2
Сперва в дверь постучался молодчик неопределенного вида, смахивающий на вольного художника, причем проевшего последние багатино и теперь подрабатывающего мальчиком на посылках. Было что-то такое у него во взгляде, одновременно искательное и гневное, будто и жрать охота, и гордость все еще костью поперек горла встает. Вошедший в два взгляда (быстрый на Фантина, более внимательный на магуса) определил, кто здесь кто, и, перегнувшись в неуклюжем поклоне - казалось, слышно было, как скрежещет негибкая гордость, - провозгласил наконец: "Дон Карло Карлеоне". Затем сдвинулся вбок (в комнату он так и не вошел, стоял на пороге; впрочем, никто его и не приглашал) - ну вот, отступил вбок, а рядом с ним прямо из стены вдруг проступил низкорослый призрак, одетый очень даже по-современному.
На светло-голубой жюстокор гостя была накинута пунцовая мантия, опушенная горностаем и застегнутая на правом плече тремя аграфами в виде улыбающихся звезд. Парчовым башмакам, пожалуй, позавидовал бы иной герцог (если бы не знал, что они нематерьяльны), а уж белые перчатки, украшенные золотым шитьем и жемчугом, повергли бы в трепет любого модника! В общем, вошедший выгодно отличался от синьора Аральдо или синьора Бенедетто с их вычурными, но безнадежно устаревшими одеждами.
Итак, призрак проник в комнату, отвесил чинный поклон мессеру Обэрто и чуть менее изысканный - Фантину, после чего сел в кресло у окна и попросил прощения за столь неожиданный визит. "Впрошем, проиштекающий иж необходимошти шрежвышайной, инаше бы я не пошмел вот так жапрошто потревожить ваш".
Прежде чем продолжить, совершим с тобой, читатель, небольшое путешествие во времени и пространстве, дабы рассказать о том, чего Фантин не знал, а потому не мог и вспомнить. Незадолго до того, как молодчик с внешностью "вольный и голодный художник" постучал в дверь комнаты мессера Обэрто, в "Стоптанный сапог" вошла презанятнейшая компания из трех человек. Двое несли небольшую и неказистую урну; в дверях они чуток задержались, поскольку оба были высоки да широкоплечи, и вот, один неловко наклонил урну, которая тотчас отозвалась мягким шелестом, будто там пересыпалась земля, даже что-то клацнуло внутри, - но и только. Оказавшись в общем зале, широкоплечие уселись за отдельный столик, заказали кувшин вина и, поставив урну на лавку между собой, сидели двумя истуканами, к питью почти не прикасались, зато внимательнейшим образом наблюдали за окружающими, каковые, заметив широкоплечих, старались к их столу не подходить, глупых вопросов вроде: "А чего это у вас в горшке?" - не задавать и вообще в пределах видимости не появляться.
Третьим в компании был как раз упомянутый выше молодчик, который тотчас отправился на поклон к магусу. Он работал на редкой и почетной должности Vox larvae, то бишь "Голоса мертвых". Нынешняя его миссия в том и заключалась, чтобы отрекомендовать призрак дона Карло Карлеоне, "крестного отца" города Альяссо и вообще всего западного побережья. Широкоплечие же были костехранителями дона.
Здесь следует кое-что пояснить. Как уже говорилось, призраки ограничены в передвижениях: они способны удаляться от места захоронения лишь на определенное расстояние. Дона Карло, в свое время возвращенного (тайно от церкви, разумеется!) к призрачному бытию в сем греховном мире, такой расклад не устраивал. Вот он и придумал трюк с урной, где хранились его кости и которую при необходимости приносили в нужное место могучие, не лишенные интеллекта Арнольдо и Сильвестро. Кстати, это помогало Папе Карло не только в решении "семейных" проблем, но и во время очередных магических облав; находись его бренные остатки постоянно в одном каком-нибудь месте, ресурдженты давно бы обнаружили это и возвратили Папу туда, откуда вызвал крестного отца их преступный коллега по ремеслу.
Обо всем этом Фантин, разумеется, не знал, но вот о самом Папе Карло был наслышан, как и любой, кто занимался в Альяссо противозаконным промыслом. Сам он, правда, лично с доном Карлеоне не сталкивался, но исправно платил положенную долю его представителям - а те уж заботились, чтобы лишний раз "виллана" никто не беспокоил и чтобы вольные добытчики не промышляли на его территории. Конечно, против законников, особенно законников-магусов, когда тех вызывал кто-нибудь из пострадавших, Папа Карло выступать в открытую не рисковал; однако же западное побережье - велико, а законников мало, так что опасность они представляли скорее умозрительную. Более опасными всегда были местные стражи порядка - а вот с ними-то Папа Карло договариваться умел, как никто другой. Выучился за долгие годы.
