- Нетрудовые доходы, - признался человек в кепке. - А так фининспектор придет, я ему рыбку покажу, вот, пожалуйста. Вы только мне квитанцию дайте, расписку, что два сорок уплатил.
- Уходите немедленно! - возмутился Савич. - Вы жулик!
- Зачем так грубо? Двадцать три тысячи даю. Хорошие деньги. Голый по миру пойду.
- Гони его, - сказала рыбка. - Он мне тоже неприятен.
- Вот видите, - сказал Савич.
- Двадцать четыре тысячи!
- Вот что, - решил Савич. - Чтобы этот человек немедленно улетел отсюда к себе домой. Чтобы и следа его не было. Я больше не могу.
- Исполнять? - спросила рыбка.
- Немедленно!
И человек закрутился в смерчике и пропал. Лишь кепка осталась на мостовой.
- Спасибо, - сказал Савич рыбке. - Вы не представляете, как он мне надоел. Теперь пойдемте ко мне домой, и мы с честью используем оставшиеся желания.
В тот день в городе произошло еще много чудес. Некоторые остались достоянием частных лиц и их семей, некоторые стали известны всему Великому Гусляру. Тут и детский зоопарк, который поныне одна из достопримечательностей города, и история с водкой в водопроводе, и замощенный переулок, и появление в универмаге большого количества французских духов, загадочное и необъясненное, и грузовик, полный белых грибов, виденный многими у дома Сенькиных, и даже типун на языке одной скандальной особы, три свадьбы, неожиданные для окружающих, и еще, и еще, и еще…
К вечеру, к сроку, когда рыбок надо было нести к реке, большинство желаний было исчерпано.
По Пушкинской, по направлению к набережной, двигался народ. Это были и владельцы рыбок, и просто любопытные.
Шли Удаловы всем семейством. Впереди Максим на велосипеде. За ним остальная семья. Ксения сжимала в руке тряпочку, которой незадолго перед тем стирала пыль с нового рояля фирмы "Беккер".
Шел Грубин. Нес не только банку с рыбкой, но и клетку с попугаем. Хотел, чтобы все видели - мечта его сбылась.
Шли Ложкины. Был старик в новом костюме из шевиота, и еще восемь неплохих костюмов осталось в шкафу.
Шли, обнявшись, Погосян с Кацем. Несли вдвоем бутыль. Чтобы не оставлять на завтра.
Шла Зиночка.
Шел Савич.
Шли все другие.
Остановились на берегу.
- Минутку, - сказала одна из золотых рыбок. - Мы благодарны вам, обитатели этого чудесного города. Желания ваши, хоть и были зачастую скороспелы, порадовали нас разнообразием.
- Не все, - возразили ей рыбки из банки Погосяна - Каца.
- Не все, - согласилась рыбка. - Завтра многие из вас начнут мучиться. Корить себя за то, что не потребовали золотых чертогов. Не надо. Мы говорим вам: завтра никто не почувствует разочарования. Так мы хотим, и это наше коллективное рыбье желание. Понятно?
- Понятно, - ответили жители города.
- Дурраки, - сказал попугай ара, который оказался способным к обучению и уже знал несколько слов.
- Теперь нас можно опускать в воду, - произнесла рыбка.
- Стойте! - раздался крик сверху.
Все обернулись в сторону города и оцепенели от ужаса. Ибо зрелище, представшее глазам, было необычайно и трагично.
К берегу бежал человек о десяти ногах, о множестве рук, и он махал этими руками одновременно.
И когда человек подбежал ближе, его узнали.
- Эрик! - сказал кто-то.
- Эрик, - повторяли люди, расступаясь.
- Что со мной случилось? - кричал Эрик. - Что со мной случилось? Кто виноват? Зачем это?
Лицо его было чистым, без следов ожога, волосы встрепаны.
- Я по городу бегал, рыбку просил, - продолжал страшный Эрик, жестикулируя двадцатью руками, из которых одна была слева, а остальные справа. - Я отдохнуть прилег, а проснулся - и вот что со мной случилось!
- Ой, - сказала Зиночка. - Я во всем виновата. Что я наделала. Но я хотела как лучше, я загадала, чтобы у Эрика новая рука была, чтобы новая нога стала и лицо вылечилось. Я думала как лучше - ведь у меня желание оставалось.
- Я виноват, - добавил Ложкин. - Я подумал - зря человека обижаем. Я ему тоже руку пожелал.
- И я, - произнес Грубин.
- И я, - сказал Савич.
И всего в этом созналось восемнадцать человек. Кто-то нервно хихикнул в наступившей тишине. И Савич спросил свою рыбку:
- Вы нам помочь не можете?
- Нет, к сожалению, - ответила рыбка. - Все желания исчерпаны. Придется его в Москву везти, отрезать лишние конечности.
- Да, история, - сказал Грубин. - В общем, если нужно, то берите обратно моего чертова попугая.
- Дуррак, - сказал попугай.
- Не поможет, - ответила рыбка. - Обратной силы желания не имеют.
И тут на сцене появились юннаты из первой средней школы.
- Кому нужно лишнее желание? - спросил один из них. - Мы два использовали, а на одном не сговорились.
Тут дети увидели Эрика и испугались.
- Не бойтесь, дети, - успокоила их золотая рыбка. - Если вы не возражаете, мы приведем в человеческий вид пожарника Эрика.
- Мы не возражаем, - сказали юннаты.
- А вы, жители города?
- Нет, - ответили люди рыбкам.
В тот же момент произошло помутнение воздуха, и Эрик вернулся в свое естественное, здоровое состояние. И оказался, кстати, вполне красивым и привлекательным парнем.
- Оп-ля! - воскликнули рыбки хором, выпрыгнули из банок, аквариумов и прочей посуды и золотыми молниями исчезли в реке.
Они очень спешили в Саргассово море метать икру.
Две капли на стакан вина
Профессор Лев Христофорович Минц, который поселился в городе Великий Гусляр, не мог сосредоточиться. Еще утром он приблизился к созданию формулы передачи энергии без проводов, но ему мешали эту формулу завершить. Мешал Коля Гаврилов, который крутил пластинку с вызывающей музыкой. Мешали маляры, которые ремонтировали у Ложкиных, но утомились и, выпив вина, пели песни под самым окном. Мешали соседи, которые сидели за столом под отцветшей сиренью, играли в домино и с размаху ударяли ладонями о шатучий стол.
- Я больше не могу! - воскликнул профессор, спрятав свою лысую гениальную голову между ладоней. В дверь постучали, и вошла Гаврилова, соседка, мать Николая.
- И я больше не могу, Лев Христофорович! - тоже воскликнула она, прикладывая ладонь ко лбу.
- Что случилось? - спросил профессор.
- Вместо сына у меня вырос бездельник! - сказала несчастная женщина. - Я в его годы минуту по дому впустую не сидела. Чуть мне кто из родителей подскажет какое дело, сразу бегу справить. Да что там, и просить не надо было: корову из стада привести, подоить, за свинками прибрать, во дворе подмести - все могла, все в охотку.
Гаврилова кривила душой - в деревне она бывала только на каникулах, и работой ее там не терзали. Но в беседах с сыном она настолько вжилась в роль трудолюбивого крестьянского подростка, что сама в это поверила.
- Меня в детстве тоже не баловали, - поддержал Гаврилову Минц. - Мой папа был настройщиком роялей, я носил за ним тяжелый чемодан с инструментами и часами на холоде ждал его у чужих подъездов. Приходя из школы, я садился за старый, полученный папой в подарок рояль и играл гаммы. Без всякого напоминания со стороны родителей.
Профессор тоже кривил душой, но столь же невинно, ибо верил в свои слова. У настройщиков не бывает тяжелых чемоданов, и, если маленький Левушка увязывался с отцом, тот чемоданчика ему не доверял. Что касается занятий музыкой, Минц их ненавидел и часто подпиливал струны, потому что уже тогда был изобретателем.
- Помогли бы мне, - сказала Гаврилова. - Сил больше нету.
- Ну как я могу? - ответил Минц, не поднимая глаз. - Мои возможности ограниченны.
- Не говорите, - возразила Гаврилова. - Народ вам верит, Лев Христофорыч.
- Спасибо, - ответил Минц и задумался. Столь глубоко, что, когда Гаврилова покинула комнату, он этого не заметил.
Наступила ночь. Во всех окнах дома № 16 погасли огни. Утомились игроки и певцы. Лишь в окне профессора Минца горел свет. Иногда высокая, с выступающим животом тень профессора проплывала по освещенному окну. Порой через форточку на двор вырывались шуршание и треск разрезаемых страниц - профессор листал зарубежные журналы, заглядывая в достижения смежных наук.
От прочих ученых профессора Минца отличает не только феноменальный склад памяти, которая удерживает в себе все, что может пригодиться ученому, но также потрясающая скорость чтения, знакомство с двадцатью четырьмя языками и умение постичь специальные работы в любой области науки, от философии и ядерной физики до переплетного дела. И хоть формально профессор Минц - химик, работающий в области сельского хозяйства, и именно здесь он принес наибольшее количество пользы и вреда, в действительности он энциклопедист.
Утром профессор на двадцать минут сомкнул глаза. Когда он чувствовал, что близок к решению задачи, то закрывал глаза, засыпал быстро и безмятежно, как ребенок, и бодрствующая часть его мозга находила решение.
В 8 часов 40 минут утра профессор Минц проснулся и пошел чистить зубы. Решение было готово. Оставалось занести его на бумагу, воплотить в химическое соединение и подготовить краткое сообщение для коллег.
В 10 часов 30 минут заглянула Гаврилова, и Минц встретил несчастную женщину доброй улыбкой победителя.
- Садитесь. Мне кажется, что мы с вами у цели.
- Спасибо, - растроганно сказала Гаврилова. - А то я его сегодня еле разбудила. В техникум на занятия идти не желает. А у них сейчас практика, мастер жутко требовательный. Чуть что - останешься без специальности.