- Он живучий! - и опять Удал его на руки подхватил, сам решил к Ладе в дом отнести.
5
А Жар уже далеко был от княжеского двора. Через Селище змееныш бежал, а куда бежал, сам не знал. Знал одно: если степняшка сгорел, ему, Жару, не поздоровится. Засадит его в холодный, темный погреб отец. А уж сердобольная Мамушка с Ладой какой-нибудь наговор совершат и порчу на него наведут… И чтобы опередить их, чтобы от них защититься, выбежал в поле Жар и к кургану княгини Лиски свернул.
Добежал до кургана, припал к нему ухом, послушал, не заговорит ли с ним мать первой, - нет, молчала земля, тогда Жар начал так:
- Зачем ты меня родила уродом? Зачем родила и бросила? Они меня гладят по голове, а сами боятся, что у них от этого бородавки вылезут! А ты бы меня иначе, ты бы ласково гладила, да? - И опять ухом землю послушал. - Плохо мне, мама. Мамочка, они все меня обижают! Наведи на них порчу из-под земли! На Ладу, на Мамушку и на Ягоду тоже! Пусть она… пусть она…
Не успел Жар придумать для сестры наказания, - потому что всем телом своим звериным вдруг страх ощутил. Вскочил он с земли, оглянулся и обмер - из ближайших кустов смотрела в него пара глаз, как железные наконечники, острых. Вскрикнул змеёныш и побежал. Хотел в Селище ринуться. А только волк - и до чего же огромный, с белым густым загривком, - в три прыжка отрезал ему путь домой. На тропе сел, ощерился, клыками острыми лязгнул.
Что было делать Жару? Облился он потом и на нетвердых ногах в лес побежал.
6
Долго бежал змеёныш по лесу. Всё страшнее, всё гуще делался лес. А если и видел он между деревьями слабый просвет и к просвету сворачивал, тут как тут серый волк перед ним вырастал и рычал, и снова гнал его в самую чащу.
Вот и новый просвет - между громадными черными елями. Уже без надежды кинулся к нему Жар… Осмотрелся - нет волка. И обрадовался, на светлое побежал. Вот и синее небо над головой.
А только небо хотя и светлело, земля под ногами все жиже, все неуверенней делалась. Пробежал по ней Жар еще немного, глядит, одни кочки вокруг. Да это ведь топь. Велесова, должно быть! И вот уже ногу стало страшно поставить - только ряска да пузыри кругом.
Замер Жар, скосил глаза к небу:
- Мама княгиня, папа князь, кто-нибудь! Заберите меня отсюдова!
И услышал вдруг:
- До чего же он видный!
- Красавец!
- Богоподобный!
Вниз глаза опустил, - а вся топь существами неведомыми покрыта, как пузырями раздутыми. Один пузырь на тритона похож, другой на жабу, третий на ящерку… И все радуются ему, все лепечут:
- Долгожданный!
- Сам пришел!
- По папе истосковался!
- А-а-а! - закричал от ужаса Жар, пошатнулся.
А зеленая нечисть чуть не в ладоши бьет:
- Кричи, кричи, маленький!
- От радости как не кричать?
Не удержался Жар на ногах, с кочки в самую жижу сверзился. Облепила его вязкая топь, стала с чавканьем вниз утягивать. Как ни бился, как ни барахтался в ней змеёныш - всё, померк над ним белый свет.
Не знал Жар, не помнил, надолго ли памяти он лишился. А только открыл глаза, видит: он уже под землей, в озере теплом лежит, а вокруг та же нечисть суетится, старается, кто рубаху ему отмывает от тины, кто его самого водой поливает. И все как один говорят ему: "богоподобный", а иные и "богоравный".
А потом вдруг притихла нечисть. Тяжелая поступь послышалась. Оглянулся змеёныш и вскрикнул - такое громадное, волосатое, хромоногое существо к нему близилось, только Велесом и можно было его назвать. Хотел Жар подальше отплыть, а Велес ему:
- Ну, здравствуй, сынок, - и руки свои волосатые тянет.
И дотянулся-таки, выхватил из воды, лапами шерстяными обтер и понес по длинному каменному коридору. И пока нес, как грудного младенца, по голове его гладил, в лоб целовал, к сердцу притискивал, и говорил, без умолку говорил про то, что конец их разлуке пришел, и ведь что удивительно: сам к нему в гости сыночек пожаловал, вот и свиделись наконец! И в тронную залу его торжественно внес. И усадил на маленький каменный трон. А сам рядом, на огромный уселся.
- Разве мой отец - ты? - от волнения пламенем Жар дыхнул. - Поклянись Перуном!
- Я? Перуном? - осклабился Велес. - Ах-ха-ха! А Велесом можно?
И нечисть подземная из щелей свесилась тысячемордо и подхихикивать стала. Заметалось под гулкими сводами эхо. Топнул Велес своей левой, кабаньей ногой:
- Цыть, позорные! - и змеёнышу подмигнул: - Клянусь Велесом!
Поерзал на каменном троне Жар и не сразу спросил:
- Что же это выходит? Выходит, я - тоже немного бог?
- Немного! Но и немало! - так Велес ему сказал и трон ближе к себе пододвинул.
- А богом быть для чего? - и с тоской огляделся змеёныш, и в сумерках, в сырости, в бесконечности подземелья себя ощутив, вдруг заныл: - Чтобы вечно жить здесь?! Я домой хочу!
