- Верность предателю не есть честь, а позор! Пятно несмываемое на нашем имени с тех пор, когда Варгизы отказались примкнуть к истинным сынам своей земли, и выбрали знамя предателя! И не говори больше со мной на эту тему, не то я рассержусь!
Аник отстала, и только повторяла, чтобы не забыть, те немногие слова чужого языка, которые ей удалось узнать у воинов, когда-то служивших в войске короля Межгорья.
7.
В начале весны, с окончанием весенней распутицы, в обитель пришло письмо от князя Варгиза.
Отец писал Аник, что недужит, и что почти всю зиму пролежал в постели, но новый священник, заменивший покойного отца Константина, лечит хорошо, и князь надеется весной выбраться в столицу. Писал также, что Красная Крепость залечивает свои раны, и что урожай в этом году обещает быть хорошим, озими поднялись дружно, овцы дали обильный приплод.
Писал также, что в начале зимы принимал короля Марка, возвращавшегося из похода за Граничные горы, и что снег выпал в этом году рано, поэтому король зимовал со своим войском в соседней с Красной Крепостью долине, потому частые визиты короля и его витязей развеяли обычную зимнюю скуку…
В этом месте Аник прервала чтение.
- Ты слышишь, Ута? - закричала она, - король, наш король Марк всю зиму был на землях Варгизов! И часто посещал Красную Крепость!.. Ах, если б я оставалась дома!..
Ута подняла голову от своего шитья (она быстро росла в эту зиму, и уже на голову перегнала Аник, поэтому ей приходилось постоянно надставлять свои юбки и платья).
- И что бы было? - спокойно спросила она.
- Я бы с ним познакомилась, - процедила Аник сквозь зубы. - Может быть, я бы ему понравилась. Может быть, я бы…
- Ты все думаешь о предсказании, - сказала Ута, покачав головой. - Аник, мы уже почти взрослые. Пора уже перестать верить сказкам.
- Это не сказки, - упрямо сказала Аник. - Мне так суждено и предсказано. И я в это верю. И ты ведь раньше верила.
Ута рассмеялась.
- Аник, раньше мы были маленькими и глупыми! И верили во всякую чушь! В Горного Короля, например…
- И в то, что он посватался к Тамил, - сердито продолжила Аник. - Значит, ты больше не веришь в Горного Короля? Ты думаешь, моя сестра сбежала с мужчиной?
- Ах, я не знаю, - вздохнула Ута. - Просто я слышала, какой была Тамил - и от отца Константина, и от женщин в крепости, и я познакомилась со здешними девицами… Вот если бы тебе рассказали, что княжна Тамара пропала - о чем бы ты подумала, о Горном Короле, или что она…
Ута не закончила речь, но Аник поняла ее и нехотя кивнула:
- Да, пожалуй, ты права. Хоть она и дочка верховного князя, но ни мозгов, ни чести у нее нет. Она даже в монастыре ухитряется кокетничать! Даже с калеками!.. - Аник фыркнула.
- Это потому, что других мужчин здесь нет, - серьезно сказала Ута.
Мужчины в монастырь не допускались. Исключение делалось только для больных - их содержали в монастырской лекарне, в отдельном помещении возле ворот монастыря, - и для калек, работавших на конюшне и в саду.
Аник дочитала письмо.
Прочие домашние новости ее порадовали: Прудис пришла в себя, и хозяйничает в крепости, как когда-то прежде, Арвик родила сына, хоть после свадьбы прошло всего только семь месяцев, и Нина тоже скоро родит, так что дядя будет младше своего племянника. В семействе Уты тоже прибавилось домочадцев, мать Уты родила девочку.
В конце письма князь Варгиз выражал надежду, что Аник с честью несет имя Варгизов, успешно учится, и скоро уже сможет отправляться домой.
"Все же вряд ли я смогу отправиться в столицу весной, хоть и надеюсь на это, - писал князь в заключение. - И все же надеюсь еще увидеться с тобой, дочь, и погулять еще на твоей свадьбе".
- Ва! - сказала Аник. - Зачем я только поехала сюда! Отец болеет, Прудис теперь хозяйка в крепости, а то новое, что я узнала здесь за все это время, уместится в ложке. Года на обучение, я думаю, хватит; летом мы попрощаемся с тетушкой и с обителью и вернемся домой навсегда.
