Он опять выкрикнул эти слова, чтобы те, кто стоял у стены, его услышали. Некоторые начали подходить ближе к берегу. Он был удивлен тем, что почти не боится теперь, в такой момент. А гнев в нем разгорался все сильнее, согревая сердце. Он вспомнил вчерашнюю девушку: этот огромный бородатый вожак отобрал у нее монету из чистой зловредности. Это не должно было иметь значения - ей он так и сказал, - но имело. Берн не мог бы сказать - почему, у него не было времени решить - почему.
Гурд ткнул в его сторону мечом.
- Ты у меня помучаешься перед тем, как я позволю тебе умереть, - сказал он.
- Ничего подобного, - ответил Берн, на этот раз тихо, не для посторонних ушей, а только для своего противника - и для богов, если они слушают. - Ингавин и Тюнир провели меня через море на этом коне в темноте ночи. Они за мной присматривают. Ты умрешь здесь, Гурд. Ты мешаешь мне идти по дороге моей судьбы. - Он снова удивил сам себя: он не собирался этого говорить и не знал, что имеет в виду.
Гурд с силой нахлобучил шлем на голову, без слов что-то прорычал и бросился в атаку.
Трудно атаковать в прибое даже в благоприятный момент. Все получается не так, как ожидаешь или как твой конь ожидает. Движения замедляются, возникает сопротивление, дно движется - а затем там, где песок и камни ускользают, оно совсем исчезает, и человек плывет, или конь плывет, вытаращив глаза от ужаса. Невозможно атаковать на плаву, в доспехах, когда ты тяжелый и потерял равновесие.
Но, с другой стороны, Гурд был воином Йормсвика, ярлом, и он - шутки в сторону - не боялся моря. Он двигался быстро, и конь у него был хороший. Первый удар с размаха получился тяжелым, как удар молота, и Берн едва успел подставить свой меч и защитить туловище. Вся его правая сторона загудела от удара: Гиллир пошатнулся от него, Берн ахнул и натянул поводья, уводя коня вправо в море скорее рефлекторно.
Гурд продвинулся дальше вперед, продолжая рычать, и нанес еще один рубящий удар наотмашь. Он сильно промахнулся. Теперь они были на глубине оба. Гурд чуть не слетел с коня в волнах, сильно зашатался в седле, а конь под ним замолотил ногами по воде, пытаясь удержать равновесие.
Берн ощутил внутри себя невозможное сочетание льда и огня: ярость и холодный расчет. Он подумал об отце. Десять лет уроков с применением всего оружия, известного Торкелу. Как парировать рубящий удар сверху. Его наследство?
Он сказал, глядя, как его противник барахтается, потом выпрямляется в седле:
- Если ты от этого почувствуешь себя лучше, умирая здесь, то знай, что я не пастух, малыш Гурд. Мой отец много лет плавал с Вольганом. Торкел Эйнарсон, товарищ Сигура. Знай это. Только это не приведет тебя сегодня утром в чертоги Ингавина. - Он помолчал, глядя прямо в глаза противника. - Боги, наверное, видели, как ты украл ту монету вчера ночью.
Если он сейчас умрет, девушка тоже умрет из-за этих его слов. Он не собирался умирать. Он ждал, увидел, как понимание - многих вещей - сверкнуло в голубых глазах наемника. Затем коленями послал Гиллира вперед наискосок и вонзил меч в коня Гурда снизу вверх прямо над поверхностью воды.
Гурд вскрикнул, бесполезно дернул за повод, взмахнул мечом - больше для равновесия, чем для чего-то другого, - и соскользнул с седла.
Берн увидел, как он по грудь погрузился в воду под тяжестью кольчуги, стараясь устоять на ногах. Его умирающий конь снова забил копытами и лягнул его. У Берна оставалась секунда на колебания - не пожалеть ли этого человека. Он подождал, пока Гурд, сражающийся с весом кольчуги, оказался стоящим почти вертикально в волнах, затем снова направил Гиллира в сторону открытого моря и вонзил меч прямо в красивое, бородатое лицо ярла под выступом шлема, закрывающим нос. Клинок прошел через его рот и кости черепа и громко ударил о металл шлема сзади. Берн выдернул его, увидел кровь в воде, неожиданно яркую. Он смотрел, как его противник падает в белую пену прибоя. Уже мертвый. Еще один рассерженный призрак.
Он соскочил с коня. Схватил погружающийся в воду меч, гораздо лучший, чем у него. Ухватил Гурда за ворот кольчуги и потащил его из моря. Кровавый след тянулся за изуродованным лицом. Он бросил перед собой на берег оба меча и двумя руками вытащил тяжелое тело на песок. Постоял над ним, тяжело дыша, вода капала с него. Гиллир вышел следом. Другой конь остался в море, его труп плавал на мелководье. Берн несколько мгновений смотрел на него, потом вернулся обратно в воду. Нагнулся и снял с седла щит мертвеца.
Он взглянул на толпу, собравшуюся между морем и стенами, потом поднял глаза на солдат на стенах над открытыми воротами. Их было много в это солнечное летнее утро. Сам ярл Гурд выехал за ворота, намереваясь сразиться: стоило посмотреть, что он сделает с несчастным претендентом, который его оскорбил. Посмотрели.
