- Звучит зловеще. Итак, если я правильно понимаю, обо мне знает не так много людей.
- Я решил, что вы сможете заняться поиском перстней с большим успехом, если все по-прежнему будут уверены: магус, выписанный из Роммы, туда же и уехал.
- Не спрашиваю, как вам удалось убедить своего потомка…
- Леандро? - фыркает синьор Бенедетто. - А вы полагаете, в теперешнем положении у него есть выбор? И потом, признаюсь вам, когда становишься нематерьяльным, поневоле совершенствуешь мастерство риторики: порой только словами и удается воздействовать на вас, живущих. Логика, сила убеждения, проникновение в тайны человеческого характера… Ну, вы понимаете.
- Отдаю должное вашему таланту, - совершенно серьезно говорит Обэрто. - Но если вы предприняли первый шаг, должно быть, продумали и последующие. Оставаться на вилле мне нельзя…
- Все так. Однако, мессер, вы сейчас не в том состоянии, чтобы уйти отсюда на своих двоих. И вам требуется лечение, хотя бы осмотр человеком, знающим толк во врачевании. Здесь, признаться, я затрудняюсь что-либо советовать: вы же понимаете, мы, призраки, привязаны к месту нашего захоронения. Так что я плохо ориентируюсь в современном Альяссо.
- Думаю, в этом нам поможет мой юный друг. Где он, кстати?
Синьор Бенедетто покашливает в кулак и, насупившись, роняет взгляд на столик рядом с кроватью. Кроме кружки и песочных часов, на нем лежат разновсякие мелкие вещи, которые были у Обэрто с собой.
В том числе - альбомчик, где магус имеет обыкновение делать дорожные зарисовки. Альбомчик открыт на одном из последних разворотов, там - портрет молодого человека, причем это явно набросок с картины: видны даже контуры рамки и часть стены, на которой эта картина висела. Стены с ковром. А на ковре вышивка: блестят скрещенные шпаги и стоят, подобно геральдическим львам, поднявшись на задние лапы, кролики.
- У вас очень меткий глаз и точная рука, - как бы между прочим роняет синьор Бенедетто. - Были, поскольку теперь, после ранения… кто может что-либо утверждать наверняка? В наши-то неспокойные дни?
Обэрто не до смеха, но он хохочет:
- Уж не угрожаете ли вы, любезный Циникулли?
- Как вам такое могло прийти в голову, мессер?! Я всего лишь хочу сказать, что существуют возможности… разные возможности, если вы понимаете, о чем я. Кстати, не раскроете ли секрет: как вы намерены поступить с этой историей о пропаже перстней?
- Еще не решил. Может, присоветуете что-нибудь? Как человек, умудренный опытом?
Синьор Бенедетто кивает и усаживается рядом с кроватью, в накрытое пушистым ковром кресло (разумеется, ни одна ворсинка ковра под ним не прогибается). В глазах призрака - решительность и кое-что еще, очень магусу не понравившееся.
- Малимор, оставь нас. - И только когда малыш покидает комнату, синьор Бенедетто начинает "советовать". - Грубо говоря, мессер, у вас есть два выхода. Вы можете вернуться в Ромму и составить отчет о случившемся, после чего, полагаю, дело будет закрыто. Фактически, мой непутевый потомок совершил только одно преступление: оказал давление на Совет Знатных, чтобы те распорядились об усиленном патрулировании улиц. Не бог весть что, согласитесь; к тому же это совсем не по вашему ведомству. А пропажа фамильных перстней - дело сугубо личное, касающееся только нашей семьи, официально мы заявление о нем отозвали, состава преступления нет, нет свидетелей, нет вообще ничего незаконного. По сути, вы уже не имеете права заниматься этим делом.
- Пожалуй, мне и впрямь стоило бы забыть о нем.
Обэрто употребил оборот "стоило бы" не случайно. Даже лежа в кровати, подстреленный и спеленутый, якобы с благородной целью "скорейшего излечения", он остается магусом. "Логика, сила убеждения, проникновение в тайны человеческого характера?" Хорошо, поиграем по этим правилам.
Магус пытается незаметно проверить, насколько плотно связаны руки - увы, пеленали на совесть, применить магию Обэрто не сможет.
- На вашем месте я бы не спешил с выводами, - продолжает синьор Бенедетто. - Помните? - есть два выхода.
- И второй?..
- Второй заключается в следующем. С помощью друзей вы тайно покинете виллу, поправите здоровье и продолжите поиски перстней. Я обещаю, что любой из здешних обитателей, кого вы только пожелаете допросить, не станет запираться и расскажет все, что знает. Когда же вы найдете драгоценности… - синьор Бенедетто выдерживает театральную паузу, подкрепив ее обезоруживающей, до приторности "искренней" улыбкой. - Тогда, полагаю, мы позаботимся о том, чтобы справедливость была восстановлена. Я ведь знаю, мессер, как это для вас важно: чтобы виновные получили по заслугам, а пострадавшие - хоть какое-то compensatio.
- И все-таки я склоняюсь к первому пути: он более соответствует тому, чего требуют от меня закон и долг.