- Я не вернусь, - тихо сказала Ута, сложив руки на своем шитье. Круглые ее щеки порозовели.
Аник взглянула на подругу с удивлением.
- Ты не помнишь, - продолжала Ута, глядя куда-то в угол, - ты не помнишь, почему мне разрешили уехать из дому? Ты не помнишь, что меня обвинили в колдовстве?
- Вэ, когда это было! Они уже все забыли! И потом, зачем тебе возвращаться в поселок? Будешь жить со мной, в крепости, выдадим тебя за горца. Хильда же…
- Хильда вышла не просто за горца, а за князя, - возразила Ута. - И князь смог защитить ее своей княжеской властью. Такие вещи, как обвинение в колдовстве, так быстро не забываются, Аник. И потом, я вовсе не хочу замуж. Я хочу учиться, я хочу поехать в Дан. Не может такого быть, чтобы колдуньи меня не приняли.
Аник поморщилась.
- Или ты веришь в сказки, или ты в них не веришь. Ты говоришь, что не веришь. И ты говоришь, что не колдунья. Как это совместить?
- Ну, они же не настоящие колдуньи, их просто так называют, - пояснила Ута. - Отец Константин рассказывал, что их раньше называли смотрицами, потому что они видели то, что не видят другие. Я тоже вижу кое-что, что другим не дано увидеть.
- Но как? - закричала Аник. - Как ты можешь попасть в Дан? Через всю страну?
- Мне кажется, - сказала Ута и мечтательно засмеялась, - об этом можно будет подумать, когда придет время. Ты же пока не собираешься домой?
- Не раньше июня, - пробормотала Аник.
- Ну вот, а сейчас только март. У нас еще куча времени!
Но времени у девочек оказалось гораздо меньше, чем они думали.
8.
С весной монастырский садик оживился, под теплым солнцем пробились из земли фиалки и примулы, зацвели абрикосы.
Воспитанницы почти все свободное время проводили теперь в саду, отогреваясь после холодной зимы.
Вместе с весной, с теплым солнышком, на нос Аник явились веснушки.
Вот почему Ута оказалась в монастырском саду в неурочный час и попалась на глаза вредной и противной сестре Агате.
9.
- Что ты делаешь, мерзавка?! - резкий окрик заставил Уту вздрогнуть и уронить чашку. Чашка, конечно, разбилась.
Сестра Агата возвышалась над девушкой грозовой тучей.
Ута поднялась с колен, стряхивая с подола брызги.
- Что ты делала? - грозно спросила сестра Агата, взмахнув зажатыми в пухлом кулачке крупными черными четками, как будто готовилась к драке, и четки были ее оружием.
- Ничего, - сказала Ута, опустив глаза. - Ничего, о чем стоило бы говорить.
- Колдовство - вот что это! - прошипела сестра Агата. - В стенах святой обители ты, негодница, занималась колдовством!..
- Это не колдовство, - возразила Ута. Нет, конечно, она понимала, что лучше бы сейчас промолчать, лучше бы не спорить, но некий дух противоречия вселился в нее, она повторила: - Это не колдовство! - и посмотрела в глаза монахини. Глаза сестры Агаты были мутные, тусклого неопределенного цвета, то ли серые, то ли бледно-голубые. Такие глаза могли бы принадлежать престарелой рыбе, подумала Ута. Интересно, у них у всех такие гляделки? - почти год Ута провела в обители, и ни разу не смотрела в глаза ни одной из сестер, она и лиц-то их почти не видела под низко опущенными белыми капюшонами, и различала монахинь только по голосам.
- Немедленно отправляйся в свою келью, - приказала сестра Агата. - И я запрещаю тебе разговаривать с кем бы то ни было. Если я узнаю, что ты произнесла хоть слово…
- Молиться можно? - спросила Ута невинным тоном.
- Молись, хоть тебе это уже не поможет, - зловеще ухмыльнулась сестра Агата. В ее тусклых глазах загорелся кровожадный огонек, и Ута поняла, что нажила себе смертельного врага.