- Не свезло человеку. - Понизив голос, доверительно сообщил собственник линялой майки. - С таким отчеством, и таким родителем - по чистой случайности попасть на тайное собрание колдунов-либералов... Папа его, в своё время качественно эту публику поприжимал; сколько языков мёртвым узлом было завязано, мама родная! Они и припомнили, как случай выдался. Заклинание вроде бы незамысловатое - "Чтоб глаза мои тебя не видели": а жизнь у человека поломана. Хорошо, что не в упаковку носовых платков превратили. Патриотыч, правда, говорит - что есть в невидимости свои приятные стороны: но, я-то чувствую, что маетно ему временами... Мы с ним уже полтора десятка лет в одной кабине, притёрлись вроде. Такую карьеру человеку предрекали, ой-ёй! - да всё прахом пошло. У нас же привыкли патриотические лозунги в пустоту кидать, а тут те же самые воззвания - из пустоты шпарят. Не всякий адекватно воспримет. Возникло мнение, что даже в патриотизме - перегибов допускать не стоит: чуть позже мнение разрослось, ну и... Плюс ко всему, у папы от такого либерального финта - сердечко не сдюжило. Вот и пришлось Патриотычу в службу снабжения устраиваться. И то, по старым связям. Грустно, не то слово...
- Есть! - Со стороны фургона раздалось победное кряхтенье человека с трудной судьбой. - Пафнутий, подсоби! Неподъёмный, зараза...
Водитель-романтик с редким именем расторопно выпрыгнул из кабины, бросившись помогать Патриотычу. Таня пошла следом, с любопытством ожидая конца разгрузки. Обогнула казённый транспорт и встала чуть сбоку, заглядывая внутрь фургона.
Трёхметровый в длину, двухметровый в высоту и ширину снаружи, внутри фургон имел габариты четырёхполосного автомобильного туннеля, уходя вглубь - минимум на полкилометра. Уставленного вместительными многоярусными стеллажами по обоим стенам. Стеллажи выглядели далеко не подобием магазинных полок где-нибудь в сельпо, во времена развитого социализма. Тушка Чертополохова П. кое-как просматривалась в довольно густом пятиметровом облаке пыли, в эпицентре которого - находился габаритный баул. Ничем не отличающийся от клетчатого собрата, битком набитого турецким ширпотребом, и волочимого в двери аэропорта цепкой дланью замотавшегося "челнока". Рядом с водителем-романтиком суетился щупловатый и невысокий силуэт невидимки: ставший различимым благодаря пыли. У Патриотыча были узкие плечи гуманитария, и растрёпанные кудри средневекового маркиза.
- Тыгдым твою... - Донеслось до Тани. - Слева, слева поднимай! Патриотыч, твою законопатить... Тележку на тормоз поставь, самородок раздолбайства: поддерживай, ну!
Работники службы доставки, на пределе сил водружали упаковку с неликвидами на тележку, прикрепляя к каждой неудавшейся попытке - ёмкое словосочетание, придающее процессу должные настрой и значимость.
- Есть! - Баул таки был затолкан на тележку, которая с жалобным поскрипыванием двинулась в сторону дверей. - Аккуратней вези, скособочится же! Толкай, говорю! Ты думаешь, если отряхнулся - и тебя не видно: так я не догадаюсь, что ты не везёшь, а сачкуешь? Патриотыч, тыгдым твою...
"Японский потребитель... - Татьяна, с каким-то - только что появившимся суеверным страхом, смотрела на увеличивающуюся в размерах тару с её будущим сопровождением. - Может, всё-таки следовало взять классику? Нет, надо было повыёживаться... Спокойствие, только спокойствие! Хуже тех гопников с Просвещения, вряд ли что может быть; а уж если от них отбилась, неликвиды как-нибудь осилю".
- Сгружай, тыгдым твою! - Тележка наклонилась, сопровождаемая очередным словесным дуплетом: и баул нехотя поехал по выдвижному роликовому конвейеру. Внутри баула, что-то побрякивало и гулко ёкало. Таня стоически ждала окончания разгрузки.
Патриотыч толкнул тележку обратно, а водитель-романтик спрыгнул на песок, и походкой перетрудившегося патриция двинулся к кабине. Автолавка проехала пару метров вперёд, освобождая конвейер, и остановилась. Невидимка проворно втянул казённое имущество обратно, и тоже спрыгнул вниз, закрывая дверцы фургона.
- Значит, гляди сюда. - Чертополохов П. снова покинул кабину, вооружённый прозаическим ручным сканером. Поманил Таню. - Упаковка в порядке, сейчас блокировку сниму...
Он старательно протёр пыльную полоску штрих-кода, имеющуюся на боку баула, поднёс сканер. Устройство удовлетворённо вякнуло. Секундой позже, хлопнула дверь кабины: Патриотыч вернулся на заслуженный отдых.
- Так... - Водитель-романтик почесал сканером кончик своего носа. - Готово. Автоматическая распаковка произойдёт спустя пять минут. Жди.
- А потом?
- А потом сама разберёшься. Ничего сложного. Желаю удачи.
Он повернулся, и пошёл прочь.
- А почему - романтик? - Вдогонку спросила Татьяна. - Или - это чужой бейджик?
- Да нет... - Пафнутий остановился, оглянулся через плечо. - Мой. В обязанности романтика, входит минутное чтение лирической поэзии, по окончанию выдачи выбранных аксессуаров. Для позитивного настроя клиентов.
- Что-то не слышала я ничего, подходящего под определение "лирическая поэзия". - Таня прищурилась и смерила Чертополохова П. - подначивающим взглядом. - Или "тыгдым твою" в МУРЛО прокатывает под этой вывеской?
- Не прокатывает. - Брат-близнец коммивояжёра со вздохом опроверг Танины домыслы. - Доплату за романтизм зажимают, куркули... Четыре месяца уже со свистом прокатывают. Наверное, думают, что кусок поэмы прочитать - всё равно, что пару антрекотов с пивом умять. Прямо несказанное удовольствие, и платить за это не имеет смысла. Нашли дурака - задарма декламировать. А бэйджик всё забываю поменять. Всё равно, девяносто процентов на это внимания не обращают. Я уже и забывать стал, если честно. Поменяю завтра.
Жуликоватые гляделки на долю секунды полыхнули непередаваемой, непонятно чему адресованной печалью. Не то - отсутствию доплаты, не то - культурному обнищанию клиентуры. Брат-близнец коммивояжёра ещё раз вздохнул, и двинулся к кабине. "Чего изволите?" взревел мотором, колёса выбросили в воздух с полкуба песка, и автолавка - с дребезгом, скрежетанием, и прочими звуковыми эффектами; покатила туда, откуда приехала.
Глава третья.
Повелительница неликвидов, или - первый рейс "Дутого гения".
Татьяна провожала её глазами до тех пор, пока пыльный шлейф не стал совсем уж неразличимым. Посмотрела на баул. Пока ещё не подающий признаков того, что она вот-вот станет повелительницей залежалостей и некондиции.
Она зачем-то охлопала себя по карманам жилетки, ладонь наткнулась на что-то маленькое и твёрдое. Через пару секунд на свет была извлечена последняя карамелька "Барбарис". Татьяна развернула фантик, и положила сладость в рот. Сунула упаковку в карман, не желая мусорить даже в пустыне. С баулом не происходило никаких изменений.
"Давай, давай. - От неопределённости, у Тани нестерпимо зачесались оба уха. - Если через пару минут ничего не случится - я это на себе не потащу. И, пусть делают со мной, что хотят... Японский исполком!".
Баул издал непродолжительный чмокающий звук, и начал исчезать сверху вниз; как исчезает монгольфьер, сделанный из папиросной бумаги и подожженный с верхушки. Рука Татьяны, потянувшаяся к левому уху, замерла на полпути.
Через четверть минуты упаковка перешла в разряд несуществующего. Уши перестали чесаться. Таня с опаской разглядывала освободившееся содержимое, на всякий случай - стоя в паре метров от него.
"Турист - одна штука. - Машинально сосчитала она. - Графин? Нет, кувшин... Ладно, пусть будет просто посудина. Посудина серебряная, гравированная чем-то вроде арабской вязи - одна штука. И... фигня несусветная, она же - Чудо-Юдо - одна штука. Японская живопись, надо было поподробней про гарантию спросить. Что-то там такое было, но вот кто кому, чего гарантирует - это вопрос открытый. Кабы знать...".
Одетый человек, которого Татьяна окрестила туристом - из-за феноменально-огромного рюкзака, в лямках которого он болтался в позе эмбриона: не подавал признаков жизни. Видавший виды рюкзачище поражал воображение, и занимал не менее трёх четвертей баула. Непознаваемое существо тоже лежало смирнёхонько. Посудина ничем не разрушала целостность картины, так же не подавая признаков активности, как любой посудине и свойственно: здесь Таня не углядела ничего странного.
"Что с вами делать-то? - Повелительница неликвидов неспешно обошла сгруженное ей из недр автолавки - неподвижное воинство кругом, и решилась. - Не торчать же до посинения, под этими белыми солнцами пустыни... А если вот так?".
Она приблизилась к рюкзаку, и несильно попинала его носком кроссовки. Вместилище туристических принадлежностей было тяжеленным, как поддон с кирпичами. Человек пошевелился, что-то буркнул, не открывая глаз и - снова замер.
- Эй! - Татьяна пнула ещё раз, угодив во что-то упругое. - А я еду за туманом... Вставай, корифей компаса и палатки. Впереди маршрут твоей мечты.
"Турист" открыл глаза и уставился на возмутительницу его персонального спокойствия оценивающим взором. Потом зевнул и начал вставать на ноги: безо всяких усилий поднимая рюкзак.
"Во даёт! - Мысленно восхитилась Татьяна, глядя на будущего спутника. Казалось, не замечавшего груза за плечами, словно тот являлся воздушным шариком, старательно надутым до исполинских размеров и искусно раскрашенным под рюкзак. - Японский компас! А с виду не скажешь".
- Какие проблемы? - Лаконично поинтересовался "турист", разминая ноги. Два солнца, в очередной раз сообщающие о необходимости относиться к уплате налогов - с должным пониманием: не вызвали у него никаких эмоций. - Ты вообще, кто?
- Я - Таня. - Коротко проинформировала его Татьяна. - Как бы Избранная. А ты?