5
Ягда неслась по Селищу на буланом отцовом коне. Утя чуть с яблони не свалился, когда увидел такое. И старый гончар Дар - он как раз в это время горшку горло узил - увидел девочку на коне и горлышко набекрень повернул.
Лада, Мамушка и Родовит тем временем от священных камней возвращались. Уже половину пути до дома княжеского прошли… Смотрят, Ягда на них несется.
Закричал Родовит:
- Стой, Ягода! Ты куда?
- Меня зовут Ягда! - и проскакала мимо.
- Чтоб до Перуновых столбов и обратно! - и посохом для острастки ей вслед потряс.
В молчании прошли немного, только кузницу миновали - а Мамушка от новой уже печали руками всплеснула. Дым над княжеским домом стоял. Не иначе, погреб горел, в который Жар под замок был посажен после распри своей с быком.
- А-у-у! - заголосила. - Ведь ребеночек там! - и первой к дому рванулась.
Следом Лада бежала. За ними тяжело шагал Родовит. Потому и последним пришел на свой задний двор. Корень, случившийся неподалеку, вместе с Ладой и Мамушкой уже вытащили обгоревшего Жара, уже уложили его на траву. И теперь с примочками хлопотали. А Мамушка еще и вздыхала:
- Никак нельзя ему среди дерева жить. Он только попереживает немного, так сразу огонь из него!
И Корень тоже с чувством сказал:
- Хорошо бы домик ему из железа. А лучше еще из камня сложить! Он ведь опора наша, разве не так, князь-отец? Он перед богами теперь наш первый заступник!
Удивился этим словам Родовит:
- Все ли люди так говорят?
Корень выпалил:
- Все! Отчего же не все? Если боги его не убили за то, что он в земли мертвых спускался! Вот как боги им дорожат! - и чтоб делом слова свои подкрепить, до земли змеенышу поклонился.
Поразили эти слова Родовита. А только в новый миг еще большее удивление всех, кто был на заднем дворе, ожидало. Лишь сейчас бездыханный, вдруг забился, задергался Жар и стал выползать из зеленоватой своей, чешуйчатой кожи. Голый, липкий весь выполз. По траве покатался и на ноги встал. Зевнул во всю пасть, потянулся и кожу, которая вместе с одежкой снялась, стал ногами за спину отбрасывать. Охнула Мамушка:
- Надо же! Он еще на полголовы подрос!
А Лада сказала со вздохом:
- Ему всё на пользу!
- Прикройте его! - крикнул женщинам Родовит. - Как-никак человек, не зверь! - и к дому пошел. И в перила крыльца лбом уперся. И повторил сам себе: "Как-никак человек". И подумал: а если обидится Жар на эти его слова? Да что же ему теперь малолетнего сына боятся? И про ножик вдруг вспомнил, не про отцов, не про Богумилов, - нет, упаси Перун, часто тот нож вспоминать! - про другой, который Удал у Кащея отнял. И так захотелось вдруг князю в руках его подержать, его красотой успокоиться, затейливыми золотыми животными на его рукояти глаза и пальцы потешить. И взошел Родовит на крыльцо, и долго в том сундуке искал, в котором у него и другое оружие, в битвах добытые, сохранялось. А только не было в нем Кащеева ножика, как ни смотрел. Ягода, не иначе, вот сейчас его, вместе с буланым конем забрала. Не девчонка - огонь! И снова про Жара с тоскою подумал.
6
А все-таки были Лихо и Коловул близнецами, в одной утробе носила их мать. И хоть жестоко бывало они дрались, а раны вместе себе заживляли. Вот и теперь сидели они тени в огромных камней - люди их Перуновыми столбами прозвали - и сначала лизал Коловул свои раны, а после и Лиховы языком шершавым лечил. А она его в благодарность то по загривку белому гладила, то за ушами чесала. Хоть и скрывал, а любил эти нежности Коловул. И потихоньку урчал, и даже руку ей, будто случайно, нет-нет, да полизывал.
От Сныпяти приближались к камням Удал, Ягда, Кащей. От смущения, а может, и от печали всю дорогу дети ехали молча.
- Всё, прощайтесь! - сказал Удал. - Ягде обратно пора!
А девочка только вздернула подбородок:
- Кащей, это - Перуновы столбы! Когда тот, чье имя вымолвить разом не хватит сил, прогонял Велеса с неба, он эти камни бросал ему вслед! И самым большим, вон тем, левым, в ногу ему угодил! С тех пор Велес хромой! Удал! Пожалуйста, поскачи немного без нас! - и остановила коня.
И Кащей тоже остановил своего. Не сразу, на Удала с оглядкой, вынула Ягда из-за пазухи нож:
- На! Спрячь скорей! Чтобы он не забрал!
Мальчик вспыхнул белозубой улыбкой. Коснулся ножа губами и лишь после этого сунул его под одежду.
Что-то зашелестело в траве. Ягда было подумала, что Фефила, что вот ведь какая удача - она сможет Кащею ее показать! А это был еж, и он очень спешил убраться из-под копыт. А все-таки Ягда велела себе улыбнуться:
- Твои боги, наверно, лучше моих. Видишь, всё по-твоему вышло!
А Кащей мотнул головой, растопырил семь пальцев:
- Один лето, два лето… Столько летов уйдет, ты и я - один шатиор!