- Но он и более опасен, - вкрадчиво говорит синьор Бенедетто. - На этом пути, мессер, вас может поджидать что угодно: дорожные разбойники, отравленное вино, даже, позволю себе предположить, смерть от раны, нанесенной незадачливым - но честно выполнявшим свой долг и действовавшим по закону! - стражником. Да-да, представляете, какой нелепой случайностью стала бы ваша смерть прямо здесь, на вилле Циникулли!
- А вы игрок, синьор Бенедетто.
- Это комплимент или оскорбление? Впрочем, мессер, я действительно игрок - был им еще в молодости, когда начинал купцом (и, по совместительству, тайным агентом Альяссо). Игра, знаете, чрезвычайно развивает выдержку и весьма наглядно показывает, сколь быстротечна и непостоянна наша жизнь. Удача в ней - случайно сданные козырные карты. Еще ночью я полагал, что они у вас на руках, все до единой. А расторопный стражник перемешал колоду - и вот мы поменялись ролями.
- Все-таки не до конца. Кое-какие козыри оставались у меня, не так ли?
- Ну конечно, конечно. Иначе - разве мы бы сейчас разговаривали с вами? Только если кто-нибудь озаботился бы вызвать вас сюда в качестве призрака.
- Перстни, да? Вы хотите их вернуть.
Бенедетто Циникулли склоняется над кроватью так, что нематерьяльное лицо его нависает над магусом; глаза блестят зло и яростно:
- А вы бы, мессер, не хотели? Не знаю, поймете ли вы, безродный, те чувства, которые испытал я, основатель знатнейшей фамилии, когда узнал, что наша семейная реликвия передана - "согласно традиции" - ха! - в руки невесть кого! Я не намерен с этим мириться. Пока жив… точнее, пока существую (и - следовательно - мыслю), я сделаю все возможное, чтобы вернуть перстни. Не отступая от традиции. Да, если угодно, я готов… на многое, мессер. Но позора надлежит избежать любой ценой. Если в дело вмешаетесь вы, возможно, обойдется без ненужных жертв. В противном случае… - синьор Бенедетто качает головой. - Это скверно, однако традиция есть традиция.
- Вы даже готовы будете убить бастарда, - констатирует магус.
- Поймите, мессер, традиция передавать перстни самым младшим отпрыскам рода Циникулли по мужской линии возникла не ради того, чтобы плодить бастардов. За несколько десятков лет - с той поры, как я почил, и до времени моего воскрешения - за эти годы не слишком разборчивые потомки фамилии переиначили традицию по-своему и стали раздавать перстни направо и налево, едва только ухитрялись наплодить достаточное количество ублюдков. Вернувшись в мир, я озаботился вернуть перстни семье - и на это ушло без малого тридцать лет! Да, я был ограничен в передвижениях и действовал с помощью других людей… и не только людей, как вы, наверное, убедились. Теперь же все мои старания обратились в ничто: традиция, которая должна была обуздывать плотскую невоздержанность и неразборчивость моих потомков, ни к чему не привела!
- Так часто случается, - дипломатично сообщает Обэрто.
- Оставим пустые философствования! В этом деле существует лишь две возможности. Перстни попадут сюда, если бастард умрет либо если все претензии на принадлежность его к роду Циникулли будут сняты.
- Либо они не вернутся на виллу. Третья возможность, вы о ней подумали?
- Рано или поздно, так или иначе - но вернутся. Это лишь вопрос времени, поверьте, я знаю, о чем говорю.
- А я вам потребовался, чтобы сберечь время?
- Мессер, прошу вас, не смотрите на мое предложение столь предвзято! Разве вы не заинтересованы в том, чтобы законность была соблюдена? Между прочим, бастард по закону не является наследником - нигде, ни у нас, ни во Фьорэнце, ни в Венесие, ни у франков - нигде!
- И поэтому вы предлагаете мне найти и покарать.
- Не покарать! Всего лишь развязать узел, завязанный неудачным стечением обстоятельств. Причем развязать мирно, с очевидной выгодой для всех заинтересованных сторон.
- Но вы забываете, что хотите поручить поиск перстней и восстановление справедливости такому же ублюдку и бастарду.
- Вы, мессер, другое дело, - ничуть не смущаясь, заявляет синьор Бенедетто. - Так что скажете?
- А не боитесь, достопочтенный Циникулли, что я обману вас? Вы меня отпустите, а я не выполю обещания?
- Клятвы, мессер, будет достаточно. - И он косится на песочные часы. - Решайте, мессер!
- Что уж тут решать… - в голове у Обэрто словно все перемешалось. Во время разговора несколько раз ему казалось, что он слабеет, голос призрака звучал все тише - и вот сейчас это повторяется. Теперь даже если бы магусу развязали руки, он вряд ли что-нибудь сумел бы сделать.
Обэрто хочет произнести "клянусь", но язык вдруг обретает тяжесть свинцового слитка и давит на зубы так, что пошевельнуть им невообразимо сложно, а кивнуть головой, просто кивнуть - тем более: в затылке и у висков словно прорезались вулканчики боли. Невыносимо думать, каждая мысль причиняет страдания, что уж говорить о движениях тела!