- Не спеши, погости у отца!
- А обратно ты меня точно отпустишь?
- Отпущу!
- Поклянись Перуном!
Тут уж Велес обиделся, подскочил, хромоного забегал:
- Да отчего же Перуном? Что вам хорошего сделал этот злодей? Мне-то, сынок, ты можешь честно сказать! Ведь он - злой?
Помолчал Жар:
- Ну да, злой! Его все боятся!
- А я… Я был добрым, добрейшим! Я позволял людям всё! Грех не грех, если Велес твой бог!
- Грех не грех, - Жар зачарованно повторил.
- Запомни, малыш! Когда станешь князем…
- Князем? Я? Нет! Ягода мне не даст!
А Велес уже откуда-то выхватил небольшой оберег из железа и на шею змеёнышу стал его одевать. Только широкая, крепкая была у змеёныша шея, тесно стало ему в чужом обереге. Хотел он сорвать… А Велес руки его поймал:
- Нет уж терпи! Хочешь княжить - терпи! Это - матери твоей оберег, Лиски, княгини! Она мне сама его в память о нашей встрече дала! - и к носу глаза почему-то скосил. - Скажешь так: спускался под землю, там встретил мать. Оберег получил от нее!
И увидев, как потрясен всем услышанным Жар, подмигнул ему и в ладоши три раза хлопнул.
Услышала нечисть эти хлопки и тут же с деревянными чашами повалила, угощение на согнутых спинах понесла. В одной чаше змеи клубились, в другой - раки и крабы клешнями дрались, в третьей - земляные черви сплетались и расплетались. И чаш этих было бессчетно. Облизнулся Жар двойным языком, ведь всё это были его любимые кушанья. И Велес их тоже стал жадно за обе щеки уплетать. Тут уж Жар поверил бесповоротно: не Родовит - Велес ему отец.
Беглец и пленник
1
Нельзя человеку без дела. И если семь лет от роду человеку, ему тоже без дела никак нельзя. А почему, это и детям известно: ночью к ленивому волк Коловул придет, может просто за бок укусить, а может и в лес унести.
Щука Мамушке помогала горох лущить. А только увидела со двора, что Ягда по Селищу с Кащеем идет, не выдержала и бросилась следом. И Утя, он тоже матери помогал: Яся тяжелые жернова вращала, а он в них зерно подсыпал, - но увидел через плетень, что Ягда и мальчик из степняков по Селищу рядом бредут, что руки у мальчика лопухом и еще тряпицами перевязаны, - разгорелись у Ути глаза, бросил он матери помогать и через плетень перемахнул.
А Заяц вместе с Удалом посреди своего двора стрелы перебирал, наконечники проверял, не надо ли их к кузнецу снести да получше их заострить - вдруг передумает Родовит, вдруг отпустит Удала с Кащеем в Дикое поле. Глядит, а степняшка-то мимо двора их идет! Выскочил на дорогу Заяц, стал у Щуки и Ути спрашивать, чего это он на воле гуляет? Но только не знали этого Щука с Утей, на расстоянии от Ягды с Кащеем держались. Тогда и Заяц тоже стал крадучись рядом с ними идти.
Вот дошли Ягда с Кащеем до кузницы. Увидел мальчик, как ловко Сила молотом по мечу раскаленному бьет и сразу Симаргла вспомнил. Выхватил из плетня сразу несколько прутьев и стал ими, будто Симаргл мечами своими, играть. Потом в небо рукой указал:
- Ягда! Говоры! Ну? Говоры!
А только девочка удивленно плечами пожала:
- Это - растение палка. Это шатер - небо.
- Шатиор, - шепотом повторил Кащей, отбросил прутья и за Ягдой покорно пошел.
Вот дошли они до Лясова дома. Сказитель, как водится, на зеленой крыше сидел, струны пальцами трогал.
- Это человек - Ляс, - сказала Ягда Кащею. - Левым глазом он касается нас, а правым - богов!
Но Кащей не смотрел на Ляса. Обожженные утром руки снова заныли, и он стал ими взмахивать, от дуновения ветра становилось немного легче. А когда он пустился вприпрыжку, боль почти унялась.
- Убежит, - сказала испуганно Щука.
- Пусть только попробует! - хмыкнул Заяц.
А Кащей все пылил по дороге. Вот уже добежал до Перунова дуба.
- Стой! - Ягда следом бежала. - Это наше священное дерево! Когда я стану княгиней, я буду входить в него! И слушать волю богов! И разговаривать с ними. Смотри на меня! Вот так!
И замерла на мгновение, и, поймав наконец взгляд Кащея, запрыгала, забесновалась:
- И-и-и! А-а-а! Вуа-ва! Там внутри, понимаешь?
Кащей удивленно пожал плечами. Потом оглянулся, на большом сером камне в двух шага от себя он увидел бога с семью мечами и опять закричал:
- Говоры! Ну? Говоры!
Подбежал, схватил Ягду за руку, потащил к священному камню:
- Говоры, Ягда! Ну?!
- А-а, это - Симаргл! - улыбнулась мальчику Ягда.
- Сымарыгыл, - шепотом повторил Кащей.
- Сын Мокоши и того, чье имя вымолвить разом…
Но Кащей ее больше не слушал. Он закинул голову в небо:
- Сымарыгл…