Начинал он свой творческий путь весьма оригинально. Отец Папы Карло, старый армейский барабанщик, однажды всерьез пересмотрел систему жизненных ценностей и дезертировал, прихвативши с собою тамбурин, благодаря которому потом стал зарабатывать на пропитание, свое и семьи. Увы, занятье, имевшее немалый спрос на войне, оказалось почти невостребованным в мирной жизни. Своему отпрыску музыкант-дезертир смог завещать лишь изрядно потрепанный временем тамбурин да каморку, меблированную кроватью и сундуком без крышки. Какое-то время юный Карло пытался зарабатывать на жизнь ремеслом отца, но, при всем уважении к папаше, быстро смекнул, что тот посвятил себя не самому доходному промыслу в округе. Наскребывая в день этак корочки на три хлеба, да если подфартит - на луковицу, Карло лелеял честолюбивые планы покорения мира вообще и отдельно взятого городка в частности. Правда, без каких-либо знакомств, связей и проч. светило ему одно: до конца дней своих бродить по улицам, извлекая из тамбурина что-нибудь фальшиво-бодрое, - и так бы оно и было, если бы не случай.
Его пригласил поработать зазывалой некий странствующий артист, хозяин театра марионеток. "Только одно представление! Торопитесь, торопитесь!" - знай кричи да наяривай мелодию позадорней… или чтобы хоть на похоронную не совсем была похожа. Много ума не надо - а на похлебку, глядишь, и заработал.
Как большинство подобных артистов, этот возил свои подмостки с собой - в большой крытой повозке (она же служила ему домом). Когда начался спектакль, хозяин посадил Карло в дальний закуток, налил в миску горячее варево, даже хлеба дал. Казалось бы - чего же боле? Нет, любопытствующий Карло, пока артист показывал представление, сунул свой длинный нос в ящик стола и обнаружил там некий ключик. Пошарил по углам, нашел неказистую на вид шкатулку, да и отпер: ключ подошел к замочной скважине идеально.
Едва крышка поднялась, из шкатулки прямо в лицо любопытствующему юнцу что только не полетело: и клочья старого тряпья, и пуговицы, и картонные колпачки в бело-красную полоску, и горсть семян, и острый, словно игла, зуб, и даже (хотя Фантин считал, что в этом-то месте легенда слегка привирает) - тяжеленная цепь с кандалами! Как столько всего поместилось в маленькой шкатулке, Карло не знал; он успел лишь удивиться - а со сцены уже донеслись первые крики ужаса. Марионетки, которыми якобы управлял хозяин театра, вдруг перестали ему подчиняться, они обрывали нитки и бросались на кукловода. Зрители в панике бежали, избиваемый хозяин катался по помосту и вопил от боли и ярости, а из недр повозки на подмогу собратьям спешили те марионетки, что не были задействованы в представлении.
Позже выяснилось: хозяин театра колдовством и обманом пленял разных пуэрулли и заставлял их, воплотившись в кукол или прикидываясь ими, выступать в спектаклях. А в заветной шкатулке колдун держал заговоренные вещи, с помощью которых обретал власть над своими "актерами". Карло, открыв шкатулку, освободил "мелкий народец", - и тот не преминул воздать мучителю должное.
Однако, вопреки распространенным представлениям о проказливости и неблагодарности пуэрулли, они же воздали должное и своему освободителю. Уже в каталажке, куда Карло упекли "до выяснения обстоятельств", юношу навестил некий длинноносый малыш - проник сквозь тюремную решетку, нагло примостился на подоконнике и писклявым голоском заявил: "Не волнуйся, все уладится - и прескоро!"
Действительно, спустя полчаса Карло отпустили, принеся извинения и - что намного важней! - передав в его полное и безраздельное владение "кукольную" повозку. Как "оказавшему властям посильную помощь в поимке преступного колдуна" и т. п.
Правда, колдунову лошадь стражи порядка присвоили; Карло кое-как откатил свое новое движимое имущество к родной каморке, да и улегся спать, дескать, утро вечера мудренее.
Утром его разбудил длинноносый пуэрулло: "Вставай - и поторопись!"
Спросонья Карло швырнул в малыша башмаком, но длинноносый не обиделся. "Дурачина! Неужели ты не хочешь заработать немного денег и начать жить по-новому?"
"Разве что продать тебя игрушечных дел мастеру!" - проворчал Карло.
По правде сказать, других способов разбогатеть он не видел: стражи порядка не только умыкнули лошадь, но и порядочно обчистили повозку. А без кукол и декораций - кому он нужен? Разве на дрова кто купит…
"Дурачина! - повторил длинноносый. - Этак ты будешь до самой смерти дубасить по тамбурину за щепоть хлебных крошек!"
И заставил Карло пойти к повозке и внимательно осмотреть там все уголки. Увы, за ночь в них не прибавилось ничего, кроме пыли; только в шкафу, под вешалкой валялся старый букварь с картинками, видимо, забытый или попросту не замеченный стражниками. Вряд ли (думал Карло) за него можно выручить сколько-нибудь приличную сумму.
В этом он не ошибся. Но полученные за букварь монеты (в количестве их разные варианты легенды расходились) стали первым шагом на пути Папы Карло к невероятному богатству и негромкой, но прочной славе.