- Там? - она удивленно кивнула в сторону Дикого поля. - Ты меня украдешь?
- Украдешь! - и он снял с себя амулет.
И она тоже стянула с себя оберег. Не спеша, чтобы вышло как можно торжественней, они обменялись дарами. Надели их на себя.
- Сымарглом клянусь! - и Кащей девочкин оберег ладонью прижал.
- Украдешь, как Веснуху? - вдруг вспомнила Ягда. - И коров наших угонишь? И людей наших убьешь?!
- Это кто? - увидел Кащей на траве мертвую птицу и рукой показал.
- Это - падаль, - сказала девочка.
- Мой отец - падаль! Кто его падаль сделал?! - вдруг крикнул Кащей.
И Ягда тоже в ответ закричала:
- Это вы, вы, степняшки, напали на нас!
Нечего было Кащею на это ответить. Только поднять коня на дыбы, только пообещать:
- И опять нападу! И опять украду! - и помчаться вслед за Удалом.
Ягда глотала слезы обиды. А рукой она прижимала к груди его амулет. И пока ехала к дому, руки так и не отняла.
Первым запах двух приближавшихся всадников почуял волк Коловул. Белая шерсть у него на загривке встала дыбом. И Лихо тоже принюхалась: дух был чужой! Уж не тот ли самый детеныш из чужаков к ним сейчас приближался?
Коловул незаметно выглянул из-за камней, обернулся и великанше кивнул.
В небе и облачка не было. Только жаворонок в самой его вышине висел и звенел. Только стрижи, как степняцкие сабли, пересекали пути друг друга.
Короткие тени коней и их всадников едва заметно теребили ковыль, будто Лихо - шерсть Коловулу.
А она и вправду ее теребила сейчас свободной рукой. А другой, несвободной, искала для чужого детеныша камень побольше.
Но никто бы из них не мог угадать, чем кончится эта встреча - ни те, кто, таясь за камнями, ее ожидал, ни те, кто открыто и беззаботно к этим камням приближался.
Часть вторая
БОГИ И ИХ ЛЮДИ
Вот еще один трудный вопрос: что такое судьба человека и только ли Мокошь была над ней властна? Люди думали: да, одна только Мокошь. Подойдет она к веретенному дереву, веретенце на нем подкрутит - и задурит человек, закуролесит, себя забудет, а подкрутит она веретенце в другую сторону - и на подвиги станет охочь человек, и от работы его калачом не отвадишь. А столкнет Мокошь два веретенца, пусть даже и ненароком столкнет, так, заденет случайно - и всё, люди эти на целую жизнь могут врагами сделаться. А если свяжет чьи нити богиня - этим людям уж точно друг без друга не жить. Потому что такая теперь им судьба. И детям так всегда объясняли, и в песнях так пели. Но самые чуткие из людей примечали: над иными богиня как будто бы и не властна. А вслух боялись сказать. Потому что не знали, в догадках терялись: кто же над ними и властен тогда? Ведь совсем без опеки нельзя человеку. На том и земля стоит: люди богов своих чтут, боги их судьбы вершат. Но если не Мокошь вершит, тогда кто?
А вот мы это сейчас и узнаем - то узнаем, чего никогда уже не узнать в ту пору живущим. То узнаем, что знает теперь одна лишь Фефила. Конечно, зверек она бессловесный. Ну да что же? А мы в чистое поле пойдем, станем звать ее, в каждой норке станем высматривать, на бугорке каждом выглядывать - и отыщем в конце-то концов, и в глаза ее рыжие, бездонные взглянем. И прочтем в них…
Но обо всем по порядку.
Похищение Кащея
1
Кони первыми почуяли близнецов. Те еще из-за камней не вышли, а кони уже пятиться стали, а потом и на задние ноги от ужаса приседать. Натянул поводья Удал - нет, не слушает его конь. И Кащеев конь тоже седока своего не послушал, хотя и шепнул ему мальчик в ухо:
- Эрден, хар! - самое заповедное слово шепнул.
Проверил Удал меч - на месте. Проверил колчан со стрелами - на боку, лук рукою нашел. Потому что не мог конь его ни с того ни с сего заблажить. На мальчишку взглянул - видно, вместе им с врагом неведомым биться. Ко всему, казалось, готов был Удал.
Но вот вымахнул этот враг из-за огромных камней, и дрогнуло его сердце. Волк размером с коня на пути их сидел - так, по крайней мере, показалось Удалу - и уж точно размером с коня одноглазая великанша. И бабища эта еще и камень над головою держала - да ведь это же одноглазая Лихо и брат ее Коловул! - сдернул Удал лук с плеча, прошептал стреле:
- Стрела, попади! - а только не послушалась Удала стрела. А может быть, и рука не послушалась.
А еще под Удалом дрогнул конь, потом на дыбы встал - хорошо еще седока с себя не смахнул! - и понес его прочь с диким ржанием. Вслед Удалу валун полетел, который Лихо в руках держала. И такая силища была у нее в руках, что отскочил от земли этот камень и вверх полетел, снова упал и опять отскочил!
А Коловул уже сзади, с хвоста, коня Кащеева сторожил. Носом чуял: молодая конина, редкое угощение будет.
Шагнула Лихо к коню. За шиворот мальчишку стянула, поднесла его к глазу поближе: