семь".
"Ну, приходи вечером… знаешь ведь куда. Сейчас у тебя покупать ничего не будем, а вдруг ты подосланная. Сперва продашь, потом донесешь", - и внаглую перемигивались у нее за спиной. Знали, что придет - поартачится, поотнекивается и сделает все, как велят.
А перстни знатные были, это они сразу поняли, потому и решили нарушить незыблемое правило: никаких дел в "домашних" портах. С другой стороны, ведь и риску-то чуть: явится девица ночью, никто ни о чем и знать не будет. Кстати, шкипер велел проследить, и Угорь проследил: работает она служанкой, мужа нет, и не похоже, чтоб была подослана местными властями. Все чисто.
А перстеньки - знатные!
Она и впрямь пришла, только припозднилась немного. Кэп выслал двоих, чтоб на шлюпку посадили и доставили на борт - те уже собирались возвращаться, когда наконец явилась. Выругали, помогли усесться, погребли помаленьку. К тому времени, конечно, все знали, чем закончится, даже если вслух еще не произносили этого. Принцип простой: меньше свидетелей - меньше риска. Народ - он мудрый, не зря пословицу придумал насчет "концов в воду".
Сделали все по пословице. Хотя не обошлось без накладок.
Сперва-то думали заковать в кандалы, кляп в рот, в мешок какой-нибудь сунуть, пока из гавани не выйдут, - ну а потом, по заведенному порядку, сдать знакомым работорговцам. За такую красотку, хоть худовата да бледна с лица, много б выручили.
Не получилось. Когда она поняла, к чему все идет, словно обезумела! Сама в воду бросилась, никто помешать не успел. Конечно, жалко. Могли такие деньги получить, да, видно, судьбой ей назначено утонуть. Ночью, в одежде, в холодной воде - нет, там бы и бывалый моряк вряд ли доплыл, что уж о такой говорить…
Угорь всех успокоил, шкипер поддержал: нечего суетиться, никто ни о чем не узнает. А завтра мы уже будем далеко.
Утром его предсказания не оправдались: "Цирцея" села на мель, для ремонта нужна была звонкая монета, сбережений не хватало, и в конце концов решили один перстень продать.
Ну а чем закончилось - об этом теперь каждому известно.
8
- Сквозь сон, сквозь тугие напластования кошмара, человек, я услышал ее предсмертный крик отчаяния. И было что-то еще… я не вполне понял, что именно, - клабаутерманн прерывается, но не отпивает из кружки, а просто молчит, уставясь в пространство перед собой. Забывшись, он "плывет": черты его лица и форма тела вновь больше напоминают звериные, нежели человеческие.
Обэрто не торопит его, он безропотно ждет продолжения. А сам мысленно выстраивает в единую цепочку все, что видел, слышал, узнал.
Концы не сходятся с концами.
Он еще не уверен, что знает, почему в город пожаловали ресурдженты. Он и не подозревает, где находятся два недостающих перстня. Но больше, чем вопросы о том, что уже случилось, Обэрто волнует то, что должно случиться.
- Что-то странное произошло той ночью, - вдруг сообщает Гермар. - Да, вот самое правильное слово: "странное".
- Ты про самоубийство той женщины?
- Если бы я знал, я бы так и сказал, - ворчит клабаутерманн. - А я не знаю. Но поверь, одного самоубийства было бы мало, чтобы пробудить меня от того кошмара. - Он зябко поводит плечами и еле слышно шипит, как будто заново все переживает. - Словом, я проснулся, обнаружил то, что обнаружил, и решил как следует их проучить! Утром я направил "Цирцею" прямо на скалы… дальше ты знаешь.
- Ясно, - кивает Обэрто. - Ну что же, ты выполнил свою часть сделки, благодарю, Гермар. Черед за мной. Насколько я понимаю, ты больше не в силах плавать на "Цирцее" - и следовательно, необходимо переселить тебя на какой-нибудь другой корабль…
Клабаутерманн только успевает кивнуть - и тотчас вскакивает, перевернув кружку и расплескав остатки вина. Он моментально принимает животный облик и, упав на четвереньки, одним прыжком взлетает по мачте вверх, откуда и кричит, тихо, но угрожающе:
- Зачем пришел?!
- Я к мессеру, - задиристо пищит снизу знакомый голосок. Зажигается погашенный фонарь, и в его свете становится видна худенькая фигурка Малимора. - Мессер, - зовет он и машет ручками, - мессер, я к вам, с посланием!
- Говори.