Два человека выходили из открытых ворот. Один поднял руку в знак приветствия. Берн все еще ощущал в себе гнев, который разгорелся в сердце и не собирался исчезать.
- Доспехи этого человека - мои, - крикнул он, повысив голос над глухим шумом бурного моря за его спиной, - во имя Ингавина.
Они ему не годились по размеру, но их можно переделать или продать. Так поступали наемники. Он только что стал одним из них.
* * *
На границе любого повествования есть такие люди, которые входят в него лишь на мгновение. Или, другими словами, есть люди, которые минуту, час, день участвуют в событиях, а затем следуют дальше своей дорогой. Для них та история, с которой они ненадолго пересеклись, - лишь мгновение в драме их собственной жизни и смерти.
Кузнец Ральф Эрликсон предпочел вернуться на свой родной остров Рабади в конце того же лета, проведя почти десять лет на материке. Последние четыре года он обитал в шумном городе у стен Йормсвика. Он заработал (и скопил) приличную сумму, потому что наемники постоянно нуждались в его услугах. Но, в конце концов, он решил, что пора ехать домой, купить земли, выбрать жену и родить сыновей.
Родители Ральфа давно умерли, братья уехали куда-то - он уже и не знал точно куда, после десяти лет разлуки. На острове были и другие перемены, конечно, но не так много, в самом деле. Одни таверны закрылись, другие открылись, одни люди умерли, другие родились. Гавань стала больше, вмещала больше кораблей. Два правителя сменили друг друга с тех пор, как он уехал. Самый последний - Стурл Однорукий - только что начал управлять островом. Ральф выпил пару-тройку раз с Одноруким после приезда. Они вспомнили общее детство и рассказали друг другу о своих очень разных жизнях потом. Ральф никогда не участвовал в набегах; Стурл потерял руку за морями… и сколотил небольшое состояние.
Рука - справедливая плата за богатство, по мнению Ральфа. У Стурла большой дом, жена, земля, возможность заполучить других женщин и власть. Это было… неожиданно. Но он не высказал вслух эту мысль, даже после нескольких выпитых кружек. Он приехал домой, чтобы жить здесь, а Стурл стал правителем. Нужно проявлять осторожность. Он спросил о незамужних девушках, улыбнулся в ответ на вполне ожидаемые шуточки, запомнил пару имен, которые Стурл ему все же назвал.
На следующее утро он вышел за стены, прошел по памятным полям к женскому поселку. Он обещал выполнить одно поручение. Ни к чему спрашивать дорогу. Он отлично помнил ее.
Поселок содержался в большем порядке, чем Ральф помнил. Стурл немного рассказал ему об этом: о недавней казни старой вёльвы и о появлении новой. Отношения между ними, признал правитель, хорошие. Женщины-колдуньи даже завели привычку приносить еду и эль жнецам в конце дня. Они ничего не говорят, сказал ему Стурл, качая головой. Ни слова. Просто выходят друг за дружкой, чередой, несут сыр или мясо и напиток, потом возвращаются назад. Друг за дружкой.
Ральф Эрликсон сплюнул на тростник, покрывающий пол в доме правителя.
- Женщины, - заметил он. - Просто играют в свои игры.
Одноглазый пожал плечами.
- Может быть, меньше, чем раньше. - У Ральфа возникло ощущение, что он каким-то образом считает это своей заслугой.
Ответные услуги мужчин стали заметны, когда кузнец подошел к поселку. Забор починен; строения выглядят крепкими, двери висят ровно; поленницы дров уже поднялись высоко, задолго до зимы. Имелись признаки строительства, строили какой-то новый дом.
Женщина в серой тунике по щиколотки наблюдала за его приближением, стоя у калитки.
- Пусть дарует Ингавин мир всем живущим здесь, - произнес Ральф обычное приветствие. - Мне надо кое-что передать одной из вас.
- Мир и тебе тоже, - ответила она и замерла в ожидании. Не открывала калитку.
Ральф переступил с ноги на ногу. Ему не нравились эти женщины. Он смутно пожалел, что взялся за это поручение, но ему заплатили, и задача была несложной.
- Я должен поговорить с женщиной, имени которой не знаю, - сказал он.
К его удивлению, она рассмеялась.
- Ну, так ты не знаешь моего имени.
Он не привык к смеху в поселке ясновидящей. Раньше он дважды бывал здесь, оба раза чтобы поддержать Друзей, пришедших к вёльве за сейтом. Оба раза никакого веселья.
- Тебя когда-нибудь кусал змей? - спросил он и обрадовался, когда она вздрогнула.
- Это та женщина, которую тебе нужно повидать?
Он кивнул. Через секунду она открыла перед ним ворота.
- Подожди здесь, - сказала она и оставила его во дворе, а сама пошла в один из домов.
Он огляделся. Теплый день, конец лета. Он увидел ульи, огород с травами, запертую пивоварню. Услышал пение птиц на стоящих вокруг деревьях. Ни следа других женщин. Он стал лениво гадать о том, где они.