И тут-то явились эти самые "другие", точнее - другой. Вплыл прямо через стену - дородный синьор в одеянии, которое, как и у синьора Аральдо Аригуччи, было в моде лет двести назад. А то и больше; когда там основан род Циникулли? Вот оттуда и следовало считать, поскольку явившийся был призраком fundator'а этого самого рода.
Оглядел он, значит, библиотеку, оправил широкополые свои рукавищи и пошел басить: "Я так и знал!" - и проч., и проч., о чем сказано выше.
Благородно негодовал.
Долго так негодовал, Фантин уже утомился в полусогнутом своем состоянии корчиться: пол-то холодный, между прочим! Думал наплевать на все и дать деру, а магус пусть сам выслушивает, к нему же в основном обращаются.
Нет, смотри ты, умолк наконец гневливый синьор Как-Кстати-Его-Зовут, а мессер Обэрто, наоборот, решил заговорить.
- Все? - спрашивает. - Вы закончили, синьор Бенедетто?
Призрак очами повращал, брови густые сдвинул, но молчит, кивает только сурово, мол, я-то закончил, а вот что ты скажешь, сякой-такой-разэтакий?!
- Зря вы шумите. Не в ваших это интересах. Вы ведь прекрасно понимаете - и что я - настоящий законник, и что licentia у меня имеется, и полномочия, и что ваш потомок к уже совершенным беззакониям успел с перепугу добавить новые. И вам поэтому не так себя вести следует. Вы ждали меня - я пришел. Нападение в данном случае вряд ли станет для вас лучшим способом защиты. Я бы предложил другое: расскажите мне, что произошло на вилле той ночью, когда пропали перстни.
- А с чего вы взяли, что я знаю?
- Не смешно, - говорит мессер Обэрто. И судя по тону, ему в самом деле не смешно, а смертельно скучно препираться с призраком. - Это синьор Леандро мог не знать. Синьор Грациадио. Охрана на первом этаже, прислуга, кто угодно из живых. Но не вы. Итак?
Синьор Бенедетто хмуро покосился на Лезвие Монеты, который по-прежнему сидит возле шкафа.
- Пусть выпустит малыша, - цедит сквозь зубы. - И, кстати, мессер, вы доверяете своему… компаньону?
- Это уже мои заботы. - Магус поворачивается к Фантину: - Открой дверцу. - И снова к призраку: - А своему "малышу" вы доверяете?
Синьор Бенедетто становится в величественную позу "меня оскорбили, но я выше этого!" и заявляет:
- Теперь и для вас это не имеет значения. К тому же именно Малимор в некотором роде является свидетелем случившегося.
Серван, взъерошенный, но не утративший прежней прыти, как раз выглядывает из шкафа.
- Синьор Бенедетто?
- Давай, малыш, расскажи мессеру, что сталось с перстнями.
- Я же просил вас! - обижается Малимор. - Сотню раз просил не называть меня малышом!
Фантин неизвестно почему проникается симпатией к сервану. А тот продолжает дуться:
- И что мне рассказывать? Вы сами все знаете лучше моего, - он бросает шкодливый взгляд на синьора Бенедетто. - Молодой Грациадио ничем не отличается от своего папочки, это у них, хе-хе, наследственное! Ну, я гостил у приятелей в Нижнем, они мне кое-что рассказали. Я решил, чтоб по справедливости. Как лучше хотел! А вы потом набросились: "Что натворил! Честь семейства!", то, се. Можно подумать, я их украл! Можно подумать, я натворил, а не потомок ваш драгоценный! Можно подумать…
- Думать раньше надо было! - громыхает синьор Бенедетто. - Тоже мне, доброхот нашелся! Никому от твоей доброты лучше не стало, а вот хуже - многим!
- Господа, - вмешивается магус. - Давайте по порядку. То, что перстни не украдены, я знал с самого начала: их просто не могли украсть, если на вилле был призрак, - мессер Обэрто отвешивает поклон в сторону синьора Бенедетто. - То есть мизерный шанс того, что отыскался сверхталантливый и невероятно везучий вор… такой шанс существовал, однако лучший из "вилланов" на этом побережье, как выяснилось, только планировал наведаться сюда. Кстати, господа, познакомьтесь с Фантином.
- Оч` приятно, - кивает Лезвие Монеты. Он сидит на полу, так и не сняв маски, и с нескрываемым интересом слушает магуса. Вот ведь хитрюга, с самого начала знал, что здесь случилось, а дурил голову какими-то "воссозданиями ситуации"!
- Итак, - продолжает мессер Обэрто, пересекая комнату и жестом указывая на шкаф с пустым ящиком, - мы выяснили, что теоретически талантливый "виллан" мог забраться в библиотеку и унести перстни. Но он бы наверняка привлек внимание если не стражников, то ваше, синьор Бенедетто. И если перстни покинули дом, не вызвав переполоха, сделано это было кем-то из здешних обитателей: либо хозяевами, либо пуэрулли. В первом случае хозяева не стали бы вызывать магуса. Значит, перстни унесли серваны, или массариоли, или другие "мелкие". Опять же причин такого поступка могло быть несколько, например, обычное для серванов шкодничество: из вредности припрятали, чтобы позлить. Но когда прошло столько времени и перстни не были найдены, а синьор Леандро осмелился нарушить законы и использовал в личных целях городскую стражу, я понял, что дело не в проказливости "мелкого народца". Теперь я не сомневался, куда и зачем отправились перстни, я только не смог выяснить, кто именно сейчас ими владеет.
- Представьте, мы тоже! - бормочет себе под призрачный нос основатель рода Циникулли. - Более того, мы хотели бы, если это возможно, нанять вас для выяснения данного обстоятельства. Леандро наделал дел, что да, то да, но теперь я вразумил его, и он не будет против принять от вас помощь. К тому же все раскрылось…
- Погодите. Прежде чем мы продолжим, ответьте вот на какой…
В это время со двора раздается приглушенное: "Точно! Стреляй!" Далее - клацанье воротковых механизмов и одновременный выстрел двух арбалетов. Мессер Обэрто слишком поздно понимает, что сам же и сделал себя мишенью, когда от дверей вышел на середину комнаты; а крик сервана, видимо, услышал-таки кто нужно.
Мысли эти проносятся в Фантиновой голове как драпающие от ос мыши, хвостиками щекочут изнутри череп. "Все! - пищат. - Пропали!"
Мессер Обэрто - маг-сыскарь, мастер своего дела! - надломанной куклой валится на пол; под ним хрустят осколки оконного стекла.
Лезвие Монеты, сорвав с лица маску, бежит к мессеру, чтобы помочь, остановить кровь, хоть что-нибудь сделать!..
Хнычет растерянный Малимор, отчаянно ругается синьор Бенедетто.
А Фантин, зажимая рану магуса непослушными руками, думает невпопад: "Вот ведь, говорил я ему… говорил же!.."
Глава четвертая
РАЗГОВОРЫ О ЯДАХ, ЗАКОНАХ И КАЗНЯХ - ДА, КСТАТИ, И САМА КАЗНЬ
Никто не думай, что он столь велик,
Чтобы судить; никто не числи жита,
Покуда колос в поле не поник.
Я видел, как угрюмо и сердито
Смотрел терновник, за зиму застыв,
Но миг - и роза на ветвях раскрыта!
Я видел, как, легок и горделив,
Бежал корабль далекою путиной
И погибал, уже входя в залив.
Пусть донна Берта или сэр Мартино,
Раз кто-то щедр, а кто-то любит красть,
О них не судят с Богом заедино;
Тот может встать, а этот может пасть.
Данте. "Божественная комедия"
1
Боль в плече кажется невыносимой. И первая же мысль: "Как рука?! Что с пальцами, не утратили ловкость?"
Нет-нет, это не воришка-"виллан" полуживым валяется на чужой кровати - это талантливейший сыскарь, глупо, по-мальчишечьи подставившийся под арбалетный выстрел. Увлекся надуваньем щек и изложением собственных теорий - вот и получил по заслугам! А что насчет руки волнуется - ну, есть такой грех, работает иногда с карандашом и бумагой; случается, это и в деле помогает: показать свидетелю портрет подозреваемого, место преступления зарисовать.
Кстати, о месте. Судя по алому балдахину, расшитому золотыми нитями, судя по роскошной кровати, по подушкам, которыми магус заботливо обложен со всех сторон, судя по отведенному в сторону занавесу с кроликами и скрещенными шпагами, по стенам, где эти же кролики и шпаги присутствуют едва ли не на каждом ковре… словом, судя по всему, находится Обэрто не где-нибудь, а на вилле синьора Леандро. Что - пр-роклятие! - худший из всех возможных вариантов. Если магуса видели слуги - все, об incognito можно забыть!
- Очнулся! - противно пищит над ухом тонкий голосок. - Синьор Бенедетто, он пришел в себя, слышите!
- Я мертвый, но не глухой, - сурово ответствует призрак. - Ну-с, молодой человек, - (это уже к Обэрто), - наделали вы переполоху! Как себя чувствуете?
- Могло быть хуже. - Чувствует он себя не очень. Скверно, что боль угнездилась не только в плече, а, оказывается, во всей руке. И какие-то умельцы так перевязали - шевельнуться невозможно!
- Выпейте-ка лекарство, - говорит синьор Бенедетто, а Малимор по его знаку подносит магусу кружку с дымящейся, остро пахнущей жидкостью.
- Что здесь?
- Укрепляющий отвар, пейте, не бойтесь. Вы потеряли чрезвычайно много крови. Обычно кровопускание идет на пользу, но это не ваш случай, - призрак грустно улыбается собственной шутке. - Пейте, мессер. Или боитесь, что мы решили вас отравить? Малимор, отхлебни-ка!
Тот с готовностью делает несколько маленьких глоточков.
- Давайте, - Обэрто пьет, губы слушаются его плохо, язык тоже, но серван терпелив и заботлив. Наконец - чашка пуста, Малимор возвращает ее на столик рядом с кроватью и переворачивает песочные часы, стоящие там же.
"Интересно, когда я пришел в себя, песок в них еще сыпался?" - почему-то этот вопрос кажется магусу чрезвычайно важным, но ответа он не знает, не помнит.
Вместо этого спрашивает:
- Долго я пролежал без сознания?
- Всего пару часов. Леандро велел перенести вас в комнату для гостей и хотел послать за врачом, но я запретил.