- Мне барабао рассказал про то, что происходит. Я решил приглядеть за наследным… то есть за бастардом… за Фантином, словом. А он, мессер, в самое пекло сунулся! К ресурджентам! Они его пытать собрались… вот-вот начнут, мессер!
- Где?
- Да здесь, рядом, в рыбацком поселке. Если б я знал… Мессер, недоброе затевается, вот что я вам скажу!
- Ты мне лучше вот что скажи, - Обэрто уже кое-как сбежал по трапу вниз и теперь присел на корточки, чтобы лучше видеть лицо своего маленького собеседника, - ты ведь тогда все девять перстней отнес новорожденным детям Грациадио, так?
- Н-ну…
- Потом, когда пропажу обнаружили, сказал синьору Бенедетто, что перстней там уже нет, верно?
Малимор сокрушенно кивает.
- Но на самом…
- Ресурдженты, мессер! - в отчаянии напоминает серван. - Пытать собираются!..
- А, проклятье! - Обэрто поворачивается к "Цирцее" - клабаутерманн сейчас стоит у фальшборта и с интересом прислушивается к их диалогу. - Гермар, я вернусь и выполню все, что обещал. Веришь мне?
- Верю. Тебе, человек, верю, а вот этому… - клабаутерманн хохочет неожиданно густым басом. - Гляди-ка, да он же спер у тебя перстень, этот!..
- Я для блага, чтоб по справедливости! - доносится уже из-за запертых дверей. - Я чтоб наследнику помочь! А вы поторопитесь, мессер! Помните: рыбачий поселок…
- Значит, "чтоб по справедливости"? - переспрашивает Обэрто, с легкой полуулыбкой на устах он проверяет карманы: да, действительно спер. Причем единственный настоящий. - Значит, "наследнику помочь"? Да, - говорит Обэрто самому себе, - тогда все сходится.
Он берет упавшую на пол трость и выходит из дока - спасать непутевого помощника. Даже отсюда видно, как пылают рыбацкие хижины, но магус, конечно же, успеет.
На этот раз успеет.
Глава девятая
ГЛАВНОЕ - ВОВРЕМЯ ИЗВИНИТЬСЯ!
Пусть же будет каждый готов
Из вас, братья мои и сыны,
так вести себя, чтобы ваши слова и деянья
Отвечали всегда благородству вашего званья.
Бонаккорсо Питти. "Хроника"
1
Думал ли когда-нибудь Фантин, что будет чинно сидеть в библиотеке у самого подесты и завороженно внимать речам сильных мира сего?! Не думал, конечно. А ведь сидит и внимает (хотя насчет "завороженно" - это еще под вопросом!).
Место памятное: именно здесь подстрелили магуса во время "воссоздания ситуации", а попросту говоря - при попытке ограбить виллу Циникулли. Теперь ничего не напоминает о той ночи: разбитые стекла заменены новыми, а след от арбалетного болта на тканых фламрских коврах наскоро прикрыли чьей-то картиною.
На картине изображен Фантин.
То есть не Фантин, конечно, а кто-то, очень на него похожий! Но если не присматриваться, если на первый взгляд - ну вылитый Лезвие Монеты, будто вчера с него рисовали. Очень непривычно это Фантину. И неприятно. Словно с тебя, живого и помирать покуда не собирающегося, мастер погребальных дел мерку снял.
Фантин на портрет старается не смотреть. Нарочно куда угодно глядит, только б не на него (не на себя то есть!). Но посадили его аккурат перед картиной, спиной к окнам, и послеполуденное солнце злорадно освещает портрет своими лучами, а двойник Фантинов не сводит пристального взгляда с Лезвия Монеты.
Все, с тоскою думает Фантин. Пропало дело, хоть в плотники или грузчики иди: в городе ведь каждый стражник теперь этот портрет видал. "Вилланом" теперь не поработаешь: узнают, еще когда будешь прогуливаться вокруг дома намеченной жертвы, обстановочку изучать. Вот что значит проснуться знаменитым!.. (Век бы этого не знал!)
А за все - мессеру законнику спасибо огромадное. Вон, сидит под портретом, на лице своем магусовом спокойствие и уверенность изображает. Прикидывается, конечно. Распорядителя синьора Леандро обманет, ресурджентов, что вот-вот должны прийти, - тоже, может, проведет. Призрака синьора Бенедетто с толку собьет своей невозмутимостью, еще кого-нибудь.
Только не Лезвие Монеты. Он-то помнит вчерашний вечер… слишком хорошо помнит.